Интервью с Анной Ривиной, руководителем проекта «Насилию.нет», – часть проекта Агентства социальной информации, Благотворительного фонда В. Потанина и «Группы STADA в России». «НКО-профи» — это цикл бесед с профессионалами некоммерческой сферы об их карьере в гражданском секторе. Материал кроссмедийный, выходит в партнерстве с порталом «Вакансии для хороших людей» и изданием «Афиша Daily».
Свобода слова — не пустой звук
Расскажи, с чего ты начинала профессиональную карьеру? Ты работала в Союзе журналистов?
Если быть точной, то я работала в здании Союза журналистов. Училась международному праву в Российском государственном гуманитарном университете. Мне было очень скучно и я подумала, что нужно срочно искать что-то, к чему я могла бы прикладывать свою энергию, потому что сидеть на лекциях было тяжело.
Мне было 18 лет и моя семья была против: я училась на дневном, и они были уверены, что я должна нормально доучиться. Но я сказала, что если мне не дадут заниматься своим делом, пойду работать в скейтшоп, заплету себе дреды и буду продавать кеды и скейтборды. В итоге родные услышали мой порыв. Так я попала в Общественную коллегию по жалобам на прессу, которую возглавляет Михаил Александрович Федотов. В течение шести лет я была ответственным секретарем коллегии и помогала ему по разным делам. Эта работа меня многому научила: организация занимается журналистской этикой, и моя диссертация была посвящена информационным спорам. Но в какой-то момент я поняла, что это все-таки не совсем мое. Хотелось больше действий.
Чему ты там научилась?
В первую очередь я научилась тому, насколько аккуратным нужно быть с информацией, что слова — это не просто слова, насколько высоким должен быть уровень требовательности к себе, аккуратность. Приходилось делать абсолютно разные вещи: анализировать законопроекты, общаться со СМИ в очень спорном контексте, разбираться с жалобами сугубо политического свойства: например, когда господин Жириновский жаловался на господина Караулова или Сергей Железняк — на МК из-за «политической проституции». Это было интересно, но очень далеко от того, чем в то время занимались мои ровесники. Мои друзья сидели в молодых редакциях и проектах, делали что-то веселое. А большинству моих коллег было за 50-60 — это совсем другой статус, другая энергия, скорость самой организации. Я все время чувствовала себя маленькой девочкой.
Но был и другой опыт: оставаясь работать в коллегии, я пошла на стажировку в международную организацию «Трансперенси Интернешнл-Россия», а потом осталась там на год. Даже была директором третьей летней антикоррупционной школы.
До кого ты «выросла» в коллегии?
С чего и начала — до ответственного секретаря, но стала членом президиума коллегии и была редактором сайта. Все остальные 50 членов избираются голосованием, в котором могут принять участие все СМИ и НКО, выдвинувшие своих кандидатов. По сути, я не работала по специальности как юрист. Это немного угнетало, но для меня свобода слова всегда была не пустым звуком.
Коллегия — это орган медиации: к нам приходили две стороны, излагали аргументы, а потом эксперты выносили вердикт по поводу того или иного информационного спора. Иногда мне кажется, что, проработав там столько лет, я до сих пор в этом ничего не понимаю.
«Я точно знаю, что слабого нужно защищать»
Как ты поехала учиться в Израиль?
В 2011-2012 году всех захватила волна протестов — это не прошло мимо меня. Я была свидетелем по делу 6 мая, хотя в тот день меня даже не было в стране, но это не помешало притянуть за уши. У меня дома были обыски в семь часов утра, допросы в СК, забирали загранпаспорт и компьютер, который потом так и не вернули. Было неприятно, грустно и смешно одновременно, когда следователи пытались выпытать у меня то, чего я и знать не могла. Им казалось и кажется, что все делают что-то по наветам Госдепа. Эта история не отвратила меня от гражданской активности, но я поняла, что мне во всем этом очень тяжело. Надо было что-то менять.
И я поехала в Израиль. На тот момент там жили мои любимые дедушка и бабушка. Я поступила в магистратуру на политологию, изучала новую дисциплину, новую страну, новых людей, а еще была рядом с близкими людьми. И одновременно дописывала свою диссертацию по информационному праву на кафедре ЮНЕСКО в Высшей школе экономики.
Почему ты выбрала политологию?
Мне очень хотелось ответить для себя на вопрос: что же делать с конфликтом на Ближнем Востоке? Но, закончив магистратуру, я так и не нашла ответ.
Я бы не смогла стать хорошим политологом еще и потому, что очень наивно смотрю на политиков и политические процессы, не умею просчитывать и не разбираюсь в политических интригах — все, что касается политтехнологий, не укладывается в моей голове. В итоге у меня есть диплом юриста, я — кандидат юридических наук, но не ощущаю себя юристом, есть степень по политологии, но не могу назвать себя политологом, а вот правозащитная, общественная деятельность — это мое. Я точно знаю, что слабого нужно защищать и отстаивать его честь и права.
Не маргинальные проблемы
Как ты узнала о проблеме домашнего насилия?
Почти случайно. Зимой 2015 года я прочла колонку Анны Жавнерович. В тот момент я поняла, что в Израиле, если заходишь в дамский туалет в больнице или на пляже, можешь найти телефон организаций — на случай, если тебе нужна помощь. В России я такого никогда не видела. Когда я пыталась найти хоть что-то в интернете, то видела абсолютно разрозненные статьи, без структуры и четкого объяснения, что делать. Меня это очень удивило. Тогда мне захотелось найти организацию, которая занимается проблемой домашнего насилия, начать там работать. Но оказалось, что даже узнать о существовании таких организаций не так уж и легко.
Почему тебя так поразила проблема домашнего насилия?
Потому что я поняла, что это касается не только маргиналов. Раньше в моей жизни такого просто не было. Я не понимала специфику этой проблемы. А тут я прочла о том, что Аня несколько лет встречалась со своим молодым человеком-хипстером, все было прекрасно, но в тот день, когда они решили расстаться, он ее избил. Я была в шоке от увиденных фото, я смогла поставить себя на ее место.
Меня возмутило не то, что в мире есть плохие люди, которые делают плохие вещи. Меня возмутило отношение людей и правоохранительной системы: по мнению многих, в этой ситуации была виновата сама пострадавшая.
В тот момент ты надела плащ Супермена и вылетела из Израиля в Россию?
Все примерно так и было. Я смотрела увидела интервью Мари Давтян, о которой я на тот момент ничего не слышала. Из интервью я узнала, что она адвокат. На тот момент Мари защищала девушку, которую изнасиловал полицейский и у которой не приняли заявление, потому что она пришла подавать его в то отделение, где этот полицейский работает. Я нашла Мари в Facebook и написала ей наивное сообщение: «Здравствуйте, я юрист, ничего не знаю про домашнее насилие, но очень хочу этим заниматься». Через несколько месяцев вернулась в Россию, и мы встретились.
Мари работала (и работает) в Консорциуме женских неправительственных объединений. Но у них не было ресурсов на то, чтобы взять меня на работу. Тогда я поняла, что легче сделать свое, чем сидеть и ждать, когда тебя позовут. Вот мы с Мари и создали проект «Насилию.нет».
В тот момент я не знала о других организациях, которые занимаются темой насилия: о центрах «Сестры», «Анна». Сейчас это уже не так, конечно. Но тысячи людей, которым прямо сейчас нужна помощь, до сих пор не знают об этих организациях.
Проблема, о которой молчат
Тебя быстро начали приглашать на радио и телеканалы, чтобы говорить о теме насилия. Тебя это удивило?
Скорее нет. Проблема в том, что о домашнем насилии в СМИ особо говорить никто и не хочет. Сейчас обсуждений стало намного больше, но все равно основные говорящие головы — это Мари Давтян, Алёна Попова и я. Мы такие собаки, которые каждый день лают. Есть еще Марина Писклакова-Паркер, которая возглавляет центр «Анна», но она слишком долго этим занимается, чтобы продолжать ходить и повторять журналистам одно и то же.
Как начиналась работа проекта «Насилию.нет»?
25 ноябрь 2015 года: мы не были зарегистрированы как организация. Мы просто сделали лендинг, в который записали статистику по насилию и куда я ежедневно заливала новости о том, кто, где и кого побил или убил. Потом мы выпустили мобильное приложение. Нам помогли собрать средства на оплату услуг IT-специалистов.
У нас не было никакого пиара, я написала о запуске приложения у себя в Facebook. Это было в августе 2016 года, в первый же день было больше 60 публикаций в разных СМИ по стране.
Это помогло понять, насколько важна и востребована тема, как по ней мало информации. Я долго ждала, когда мы выиграем какой-нибудь грант, чтобы сделать полноценный сайт. Этого не случилось: сайт мы делали своими силами и за свои деньги — и запустили его через пару месяцев после приложения. Но у нас опять была большая поддержка в СМИ, нами начали интересоваться люди.
Можешь сказать пару слов о том, что происходит с законодательством о домашнем насилии?
В России нет статистики по домашнему насилию, потому что нет отдельного закона, который бы регулировал эту проблему. А если нет закона о домашнем насилии, то нельзя подсчитать то, чего не существует. Такой закон уже есть везде, он есть во всех соседних с Россией странах, кроме Узбекистана. Большое число женщин сидят за умышленное убийство, хотя это была самооборона.
Затем — декриминализовали побои в семье. Можно сказать, что за время нашей работы в плане законодательства все стало только хуже.
Но и до декриминализации побои были делом частного обвинения. Пострадавшая должна самостоятельно доказывать вину обидчика в суде, а еще это позволяет ей на любом этапе забрать свое заявление. В итоге на заявившую женщину начинают давить со всех сторон: «Зачем твоим детям отец-уголовник?» Сами полицейские не хотят брать, потому что она придет и заберет свое заявление, когда жалко станет. Из-за этого большинство дел не доходит до суда, а 70-80% случаев и вовсе остаются в тени. Женщинам стыдно об этом заявлять, и считается, что она сама виновата. Мало того, что у нас недостаточно правовых механизмов, не работают даже те, что есть.
Стигме — нет
Затем ты стала исполнительным директором фонда «СПИД.ЦЕНТР». Расскажи, как это произошло?
Это произошло через месяц после запуска приложения. От деятельности по борьбе с насилием я ничего не зарабатывала: защитила диссертацию и нужно было выйти на постоянную работу.
Я давно с интересом следила за главой фонда «СПИД.ЦЕНТР» Антоном Вячеславовичем Красовским. Мы были не знакомы, но он искал сотрудников в фонд. Я написала в Facebook, что мечтаю с ним работать и до сих пор рада, что поступила так. Работа в фонде многому меня научила. Благодаря этому опыту, в том числе я набралась смелости превращать «Насилию.нет» в большую организацию.
Ты до этого знала что-то о ВИЧ?
Я даже не знала разницы между ВИЧ-инфекцией и СПИДом. Ни разу в жизни не сдавала тест на ВИЧ — это было очень легкомысленно. Чтобы въехать в тему я сначала взялась за книжки, конспектировала, рисовала таблицы. Потом поехала знакомиться с ВИЧ-сервисными организациями: «Шаги», фондом Андрея Рылькова. Узнала много вещей, которые в целом помогли мне расширить границы сознания.
Из мира «Дайте нам независимые СМИ, выборы и демократию» я попала в мир «Дайте нам таблетки, иначе мы умрем».
Во время работы в СПИД.ЦЕНТРе я узнала и стала на разных площадках рассказывать про такие новые для себя вещи, как ВИЧ, стигма, секс-работницы, наркопотребители. Это те люди, которых мы привыкли не то что не замечать, а скинуть в некое гетто, где они должны сами разбираться со своими проблемами.
В фонде я была первым наемным сотрудником и не было четкого понимания, что делать и как — это было очень интересно. В итоге, не без моего участия, удалось собрать крутую команду, сделать много важнейших вещей. Мы запустили лекторий на тему ВИЧ и смежных проблемах, группы поддержки, арт-терапию и многое другое. Я была исполнительным директором — это научило меня большой ответственности и самостоятельности. Здесь я уже не чувствовала себя маленькой девочкой — больше не выполняла четкие инструкции, а придумывала и делала то, что должно работать.
Если опираться на научные данные, то домашнее и сексуальное насилие прямо связано с темой ВИЧ?
Да, это правда. Мое самое первое выступление о домашнем насилии прошло на конференции по ВИЧ в начале 2016 года. И сайт СПИД.ЦЕНТРа стал первой площадкой, где было написано «Анна Ривина, эксперт по теме домашнего насилия». Я тогда не представляла, что через полгода буду работать с фондом. Это была судьба.
Я очень много узнала об этом и теперь могу четко, оперируя фактами, рассказать, например, почему женщина, которую бьет и насилует муж, не может нормально принимать терапию и рискует передать ВИЧ своим детям. И вообще, женщины намного более уязвимы к ВИЧ.
Почему ты ушла из фонда?
Я все же человек без медицинского образования. Социальные и правовые изменения меня интересуют больше, чем вещи, которые связаны со здоровьем. В какой-то момент я поняла, что на моем месте должен быть более подходящий человек. Я сделала для фонда все, что я могла, и решила, что пора идти дальше. И сосредоточилась на проекте о насилии.
У тебя уже появилась команда?
Сейчас мы закончили наш первый и единственный проект по гранту. В этом проекте у меня была лучшая команда. Вся остальная деятельность — только волонтеры. Для меня человеческий настрой и желание — это ключевое. Мне пишут каждый день, очень многие хотят помогать — это ценно. Людей, с которыми я сейчас работаю, я собирала как ювелир — пинцетом. Сейчас я очень надеюсь, что, наконец, появится возможность платить зарплаты. Мы перейдем к оплачиваемой работе — это будут другие темпы и другие задачи.
Многие люди хотят работать с тобой бесплатно. Это придает тебе уверенности в том, что выбрала правильное дело?
Я думаю, что занималась бы темой насилия, даже если бы у меня не было такой поддержки. Но, конечно, я очень благодарна и своим лучшим в мире волонтерам, и СМИ, которые каждый день звонят, зовут, спрашивают, привлекая внимание к проблеме. Когда я прихожу куда-то и представляюсь, у всех начинают сыпаться какие-то истории, мысли, идеи. Это поддержка и благодарность дают возможность делать что-то дальше.
Сейчас ежедневную работу выполняю только я. Но я всегда знаю, что могу рассчитывать на помощь тех, кто сфотографирует, напишет, поправит на сайте глюк, переведет текст.
Могу рассказать про мою гордость, Лизу Смородину, она пришла студенткой журфака с очень решительным настроем, вместе с ней мы делали проект «Мужчины против насилия», а потом я возложила на нее намного больше ответственности в нашем новом проекте «Видеоинструкции для пострадавших от насилия», который мы представили 1 июня, в День защиты детей. Лиза вела проект, я только пристально следила, ругалась или хвалила. Потом она представила его при поступлении в магистратуру журфака МГУ и получила самый высокий балл. Не это ли счастье?
Из любителей в профессионалы
Сложно было зарегистрировать «Насилию.нет» как НКО?
Да. Мы получили от Минюста два отказа, поэтому переходим к активным действиям гораздо позже, чем я планировала. Отказы были абсолютно формальными, но каждый раз это занимало много времени, сил, рушило все планы. Статус НКО позволяет делать многое, что мы не могли бы без него.
В какой-то момент я уже в сердцах хотела все бросить: если сейчас нас не зарегистрируют — значит это знак свыше, нужно все-таки заплетать дреды и идти продавать кеды. Но в третий раз нас зарегистрировали.
Сейчас мы начнем собирать пожертвования. С их объемами могут быть трудности, но я верю в поддержку. В любом случае просить деньги у государства мы не планируем.
Почему?
Во-первых, потому что мне очень дорога независимость в плане высказываний и позиции. Сегодня мы пытаемся объяснить государству, что нам нужно принять закон о домашнем насилии. Государство обязано защищать жизнь и здоровье граждан. Но многие наши взгляды не разделяют, не признают проблему. Иногда еще и пишут статейки о том, что мы подрываем устои русской семьи, ведь «бьет, значит любит». Я не вижу себя на баррикадах, но сегодня мы — оппоненты государству.
Женские права в российском контексте до сих пор не воспринимаются как права человека.
Да и вообще, я считаю правильным работать, ощущая поддержку людей, а не одного донора. Уровень финансовой поддержки — важный показатель.
Когда ты рассказываешь о насилии, тебе часто приходится «обороняться»?
Я часто готовлюсь обороняться — и расслабляюсь, когда не приходится этого делать. К сожалению, так бывает не всегда. Вчера я была на эфире «Комсомольской правды». Один из слушателей написал, что «этих тупых кур надо бить нагайками». Бывает очень трудно сдержаться.
Тяжело, когда журналисты задают одни и те же вопросы. Я чувствую себя как автоответчик: «Что такое охранный ордер», «А почему бьет — не значит любит?» Я не отказываюсь, рассказываю обо всем, но это выматывает. Очень рада, когда получается поговорить о смежной теме, о чем-то новом. Недавно я начала рассказывать о том, как отличить домогательства от флирта.
Какие проекты вы уже воплотили и что в планах?
Самое главное — объяснить людям, что они не пустое место, у них есть права.
В первую очередь, это нужно объяснять женщинам. Но это, увы, очень долгосрочная цель. Помимо запуска сайта и приложения мы запустили проект «Мужчины против насилия». Мы призвали Госдуму принять кодекс депутатской этики.
1 июня запустили видеоинструкции для тех, кто столкнулся с насилием. Это первый проект, где финансовую помощь мы выиграли в конкурсе «Мемориала» для низовых инициатив. На базе «Насилию.нет» готовится проект о насилии над мужчинами — в Питере недавно появился первый центр для мужчин, а в Москве пока ничего подобного нет, будем учиться у коллег.
Когда у нас появятся деньги и офис, запустим лекции, группы поддержки. Будем оказывать юридическую и психологическую помощь пострадавшим. Хотим создать всероссийскую сеть помощи пострадавшим. Еще собираемся делать школу общественного защитника: ребята будут ходить вместе с пострадавшими в полицию и в суд. Мы хотим делать юридические клиники на базе разных вузов — планов очень много. Ну и, конечно, социальные кампании со звездами, чтобы проблему делать видимой.
Что ты можешь посоветовать тем активистам, которые сейчас также собираются стать профессионалами НКО?
Верьте себе и делайте то, во что верите. Если выполните два этих правила — вас обязательно поддержат. Я это точно знаю.
«НКО-профи» — проект Агентства социальной информации, Благотворительного фонда В. Потанина и «Группы STADA в России». Проект реализуется при поддержке Совета при Правительстве РФ по вопросам попечительства в социальной сфере. Информационные партнеры — журнал «Русский репортер», платформа Les.Media, «Новая газета», портал «Афиша Daily», онлайн-журнал Psychologies, портал «Вакансии для хороших людей» (группы Facebook и «ВКонтакте»), портал AlphaOmega.Video, Союз издателей «ГИПП».
