Интервью – часть проекта Агентства социальной информации и Благотворительного фонда Владимира Потанина. «НКО-профи» — это цикл бесед с профессионалами некоммерческой сферы об их карьере в гражданском секторе. Материал кроссмедийный, выходит в партнерстве с порталом «Вакансии для хороших людей».
«Держите вашу собаку»
Любовь к животным у вас с детства?
Я всегда любила собак, но родители не разрешали завести. Я росла в не очень дружной семье, и у нас вообще не было домашних животных. Поэтому я проводила время во дворе с уличными собаками — они мне нравились.
Когда вы росли, были ли волонтерские программы помощи животным?
Не было, но я особенно и не интересовалась. У меня не было порыва заниматься благотворительностью, спасти всех животных — я просто их очень любила.
В 18 лет у меня появилась возможность завести собаку. Мне казалось, что животные из приютов — какие-то больные, травмированные, злые, поэтому я поехала смотреть породистого щенка. Но когда я приехала к заводчику, мне стали рассказывать, что цена зависит от количества пятен. Я подумала, что это суперстранно, не стала никого выбирать и на какое-то время оставила эту мысль. А потом моя собака нашла меня сама.
Как это было?
Мне было лет двадцать, я поехала в Люберцы к друзьям, и мы гуляли — просто бродили по улицам и веселились. Вдруг началась какая-то заварушка: бездомные собаки набросились на щенка, была ночь, прохожие этих животных пытались разогнать. И когда щенок вышел из кустов, стало понятно, что его или надо зашивать, или он просто не выживет. Я быстро приняла решение, что нам нужно ехать спасать щенка.
Посреди ночи?
Да, ночь, Люберцы. Тогда еще не было агрегаторов такси, и мы долго пытались вызвать машину, это было похоже на приключение. Мы нашли круглосуточную клинику, приехали туда. Я, рыдая, умоляла ветеринаров спасти щенка. Меня успокаивали и говорили что-то вроде: «Ну ладно, ладно, не начинайте». Щенка заштопали, поставили ему несколько дренажей, меня напоили успокоительным. Я никогда не сталкивалась раньше с такими случаями.
Врач вынес щенка из операционной и сказал: «Держите вашу собаку». Я взяла и поехала с ней домой.
Тогда я ещё жила с родителями, и они довольно агрессивно отреагировали на случившееся, но я была непоколебима. Думаю, если бы тогда меня не пустили домой, я бы ушла с этой собакой. Спустя какое-то время так и случилось, мы вместе переехали.
«Все думают, что в приютах — косенькие, кривенькие»
Жизнь с собакой была такой, как вы представляли себе в детстве?
Я столкнулась с тем, что очень мало образовательной литературы, лекций, курсов, сайтов со структурированной информацией о том, как за собакой ухаживать. Приходилось по крупицам собирать. Когда мы с псом сняли квартиру и стали жить самостоятельно, я совершенно случайно узнала, что рядом есть приют — мы в ветклинике увидели объявление, что собака ищет дом.
И пешочком, через промзону — это был спальный район у МКАД — я дотопала до этого приюта, постучалась в дверь. Охранники открыли мне и перечислили дни для посещений, чтобы я могла вернуться в приют волонтером.
Помощников там было очень мало, человек десять на огромный муниципальный приют, и в основном тетушки в возрасте, а не молодежь. Я стала ходить туда, потому что хотела помочь. И мне понравилось, что собаки там оказались очень общительные и жизнерадостные.
Чем вы занимались в приюте?
Мне выделили вольер с подростками. Я ухаживала за ними, выгуливала их, потому что в муниципальных приютах собаки не выходят на прогулку каждый день. Помню, как в какой-то момент они заболели кожными заболеваниями, и я долго их лечила.
Мне было 22 года, и я тогда работала в крупной дизайнерской студии менеджером. В команде были креативные и отзывчивые ребята. Они узнали, что я хожу в приют, и стали активно мне помогать: кто-то жертвовал деньги, кто-то ездил со мной. Получилось так, что люди в моем окружении стали понимать, что можно помогать собакам и не быть при этом городским сумасшедшим.
Мои коллеги из дизайнерской студии придумали название «Подарок судьбы», логотип, мы сделали сайт и просто стали участвовать в разных фестивалях, на Flacon, на «Пикнике Афиши», и рассказывать всем, что можно стать волонтером в приюте. Людей поражало, что такие красивые девушки в аккуратных беленьких футболках с надписью «Мы знаем, откуда берутся собаки» — это волонтеры в приюте. Потому что у многих был стереотип, что активисты, помогающие животным, выглядят совсем по-другому.
Как думаете, почему такой стереотип существует?
Я думаю, что он отчасти правдив. Раньше и правда волонтерами часто становились люди более взрослые, молодежь этим не увлекалась. Такие же стереотипы существуют о собаках. Все думают, что в приютах — косенькие, кривенькие. Это абсолютно точно не так.
В 2012 году 2 сентября мы впервые провели выставку собак из приюта. Потом мы уже узнали, что такие выставки проводились в Штатах, но в России ничего подобного никто не видел, и людей этот формат очень удивил. Мы провели мероприятие в Парке Горького без вложений в рекламу, и у нас были сотни гостей, благодаря расшариваниям в соцсетях.
Что удивляло людей?
То, что мы делаем это красиво! Мои знакомые дизайнеры помогли мне сделать очень стильные макеты. Это было совсем не похоже на то волонтерство, к которому привыкли люди, когда обязательно на разрыв, с болью и жалостью. Все собаки приехали очень красивые, к нам пришли блогеры. Тогда еще был ЖЖ очень развит, и о нас появились репортажи.
Люди писали в комментариях, что это какой-то развод: не могут в приюте жить такие красивые собаки.
Тогда абсолютно точно стало понятно, что людям необходимо показывать реальных собак из приюта, чтобы они убедились: бездомные животные классные и их совершенно точно можно взять в семью. И это будет приятно не только псу, но и тебе.
На той выставке мы пристроили восемь собак, все они до сих пор дома. И хоть прошло много лет, фонд давно вырос из волонтерского движения в сильную организацию, но с теми первыми хозяевами у нас сложились очень дружеские отношения.
Боли всегда больше, чем сил
Чем занимался «Подарок судьбы» после той крупной выставки?
Мы стали делать такие выставки, и настолько быстро вся работа «Подарка судьбы» масштабировалась, что со временем она стала отбирать сначала мою личную жизнь, потом мое рабочее время. Кроме того, я подбирала животных с улицы, продолжала волонтерить в приюте, и в какой-то момент ресурса не осталось ни на что вообще — не то что на себя.
Как вы выходили из этого состояния?
Это закончилось трагично. Я поехала отвозить одну из своих подопечных собак в новый дом поздно вечером, и на обратном пути меня сбила машина, я оказалась в больнице на долгий срок.
Мне повезло, что у врачей получилось собрать меня заново. У меня были множественные переломы. Потом долгое время заняла реабилитация – я училась заново совершенно базовым вещам, например ходить.
Работа «Подарка судьбы» тогда приостановилась?
Нет, я продолжала заниматься проектом, но удаленно. В тот момент ко мне постепенно стала приходить мысль, что если я буду так же работать на износ, то ничем хорошим это не закончится.
Как вам кажется, люди из НКО часто допускают эту ошибку?
Да, для благотворительности это частое явление. Ты не можешь остановиться, потому что боли всегда больше, чем твоих сил.
Я наконец поняла, что нужно не просто пристраивать собак, но и делать образовательные программы. Во время реабилитации я жила в Индии три месяца, мои собаки остались в Москве с друзьями. Когда я вернулась, первое, что мы сделали, — организовали лекцию под названием «Человек собаке друг» о том, что такое приюты, как стать волонтером и помогать. Мы хотели постепенно привлекать в эту сферу новых людей и учить их помогать животным совершенно по-другому.
Пока вы были в больнице, Чаплин тоже оставался с друзьями?
К тому моменту у меня была еще и девочка Рошель. Это была собака, которую я пристроила одной из первых, когда была волонтером. Но волонтером я была очень зеленым и плохо понимала, как нужно передавать собак новым хозяевам. Более опытные говорили мне: «Отдавать нужно всем и всегда, потому что это единственный шанс для собаки». Мы отдали Рошель в не очень благополучные руки. Своих мозгов мне хватило для того, чтобы контролировать этих хозяев и дать телефон соседям. Спустя год мне позвонили и сказали, что собака брошена.
Неделю Рошель жила у меня, ее многие хотели взять к себе. Она очень красивая и ласковая. Но чем больше я встречалась с людьми, которые планировали ее взять, тем меньше хотела отдавать ее кому-либо. Я думала, что с двумя собаками я не справлюсь, но потом оказалось, что две собаки — ничуть не сложнее, чем одна.
Благодаря тому, что Чаплин был хорошо воспитан, Рошель всё просто повторяла за ним. Пока я была в больнице, с собаками по очереди гуляли мои друзья. Но я торопыга, и как только мне разрешили врачи, сразу начала ходить. Я вернулась домой и стала выгуливать собак на костылях — они у меня правда воспитанные.
Какие планы у вас появились после возвращения из Индии?
Когда я вернулась из Индии, мне нужно было ходить на работу, чтобы кормить себя, продолжать снимать жилье, воспитывать собак — и по уровню занятости всё вернулось на круги своя. Физически ходить постоянно в приют мне было уже тяжело, поэтому постепенно я стала передавать свои вольеры новым волонтерам и сфокусировалась на «Подарке судьбы» — проекте, который может помогать животным системно.
Я обратила внимание, что кураторы на наших выставках отдают собак так же, как когда-то учили меня — то есть всем подряд. И мы начали много времени уделять образовательным мероприятиям. Мы разработали свою систему собеседований и обучающие программы для кураторов: как ухаживать за собаками в приюте, как адаптировать пса к дому, что делать, если нашел собаку на улице. И главное, как ее эффективно пристроить — не побыстрее, а навсегда.
В 2019 году фонд «Подарок судьбы» разработал юридически значимый договор на передачу собаки/кошки в семью.
Еще у нас появился такой формат как «гавпати» — встречи домашних собак, которых взяли из приюта.
И всё это время вы продолжали ходить на свою основную работу?
Да, конечно. Основная работа у меня оставалась до 2016 года, и я продолжала совмещать ее со своим благотворительным проектом. Когда я легла в больницу, потому что нужно было вытащить железный штифт из кости, я вдруг посмотрела на свою жизнь со стороны и увидела: всё идёт по старому сценарию, я опять не успеваю отдыхать. Пришло время делать выбор: или работа, или «Подарок судьбы».
Было много сомнений, потому что я не знала, смогу ли найти зарплаты для команды и могу ли сама получать деньги за «доброе дело» — ведь у меня, как у любого человека, есть потребности: нужно снимать квартиру, кормить себя, собак.
НКО — это партнер на рынке
Как вы сделали выбор в пользу фонда?
На самом деле нам ужасно повезло: помог меценат, который просто пришел к нам на выставку и восхитился качеством. Этот человек удивился, что у нас нет никакой боли, нет ощущения, что тебя сейчас схватят и заставят куда-то ехать убирать вольеры. Он нам сказал: «В первый год, пока вы не встанете на ноги, я готов вам помогать финансово, платить зарплату для сотрудников и арендовать для вас офис».
Круто!
Да, это была огромная удача. Мы вставали на ноги, размышляли: кто мы, что будем делать и как это всё выживет? У меня был опыт управления проектами, но в дизайне и в сфере digital. Я совершенно не представляла, как руководить благотворительной организацией, решать юридические вопросы, вести бухгалтерию. Но за первые годы мы поняли, как и куда мы хотим идти, как построить прозрачную структуру. Мы научились собирать рекуррентные платежи, общаться с аудиторией, работать с партнерами.
Сколько у вас человек в команде?
У нас не очень большой штат сотрудников, примерно 10-12 человек, почти все работают на удаленке, кто-то совмещает это с другой работой. Также у нас есть близкий круг волонтеров, человек двадцать, которые помогают нам безвозмездно на постоянной основе: в основном это дизайнеры, копирайтеры, IT-специалисты, и есть и ребята, которые регулярно помогают в офисе и на акциях, руками.
Здорово, что человек, который хочет помочь фонду, может не только гладить собачку, но и системные задачи решать.
Если честно, наши волонтеры вообще не могут «прийти погладить собак», если только на акциях и то урывками. Когда «Подарок судьбы» вырос и перестал быть проектом внутри одного приюта, то вся наша работа стала работой с системой: мы сотрудничаем с приютами и кураторами, с партнерами и новыми хозяевами, но сами мы не содержим собак, не подбираем их с улицы.
К примеру, в выставках участвуют до 20 приютов: вся работа по организации, обучению, пиару – на нас, доставить собак и контролировать их на выставке должны уже приюты. На акции #мешокдобра мы собираем гуманитарную помощь для собак. Приютам же остается только принять помощь и прислать фото.
Поэтому наша работа – это «скучная рутина», а не обнимашки с собаками, как многие себе представляют. Но зато с нами на работу ходят наши питомцы, и это сильно повышает мотивацию и работоспособность!
В чем главная сила «Подарка судьбы» как фонда сейчас?
Сейчас у нас накопился огромный опыт и экспертиза: мы хорошо понимаем и приюты, и хозяев, у нас огромная база данных, инструкций: что делать, если нашел животное, как его пристроить, как взять питомца домой. Мы стараемся делать больше обучающих программ, передавать эти знания людям: готовим лекции о ветеринарии, о воспитании собак и кошек.
Глобально задача нашего фонда – это не только пристроить животных в семьи, помочь приютам, но и научить наше общество ответственному отношению к питомцам. Показать, что дворняги – это не второй сорт, а достойные, здоровые, красивые, умные животные.
Следующий для нас шаг – филиал фонда в Санкт-Петербурге, а позже масштабирование опыта на другие регионы.
Отношение к бездомным животным в Москве и в регионах — разное?
Около 10-12 лет назад, когда я нашла свою собаку, дворняжку, мне могли сказать: «Видимо, на породистую денег не хватило». Сейчас, конечно, в Москве совсем другое отношение. Собака из приюта – это уже не стыдно, и люди относятся к этому с одобрением.
Надеемся, что нам удастся изменить отношение и в других городах нашей страны. Хоть нам и непросто масштабировать работу, потому что для нас крайне важно качество ивентов. Как я сказала в самом начале, мы всё делаем очень красиво и достойно, именно это когда-то зацепило людей.
В России еще не привыкли, что благотворительность может быть и такой: в удовольствие, с ощущением собственной значимости, а не с намерением «сорвать последнюю майку с себя».
Мы много говорим о том, что помогать тоже нужно уметь в меру, чтобы это было долгосрочно и эффективно, а не эмоционально и коротко. Это важная часть нашей работы: мы вдруг осознали, что не просто помогаем животным, но и в целом развиваемся в новом сегменте — в благотворительности.
Насколько серьезно люди готовы относиться к НКО?
Очень многие компании в России не понимают, что такое благотворительность и как с ней работать. Например, у нас мероприятие на пять тысяч гостей в центральном парке города, очень хорошая проходимость, мы ищем спонсоров, чтобы они могли интегрировать свою рекламную активность. Но компании не понимают, что это партнерские отношения, часто воспринимают наше предложение как безвозмездную помощь и сразу отвечают: «Ой, мы не занимаемся благотворительностью».
Мы своим примером доказываем, что НКО – это достойный партнер на рынке, с которым можно выстраивать коммерческие отношения. Многие боятся, что мы просто сердобольные ребята, неорганизованные, непрофессионалы. Но всё ровно наоборот. Мы стараемся брать на работу людей, ориентируясь на их профессиональные качества. Конечно, нам важно, чтобы они еще и любили животных, но в первую очередь они должны быть хорошими сотрудниками, умеющими выполнять нужную работу.
Приют — лучше, чем улица
Можете рассказать, как обстоят дела с приютами в Москве и Московской области? В СМИ часто встречаются страшные истории о бездомных собаках, за которыми никто не ухаживает.
Если честно, я очень предвзято отношусь к новостям и СМИ. Какое бы мы классное и радостное событие ни делали, приглашенные СМИ всегда хотят увидеть в нем боль. Например, у нас есть классная выставка, где мы пристроили 50 собак, и это ведь отличная новость! Но журналисты все равно просят какую-то трагедию, говорят: «Можно мы расскажем, как собаку переехала машина?» Я не смотрю телевизор, а всё, что мелькает в новостях в сети, делю на два.
Фото: София Меликова/АСИ 
Фото: София Меликова/АСИ 
Фото: София Меликова/АСИ 
Фото: София Меликова/АСИ 
Фото: София Меликова/АСИ
Да, стоит признать, что в приютах не всегда классно, но это лучше, чем улица: собаку не собьет машина, она не умрет от голода. К тому же, лично я не знаю приютов, в которых нет волонтеров. Так что приют – это всегда шанс найти дом, а улица – шанс погибнуть. Приюты неидеальны, но вместо того чтобы хайпить на этом, я выбираю просто еще лучше делать свою работу: помогать приютам, учить кураторов и хозяев правильно ухаживать за животными, призывать людей не выгонять собак на улицу, менять мышление людей.
В пандемию действительно животных стали больше забирать?
Нет, мне так не показалось. Но мы не поддерживали акции, на которых животных отдавали в семьи без собеседования и привозили сразу домой. Это противоречит тому, что мы пытаемся донести, что если ты берешь собаку или кошку, это должен быть осознанный шаг. Брать животное без знакомства с ним — очень опрометчиво в любое время, но сейчас, наверное, особенно. Потому что сейчас нестабильное время, большинство людей в мире потеряли уверенность в завтрашнем дне. И это не может не сказываться на психике людей, все эмоционально подвижны.
Конечно, есть счастливые истории, когда человек быстро принял решение и забрал «свою» собаку. Моя история с Чаплиным тому подтверждение. Но если есть возможность осознанно принять решение, пройти собеседование с куратором, то лучше так.
То есть не стоит брать собаку потому, что у тебя ненадолго освободилось время.
Да, и ведь потом, когда хозяин после самоизоляции возвращается на работу, собака может начать буянить — она не привыкла быть одна и не понимает, что произошло. У нас даже на выставках зоопсихологи не рекомендуют брать отпуск, чтобы «посидеть с собакой дома», а рекомендуют сразу включать собаку в «рабочий режим». Так ей будет проще адаптироваться и сразу принять новые правила жизни.
К сожалению, существует много мифов и стереотипов у людей, как вести себя с собакой, но эти довольно добрые побуждения человека могут привести к плохому поведению собаки. Так и получается, что ведет себя плохо собака, а виноват в этом хозяин, поэтому часто зоопсихологи и кинологи работают именно с людьми, а не с животными.
Не забыть о себе
Как вы проводите время, свободное от работы?
Когда я не работаю, я очень люблю гулять, встречаться с друзьями, ходить в театр и кино например. В последние годы я стала путешествовать на машине со своими псами, сначала мы гоняли по России, потом по Европе. В одну из таких поездок мы нашли мою третью собаку — Боню. Теперь живем и путешествуем расширенным составом!
В этом году снова ездили на север – через Питер и Карелию доехали до Мурманска и Северного Ледовитого океана, а в следующем очень надеемся снова умчать в Европу к Атлантическому океану.
Как вы сейчас чувствуете себя, управляя НКО? Часто выгораете?
Я никогда не думала, что все сложится так, и никогда не мечтала заниматься благотворительностью профессионально. Я очень рано пошла работать от необходимости, мне нужно было получать деньги, чтобы обеспечить себя, а после и своих собак.
Я думаю, что сейчас на рынке мой опыт стоит раза в полтора-два дороже, чем я получаю в фонде, но в целом мой текущий доход меня устраивает. Как минимум, он позволяет не думать, что поесть и как оплатить жилье. К тому же, мне важно, что моя работа имеет ценность и смысл.
Тем не менее, выгораю я очень часто, у меня подвижная психика. Я слишком много тружусь, не успеваю отдыхать, часто сама себя загоняю до состояния нервного срыва.
Как с этим справляться?
Я работаю с психотерапевтом уже не первый год, постоянно напоминаю себе о необходимости отдыха. Чем больше я работаю над этим, тем больше виден результат. Я всё чаще разрешаю себе быть человеком, а не директором НКО, который должен сделать всё и даже больше, — как показала практика, так и я эффективней.
Я поняла, что от моего физического и психологического состояния зависит работа фонда, поэтому быть в норме и в ресурсе и транслировать такой подход к работе на всех сотрудников — это одна из моих задач.
Кстати, именно поэтому в обучающих программах для кураторов у нас есть отдельный блок по психологии, который призван научить их не забывать о себе.
Основной бюджет фонда – это частные пожертвования или донорство с компаний?
Сейчас это рекуррентные платежи. Это основной доход, который позволяет выплачивать зарплату сотрудникам и покрывать постоянные расходы: аренду помещения для работы, хостинги и сайты. Мы долго не могли себе позволить тратить средства. Если возникала необходимость купить какое-то программное обеспечение, мы долго «жались», но потом поняли: это упрощает работу и делает ее эффективнее. Это отдельный пункт для всех НКО.
У нас пока не очень развит фандрайзинг. Но мы хорошо общаемся со «Старость в радость», «Ночлежкой» и стараемся их опыт применить у себя.
Далеко не многие фонды могут себе такое позволить — жить на пожертвования. В кризисные времена люди отписываются от регулярных платежей. Как у вас получается удержаться?
Я не знаю, чем закончится этот кризис. Но благодаря спонсорским интеграциям мы смогли накопить себе на подушку безопасности. Мы стараемся устраивать благотворительные акции. Например, наши друзья передают нам уникальные вещицы с символикой фонда, и мы устраиваем аукционы. Так получилось, что благодаря тому, что мы долго и упорно делали наше дело хорошо и красиво, у нас сформировалась база людей, которым мы по-настоящему близки.
