Почти 40 лет назад, в 1984 году, в деревне Бубоницы Тверской области поселилась семья биологов Пажетновых.
Старший, Валентин Сергеевич, к тому времени уже много лет работал в Центрально-Лесном государственном заповеднике, изучал поведение бурых медведей. Пажетнов первым в мире сделал открытие: не мать учит медвежат добывать пищу и строить берлогу, а природа, инстинкты.
Валентин Сергеевич вместе с женой Светланой, сыном Сергеем и биологами создал методику выращивания медвежат-сирот для их выпуска в дикую природу и основал некоммерческую организацию — Центр спасения медвежат-сирот. Сначала осиротевшие медвежата живут в теплом домике, где их кормят каждые два часа. Летом – бегают по огромному вольеру, дерутся, играют, лазают по елкам и тоннами едят свежие яблоки. Потом биологи открывают двери вольера, и медведи понемногу выходят осваивать лес, но еще возвращаются к кормушке. В сентябре звери уйдут насовсем: искать место под берлогу и зимовать самостоятельно.
В центре каждого медвежонка знают по имени, пишут о них трогательные посты и переживают, если кто-то заболел. В этом году денег на воспитание медведей стало мало. Рецепт выживания – поддержка обычных людей, знания и любовь к своему делу сотрудников – членов одной семьи.
Руководитель центра – сын Валентина Сергеевича: биолог и охотовед, старший научный сотрудник Центрально-Лесного государственного заповедника Сергей Пажетнов, который более 10 лет возглавляет все работы по спасению и выхаживанию медвежат-сирот. Он рассказал АСИ о своем детстве, работе с медведями и объяснил, почему этот хищник умнее собаки.
«Я родился в Красноярском крае, в поселке Ярцево. Мой папа работал там промысловиком, охранял стада бычков от шакалов и стервятников. С детства он таскал меня по лесу.
Спустя 40 лет мы побывали с сыном на Енисее, где я родился. Еще была жива медсестра, которая у мамы роды принимала, и она отвела меня в палату, где я родился. Еще попал на любимую папину речку. Он там охотился, рыбачил с мамой.
Видимо, в раннем детстве заложена жизнь наша. Все это привело к тому, что мы сейчас делаем и продолжаем делать».
«Среди медвежат всегда есть лидер, нытик и тихоня»
Медведи – кто они для вас?
Они – не дети, они – звери. У каждого свой характер: кто-то наглый, кто-то спокойный, кто-то драчун, а кто-то – созерцатель. Среди них всегда есть лидер, нытик и тихоня. Каждый зверь индивидуален, как и человек, но подход ко всем одинаковый: в руки не брать, не гладить, не разговаривать и чтобы лица не видели. Чем меньше контакта с человеком – тем лучше для них.
У Пажетнова звонит телефон, он смотрит на экран
Барышня названивает из Ханты-Мансийска, проблема у них: вышел медвежонок к людям. Частенько сейчас идут такие сообщения. Мы только что прибыли из Новгородской области, куда ездили спасать молодого медведя, который выходил на трассу попрошайничать.
Не отловили, он ушел за 10 км, там птицефабрика, запах привлекает. К счастью, уже более недели нет данных о его повторных выходах, вполне возможно, он все-таки ушел в лес, где уже в достаточном количестве появился медвежий корм. На самом деле, медведь всегда идет по пути наименьшего сопротивления в плане добычи корма: чего ему идти в лес, если на трассе кидают булки, конфеты? Это плохо – как мусорная свалка.
Единственная возможность попробовать спасти медведя, который выходит к людям, – обездвижить, посадить в клетку, отвезти за 100 км и отпустить. Но и это, к сожалению, не дает гарантии, что он не выйдет где-то в другом месте.
Да и сложное это дело, финансово весьма затратное. К тому же зачастую у природоохранных властей, которые уполномочены решать проблемы, касающиеся диких животных, нет должного оборудования и медикаментов для обездвиживания – это стоит безумных денег, анестезия сейчас вообще в огромном дефиците.
Когда вам звонят и говорят, что медвежонок вышел к людям, что вы делаете?
В соседние области выезжаем сразу, но прежде необходимо поставить в известность региональные природоохранные власти: только их специалисты имеют право изымать животных из природы и определять их дальнейшую судьбу.
Еще обязательно нужно оформить документы для передачи и транспортировки животного в центр: акт изъятия медвежонка из природы, ветеринарное свидетельство, акт приема-передачи животного специалистами регионального Минприроды в центр, согласовать маршрут с территориальным управлением Россельхознадзора, получить запрос Минприроды взять на реабилитацию медвежонка с дальнейшим выпуском на территории региона его происхождения. Все животные – собственность государства.
Нас все отлично знают, как правило, больших проблем нет. Обычно документы оформляются в процессе, пока мы едем. Максимум – в течение двух-трех дней, потому что чем быстрее к нам приедут медвежата, тем лучше.
Если медвежонок оказался у вас – значит, он спасен?
Всех медвежат невозможно реабилитировать. Мы ужесточили правила приема медвежат в центр и не берем животных, которые содержались в неволе более двух недель – этого времени достаточно, чтобы у медвежонка сформировалась устойчивая привязанность к человеку. Также всегда есть вероятность того, что в силу характера тот или другой медвежонок может не вырасти диким.
Прежде чем принять животное в центр, строго оцениваем его поведение. Если видим по фото и видео, что животное человекоориентированно – отказываем.
Мы берем медвежат только из дикой природы. Мы не покупаем медвежат у браконьеров, не поддерживаем размножение в неволе, в зоопарках, цирках.
Мы против содержания диких животных в неволе и считаем неправильным размножение таких животных.
Они все узники человека, эти медведи. Пока животные маленькие, плюшевые – это занятно, с ним можно поиграть, а что дальше? Уже в возрасте трех-четырех месяцев эти милые плюшевые малыши начинают достаточно серьезно досаждать своим хозяевам, разрушая их жилье, кусая и царапая. А что будет дальше?
Прирученных медведей нельзя выпускать в дикую природу, такой зверь опасен для человека.
«Нам обрубили все концы»
С какими сложностями столкнулся центр в последние три месяца?
То же самое, с чем сталкиваются все: где достать средства на дальнейшую работу, приобретение кормов, медикаментов, средств для ухода за медвежатами, поддержания инфраструктуры центра, ремонта трактора, технического обслуживания транспорта, на газ, электричество, дрова, ветеринарное обслуживание.
Все подорожало, а поддержки все меньше и меньше. Один из препаратов для обездвиживания медведей раньше стоил около 3 тысячи рублей, а сейчас их нет – дефицит. Можно, наверное, что-то найти на черном рынке, например, в мае цена была не 3 тысячи, а 25!
До последних событий, связанных с санкциями, нашу работу частично поддерживал английский фонд Born free Foundation. Еще мы регулярно получали пожертвования от простых людей из-за рубежа. Конечно, эти суммы не покрывали и половины нашего бюджета, но благодаря этой поддержке у нас было больше уверенности, что, взяв на реабилитацию 12 или даже 18 медвежат, нам хватит средств довести начатое дело до конца.
Еще нас поддерживал известный производитель косметики Lush Russia, а сейчас уже нет, потому что сами частично закрываются. Мы потеряли весомую часть пожертвований.
Сейчас основную поддержку мы получаем от обычных людей, неравнодушных к природе и ее обитателям. Но объем и этих пожертвований с начала июня сильно сократился. Возможно, это связано с отпусками, усложнением финансовой ситуации.
В этом году организация «Спецдорпроект», которая разработала и внедряет по всей стране технологии «умного перекрестка», любезно предоставила нам гуманитарный груз: полторы тонны геркулеса, полторы тонны гречневой крупы.
Полгода назад они приехали к нам как участники наших экопросветительских мероприятий, расспросили о нашей работе и, проникнувшись идеей спасения медвежат-сирот, решили помочь нам.
Конечно, людей, оказывающих такую масштабную поддержку, немного, но ведь даже и самое маленькое пожертвование для нас очень ценно и важно: человек хочет помочь и помогает тем, что у него есть. Поэтому мы искренне благодарны всем, кто интересуется нашей работой и в силу своих возможностей нас поддерживает.
Сколько центру нужно денег для нормальной работы?
10-12 миллионов в год. В этом году у нас 14 медвежат из разных регионов центральной России: Вологодской, Кировской, Ленинградской, Новгородской и Тверской, областей. В основном мы работаем с центром России, крайняя точка – это Республика Коми.
Мы продолжаем работать и постараемся сделать все, чтобы выжить, ведь медведи ни в чем не виноваты. Если что – пойдем в отпуска.
Но ведь по факту в отпуск не уйдете, наверное.
У медвежат нет отпуска, у них круглогодичный цикл.
Немного посвободнее становится в октябре-декабре, когда выпускаем всех медвежат. Но это вовсе не означает, что у нас началось отпускное время до появления следующего поколения. Только в этот период мы можем провести необходимые работы и ремонт инфраструктуры: вольеры, домики-берлоги, лежневки, электроограждения, покраски, починки и так далее.
А с наступлением зимы необходимо готовиться к приему новых медвежат. Плюс, учитывая, что мы юрлицо, которое получает пожертвования, у нас огромное количество бумажной работы и серьезная отчетность, которая занимает много времени. Это такая же неотъемлемая часть нашей работы по спасению медвежат-сирот.
Еще мы регулярно принимаем участие в научных мероприятиях: конференциях, симпозиумах, круглых столах, рабочих встречах, посвященных крупным хищным млекопитающим, готовим научные работы, проводим экопросветительские мероприятия. Такие поездки возможны в период, когда медвежат уже выпустили.
Так что об отпусках в нашем случае особо говорить не приходится.
Медведей по вашей методике воспитывают по всему миру, вы спасали медвежат из других стран, например, из Эстонии. В вашем центре проходила первая международная конференция по вопросам реабилитации медведей в мире. Как сейчас выглядит международное сотрудничество?
Пока никак. Нам обрубили все концы, хотя были договоренности с французами, канадцами. Во Франции предполагалось создание мини-центра для спасения медвежат. У них не так остро стоит эта проблема, как в нашей стране, но иногда появляются медвежата-сироты, и правительство Франции хотело иметь ресурсы, чтобы на случай появления таких медвежат, их можно было бы спасти, реабилитировать и вернуть в природу. С Канадой велись переговоры по поводу реабилитации бурого медведя. К сожалению, все это так и осталось на уровне разговоров.
Во Франции мы успели побывать до пандемии, встречались там с руководством на государственном уровне. Они хотели наш опыт перенять. Канадцы тоже хотели такой центр создать и работать по нашей методике, но в связи с последними событиями все обломалось.
«Численность медведей надо грамотно регулировать»
Сколько сейчас в России бурых медведей?
Наверное, около 120-130 тысяч, а всего в мире под 200 тысяч. Это приличное количество.
Зачем тогда вы с ними возитесь?
Чтобы дать животным шанс на выживание в дикой природе. Мы возвращаем в природу тех медведей, которые бы погибли.
Мы спасаем конкретных животных, попавших в беду, как правило, по вине человека, и возвращаем потом туда, где они родились. А в противном случае, что с ними делать? Вот трое медвежат остались в берлоге… уйти и оставить их на погибель?
Численность популяции в принципе стабильная. Раньше из-за охоты хищник был обречен на невыживание в природе, его численность падала. В Калининской области в конце 60-х — начале 70-х годов даже запретили охоту из-за угрозы для популяции.
В 2011 году не без вашего участия в России приняли закон о запрете зимней охоты на медведя в берлоге.
Да, закон не один год лоббировался. Раньше можно было убить медведя в берлоге.
К нам тогда поступали в основном медвежата, осиротевшие в результате охоты.
Многие века, когда охота была необходима, чтобы прокормить себя и свою семью, человек охотился на медведя. И именно охота на берлоге была самым легким и менее опасным способом. Поэтому для медведя берлога – это уязвимое место, и в случае, если он слышит или чувствует опасность, то убегает и никогда не возвращается обратно. Это инстинктивное поведение.
Один из главных врагов для медведя – человек. Почему медведь задом залезает в берлогу? Чтобы человек думал, что зверь пошел в другую сторону, а на самом деле он лежит в берлоге. Когда мы изучали поведение медведей, наши медвежата задом залезали в берлогу, хотя их этому никто не учил.
Если охоты на медведя совсем не будет – это хорошо?
Это плохой фактор, особенно когда животное опасно для человека.
Медведь – непредсказуемое животное. По псу можно узнать, что он раздражен – по ушам и хвосту, а у медведя маленький хвост, невыразительная морда, маленькие черные глазки. Он опасен для человека, когда находится у своей добычи, он ее ревностно охраняет и может напасть. Если почувствуете в лесу запах тухлятины, рядом может быть медведь.
В Сибири встречаются шатуны – те, кто не успел накопить достаточно жира перед зимней спячкой. Шатуны разрушают базы, где хранится корм, выходят к деревням, населенным пунктам. У них появляется неадекватное поведение, это обреченные звери: они гибнут от голода или их отстреливают. Такие животные представляют серьезнейшую опасность для человека.
Друг нашей семьи Виталий Николаенко погиб на Камчатке от лап медведя. Мой папа предостерегал его, чтобы близко не подходил, а он снимал медведя на камеру рядом с берлогой, не слушался.
Практически все случаи нападения медведя на человека спровоцированы человеком. Любое нормальное дикое животное попытается избежать встречи с человеком.
«Меня отдавали в балетную школу. Я сбежал на второй день»
Сколько вам было лет, когда впервые увидели живого медвежонка?
Мне было 14 лет, когда папа принес домой из Центрально-Лесного заповедника трех медвежат: Яшу, Машу и Тошу. Папа построил для них маленький вольерчик вдалеке от человеческого жилья – он был хорошим сварщиком, сам варил клетки для медведей.
Ваши родители – биологи. Наверное, у вас не было особого выбора, чем заниматься в жизни?
Нет, почему. У меня была масса выбора. Меня отдавали в балетную школу, я оттуда сбежал на второй день.
Я бы сейчас здесь с вами не сидел – я бы в «Ла Скала» плясал вообще.
Меня отдавали в школу пения, на баяне играл.
В 1970 году мы переехали в Центрально-Лесной заповедник, где папа сначала работал специалистом, начальником охраны, а потом стал директором. Но его мечта – заниматься наукой, изучением природы – была совершенно несовместима с административной должностью.
Проработав директором несколько лет, отец ушел в научный отдел, где уже смог посвятить свою жизнь изучению бурого медведя. Так что с раннего детства я был связан с природой и работой в заповеднике.
На меня вешали рюкзак 40 кг, и мы с сотрудниками ходили на полевые работы, связанные с учетом тетеревиных птиц. Неделю ночевали в избушках, в палатках. Там захламленный участок леса, постоянно приходилось перепрыгивать поваленные деревья, с рюкзаком это тяжело, и у меня такая походка выработалась, постоянно прыгающая.
В вашем центре работают члены одной семьи – вам так комфортно?
Мы втроем работаем: я, моя жена Екатерина и сын Василий. У нас вся семья одержима своим делом.
Минимум дважды в год приезжают ветеринары из госпиталя дикой природы: проводят полный осмотр животных, берут анализы, осматривают уши, глаза, зубы, оценивают уровень физического развития, делают УЗИ, если необходимо.
Некоторые заболевания сразу не определишь, нужно УЗИ. Медвежонок мог пару часов пролежать без медведицы на морозе и получить переохлаждение. У него эпителий еще несовершенный, шерсти почти нет, сам себя не может обогреть. Бывали, к сожалению, и летальные случаи.
Новорожденный медвежонок – маленький, с ладошку, весом 500 граммов. У нас были недоношенные, которые весили 300 граммов. Выживали.
Волонтеров не думали пригласить на помощь?
Лет пять назад мы занимались с волонтерами, зарубежными в том числе, но это время прошло. Волонтеров надо кормить, поить, обучать, к тому же мы не знаем: а вдруг он подставит медвежонку руку?
Мы не можем пускать к животным большое количество людей, да и просто доверить жизнь медвежат не специалистам. Даже если бы мы принимали волонтеров, то были бы вынуждены постоянно находиться рядом. Смысл такого волонтерства весьма сомнителен.
Чем меньше людей пройдет через медвежат, тем проще и лучше. Мы будем увереннее выпускать медведей в природу и знать, что они не выйдут к человеку.
А если выйдут?
Бывают медведи, которые попадают к нам вторично. Проблемных забираем на повторную реабилитацию и оставляем на зимовку в центре. Сооружаем им искусственную берлогу, а они игнорируют и делают рядом свою. За зиму дичают, и потом мы их выпускаем.
Что вы чувствуете, когда выпускаете медвежонка в природу?
Чувствую радость, что не зря эту работу проделал. Удовлетворение, что не зря год прошел и что медведи благополучно перезимуют и вырастут в полноценных животных.
«За каждое животное должно отвечать государство – это его собственность»
Как вам живется, когда вся семья занята одним делом?
Не все полностью занимаются именно медведями. Основная задача моей жены Екатерины – работа со СМИ, сбор пожертвований.
Когда медвежата маленькие, то их выхаживанием и выкармливанием мы занимаемся все втроем, посменно сменяя друг друга: за ними нужен уход 24 часа в сутки.
Когда медвежата подрастают, их необходимо кормить одновременно – иначе, пока кормишь одного, другие начинают истерить. Поэтому работаем одновременно втроем.
Когда переводим медвежат в вольер, там уже более серьезные объемы каши, а медвежата достаточно сильные. Чтобы предотвратить драки или разнять сцепившихся медвежат, что приходится делать регулярно, нужна мужская физическая сила – тут мы уже вдвоем с Василием работаем. А жена занимается обеспечением деятельности центра: бухгалтерией, отчетностью, закупкой кормов и медикаментов, ремонтом транспорта, съемками медвежат, созданием роликов, ведением сайта и соцсетей для сбора пожертвований.
Все равно вы все в одной теме.
Ну да, кроме нас там больше никто не живет, хотя сейчас рядом появились семьи, стало сложнее выпускать медвежат. Вы представляете, мы открываем вольер, и группа из пяти-семи медвежат выкатывает на детей, которые прогуливаются по деревне? Кто-то может в обморок упасть, поэтому беспокойство все-таки присутствует.
Раньше косой траву косили, а сейчас – триммером. Бензопила шумит. Чем меньше шума, тем лучше для медведя, ему для начала надо определить опасный звук или нет, а потом может привыкать к этому звуку. На дроне, например, не подлетишь к медведю – он сразу убегает.
Миграция медведей – это нормально?
Это проблема. У медведей нет ярко выраженной миграции, в основном это происходит из-за форс-мажорных ситуаций.
Супружеские пары проживают на одной территории максимум две недели, распадаются и живут отдельно, сами по себе. Молодняк ищет свободные территории.
Какая судьба ждет украинских медведей?
Пока не понятно. На Донбассе проблематично, вроде хотели спасать. Их надо обездвижить и где-то подселять на ПМЖ, но это не частная лавочка. За каждое животное должно отвечать государство – по закону это его собственность.
Но сейчас в нашей стране нет государственных учреждений, которые бы занимались спасением и реабилитацией таких животных.
А существующие реабилитационные центры и приюты даже не введены в правовое поле: нет никаких нормативно-правовых актов и официальных методических рекомендаций, регулирующих такую деятельность. Соответственно, не существует и схем государственной финансовой поддержки такой деятельности.
Пока нет определенности, с государством нелегко сотрудничать: оно может начать и бросить, и все останется на людях. А ведь это звери, которых каждый день надо кормить.
Сейчас реабилитация и возвращение диких животных в природу — зона ответственности специалистов-энтузиастов.
Чему вас учат медведи?
Уму-разуму учат. Медведь – умный, высокоорганизованный хищник. У него очень сложная организация умственной деятельности, он умнее собаки.
У нас был случай, когда выпускали медведя за 150 км, и он возвращался через 10 дней к вольеру!
Мы вывозим медвежат на выпуски в клетках, и они не могут видеть и запоминать дорогу. По пути от места выпуска до нашей деревни много дорог и населенных пунктов, и уж кто-нибудь точно заметил бы медведя с ушной меткой. А по факту – он благополучно незамеченным дошел до «дома», не зная дороги, неоднократно перешел дорогу и не «засветился» ни в одном населенном пункте. Это говорит о его высокоорганизованном складе ума.
Медведи с раннего возраста хорошо ориентируются в пространстве, но мы всегда за них переживаем. Бывали случаи: вышли медведи из вольеров, ливень прошел, следы смыло и все – медвежата не могут найти дорогу. Приходилось нарезать круги, искать.
Чего вам хочется этим летом?
Хочется, чтобы было много корма, урожай яблок, чтобы медвежата хорошо освоили территорию, были удачно выпущены и смогли благополучно адаптироваться к самостоятельной жизни, а через несколько лет — принести потомство.
Интервью с Сергеем Пажетновым — часть серии «НКО-профи», созданной Агентством социальной информации и Благотворительным фондом Владимира Потанина в 2017 году. «НКО-профи» — это цикл бесед с профессионалами некоммерческой сферы об их карьере в гражданском секторе. Серия реализуется в проекте «НКО-координаты» при поддержке Фонда президентских грантов.
