«Тут меня окрестили «лидером социальных изменений», среди 1 500 на всю страну, — поделилась Ольга Полякова, соосновательница образовательного проекта «Трава», в своем Facebook. — Я несколько раз отказывалась участвовать в этом «исследовании» в ответ на просьбы о долгих интервью сразу с нескольких сторон организаторов. В итоге вышла карта, где есть и я, и коллективный проект, который мне бы не хотелось ассоциировать исключительно со своим именем, в котором тружусь не я одна, не я одна принимаю решения и разделяю ответственность».
Известный урбанист Свят Мурунов заявил, что тоже не давал согласие на обработку данных, но тем не менее его имя тоже появилось на карте лидеров социальных изменений. По его словам, это связано с определенными правилами исследования: «Если тебя больше восьми раз упомянули, то ты появляешься на карте».
В этой связи Агентство социальной информации решило спросить у экспертов-социологов, могут ли авторы исследования принимать в расчет мнения людей, которые отказались от участия в опросе.
Можно ли в рамках исследования публиковать имена и другую персональную информацию о людях, которые не давали согласия на публикацию?
Анна Яковлева, социолог, специалист по социальному проектированию и развитию НКОСоциальные исследования не используют персонифицированную информацию. Как правило, все данные, которые собираются в социальных исследованиях, анонимны: фамилии и имена ответивших в большинстве случаев не фиксируются. Они обрабатываются в общем массиве, персональные сведения не разглашаются, а полученная информация не ассоциируется с конкретными лицами.Социальные исследования (в отличие, например, от журналистских) не интересуют персоналии, их мнения или поведение. Интересуют обобщенные мнения и поведение социальных групп с определенными характеристиками (пол, возраст, образование, место проживания, профессиональная принадлежность и т.д.). Анонимность, конфиденциальность — основные этические принципы социальных исследований. Так же как и информированное согласие на участие в исследовании. Исследователь должен дать информацию об исследовании (кто его проводит, зачем, как будут использоваться данные и т.д.), а человек на основании нее решает, принимать участие или нет. Часто это решение подтверждается подписью специальной формы информированного согласия.Ситуация, которая возникла в связи с исследованием «СоцЧейн», когда были опубликованы имена, фамилии и место работы т.н. «лидеров социальных изменений», — другого плана. Людей, которые участвовали в исследовании (и, вероятно, давали информированное согласие на интервью или заполнение каких-либо форм), просили назвать имена тех, кого они считают «лидерами социальных изменений». И далее эти данные были опубликованы. Эта ситуация не столько касается исследовательской этики, сколько этики публичного освещения информации. В данном случае речь идет о персональных данных − информации, прямо или косвенно относящейся к физическому лицу, с помощью которой он может быть идентифицирован (в данном случае фамилия и имя в совокупности с местом работы). По сути, в данном случае (если говорить правовым языком) речь шла о сборе, обработке и распространении персональных данных. И это регулируется законом «О персональных данных».
Игорь Задорин, организатор и руководитель Исследовательской группы ЦИРКОН
По традиции социологических исследований, если специальной договоренности нет, то данные о респонденте отделяются от его ответов на вопросы. И они представляются отдельно. Когда мы проводим экспертный опрос, мы, обрабатывая информацию, представляем данные этого экспертного опроса и дальше даем отдельно просто список участников, но без привязки каждого участника к его ответам. То есть мы не публикуем, что именно эксперт ответил, а только обозначаем, кто принял участие в опросе. В принципе, во всех сетевых схемах «СоцЧейна» прямых ответов на вопросы нет. Но сама сеть показывает в комплексном виде ответы респондентов. Понятно, что она фиксирует тех, кого больше рекомендовали. Вопрос: была ли договоренность с респондентом, что он разрешает публиковать его ответы в сводном аналитическом виде, которые вроде бы в открытую не публикуются, но косвенно позволяют судить о мнениях и рекомендациях? Если человек не давал разрешения, то это не корректно публиковать.
Как следует поступать в ситуации, когда респондент отказывается участвовать в опросе из-за несогласия с одним или несколькими аспектами исследования?
Анна Яковлева
Если человек отказывается участвовать в исследовании, то никакие его данные не могут быть использованы. При этом человек может отказаться от участия как в самом начале (например, отказаться от интервью), так и позже, на любом этапе, отозвать свое согласие, которое он ранее дал (например, отказаться по ходу интервью или уже после). Этические принципы требуют того, чтобы любая информация, данная этим человеком, была извлечена из анализа и далее не использовалась. Но опять же, в случае с «СоцЧейн», речь идет о персональных данных, полученных от третьих лиц или из публичных источников (например, соцсетей). Ситуация спорная. И от исследователей требовалось сделать максимально возможное для того, чтобы использование этих данных было этичным и законным. Что можно было бы сделать? Получить согласие на публикацию тех, чьи имена и место работы упоминаются на карте. В таком случае кто-то согласился бы на публикацию, а кто-то — нет. И этичным (и одновременно законным) было бы не указывать тех, кто не согласился. Например, показать их на карте, но назвать их «инкогнито» или N. Или можно было бы обозначить их так, чтобы не было возможности идентифицировать конкретную персону (например «N из организации такой-то»). Это позволило бы одновременно как сохранить ценность и полноту результатов исследования, так и соблюсти этические и правовые требования к работе с персональными данными.
Игорь Задорин
Респондент может пропустить некоторые вопросы при участии в опросе, если ему что-то в них не нравится. Если будут опубликованы обобщенные данные и список участников, то для внешнего читателя не будет видно, на какие вопросы он ответил, а какие пропустил. В этом случае внешний читатель может посчитать, что все участники опроса согласны с постановкой вопросов, их формулировкой и т.п. Правильнее, конечно, не участвовать в опросе совсем, если есть какие-то сомнения в корректности отдельных аспектов.
Кстати, для таких опросов хорошо бы опубликовать так называемые параданные, т.е. дополнительные данные, относящиеся ко всему опросу, а не к отдельному эксперту, например число отказов от участия. Опросили 1 000 человек, а, допустим, отказалось участвовать 700 из всей выборки. И мы понимаем, какая часть не приняла участия. Это важный показатель валидности исследования.
Допустимо ли приводить оценочное мнение, говоря об эффекте, который может произвести исследование? (Например: «Расширение аудитории, имеющей представление о проектах, на практике меняющих жизнь к лучшему» — хотя не все могут быть согласны с мнением о том, что те или иные проекты меняют жизнь к лучшему).
Анна ЯковлеваЛюбое исследование строится на определенной модели. Это перечень понятий и взаимосвязь между ними. На практике это обозначает, что исследование должно содержать раздел, в котором объясняется, что такое, например, «проекты, на практике меняющие жизнь к лучшему», по каким критериям они оцениваются и так далее. Игорь Задорин
Мы стараемся разделять результаты анализа ответов экспертов от своих собственных интерпретаций. Стараемся подчеркивать: вот данные, а вот наши интерпретации, вот так ответили в совокупности наши эксперты, а вот то, что мы по этому поводу думаем. Частное мнение, как правило, не фиксируется как результат исследования.
В рассматриваемом исследовании, насколько я знаю, базовые понятия, например «социальные изменения», не были определены однозначно, поэтому каждый эксперт интерпретировал его по-своему. Если бы при проведении опроса было четко фиксировано, что понимается под «изменением жизни к лучшему», то эксперты уже отвечали бы в соответствии с этим определением. В таких опросах нужно вводить общее понимание, чтобы потом однозначно интерпретировать оценки экспертов.
Если исследователь все же приводит оценочное мнение, должен ли он обозначить идеологию либо систему ценностей, на которые опирается в своей работе?
Анна Яковлева
Вы называете это идеологией или системой ценностей. В исследованиях это называется теоретической моделью или основными понятиями. Это важная часть, потому что разные термины могут иметь разные трактовки. И такая информация дает возможность понять систему координат, в которых исследование существует. С ней можно соглашаться или не соглашаться, но это важно именно для того, чтобы понимать, на чем именно базировался исследователь. Это позволяет определить границы полученных результатов и вести их обоснованное обсуждение.
Игорь Задорин
Не обязательно. Хорошей традицией считается ответ с отсылкой: «Я считаю так, в том числе потому что солидарен с мнением такого-то исследователя, которое тогда-то было опубликовано, на таких-то принципах основано». Но это требования академического текста. А в прикладных исследованиях, на мой взгляд, оценочные мнения самого исследователя должны быть минимизированы или вообще удалены из отчета по исследованию. Мы, например, когда делаем презентацию данных какого-то исследования, потом пытаемся имитировать обсуждение с привлечением экспертов, специалистов, широкой аудитории. В этом смысле мы несем ответственность только за данные опроса, но не за их интерпретацию и оценку. Если же исследователь сразу дает оценку данным исследования («Вот так наши эксперты оценивают ситуацию, и это плохо»), то уже есть подозрение на заинтересованность исследователя в определенных результатах. Доверие к такому продукту падает.
***
Центр содействия инновациям в обществе «СОЛь», фонд «Друзья» и Центр управления благосостоянием и филантропии Московской школы управления «Сколково» представили проект, направленный на выявление лидеров изменений в социальной сфере. Карта лидеров изменений в социальной сфере «СоцЧейн» — это проект по сбору, обработке и представлению информации о лидерах социальных изменений в России. В процессе работы над картой исследователи провели 333 интервью в 31 регионе РФ. Карта была сформирована методом «снежного кома»: во время интервью с лидерами исследователи просили рекомендовать других лидеров изменений в социальной сфере и следовали за этими рекомендациями. В итоге на карте нет ни одного лидера, который не получил бы рекомендацию от кого-то другого.
Спустя несколько дней Ольга Полякова написала в своем Facebook, что имя ее больше не фигурирует на карте. Однако на момент публикации материала и сама карта перестала отображаться в сети.
