Какое-то время после Лужкова было полегче. Хотя и в 2011-м, и в 2012 году ломали, и то, что ломали, было исключительно ценным: усадьба Шаховских на Большой Никитской, наполовину сломанная «Геликон-оперой», Соборная мечеть, интерьеры Детского мира, три четверти стадиона «Динамо». Штучные вещи. Сейчас нарастает количество сносов, статистически происходит откат к ситуации 2009-2010 годов, поздних лужковских лет.
Где, с вашей точки зрения, пролегает та грань, которая отделяет модернизацию города от уничтожения старины?
Ответ давно готов. Это границы правовых полей. В городе существуют три типа «клеток»: территории памятников, зоны охраны и все остальное. Вот «все остальное» – это поле свободы. Зоны охраны памятников, то есть внешние пояса их защиты – это поле возможного, но ограниченного творчества. Там возможна градостроительная деятельность, но она регулируется, кроме Градостроительного кодекса, законом о наследии [Федеральным законом «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации». — Прим. ред.]. А есть территории памятников. Это, фактически, сами памятники, их исторические владения. Не современные кадастровые участки, а правовые границы, положенные поверх кадастровой сетки и не обязательно совпадающие с ней. На территории памятника градостроительной деятельности не может быть в принципе, поскольку творчество нового здесь завершилось, осталось место реставрационному творчеству. В этой «клетке» действует только закон о наследии. Таким образом, если правовые поля сформированы, то все видят, каковы правила игры. И не только в Москве.
Процесс выявления новых памятников непрерывен. Соответственно, правовой режим какой-либо территории может меняться?
Да, и к этому надо быть готовыми. Выявлению памятников не следует противиться, например, с помощью инвесторских ресурсов. Обнаружение памятников, их архивное и натурное открытие заложены в саму природу наследия. Под XIX веком может обнаружиться XVII век. Архивный поиск может выявить мемориальную квартиру великого человека. У каждого гражданина есть право заявить здание на охрану. Это делает схему, которую я нарисовал, подвижной. Но ее основа устойчива, потому что огромное количество памятников давно вошли в реестр, обрели свои территории и зоны охраны.
Увы, чем дальше от Москвы, тем хуже обстоит дело с формированием правовых режимов. Бывает так, что памятник в реестре, а территория не сформирована. Бывает, что сформирована территория, но не сформирована зона охраны. В Москве же формирование правовых режимов идет с большей скоростью.
Если проводить параллели между Москвой и другими российскими городами, то существуют ли положительные примеры отношения местных властей к культурному наследию?
На мой взгляд, Санкт-Петербург более устойчив к разрушению, чем Москва. И правовая ситуация там жестче. В остальном — сколько городов, столько и случаев. Есть такие, которые законсервировались, выглядят так, как выглядели в 1980-е годы. За исключением штучного строительства, которое должно вписываться в градостроительный регламент. Хорошие примеры – Гороховец, Елец, Великий Устюг…
Есть города, куда уже пришли большие деньги и которые оказались к этому не готовы. Они еще не прошли точку невозврата, но страдают от давления денег. Например, Калуга, Нижний Новгород. Есть города, которые точку невозврата уже прошли. На мой взгляд, таков Екатеринбург. Его градостроительное единство уже распалось.
Москва точку невозврата еще не прошла?
Москва – это мир миров. Есть территории, разрушенные безвозвратно, а есть почти заповедные.
С вашей точки зрения, у Москвы сегодня есть лицо, которое нуждается в защите? Или город больше похож на архипелаг оставшихся островков культурного наследия?
Не лицо, а лица. Повторю, есть пространства, ареалы города, сохранившие свое лицо в полной мере. Есть пространства, это лицо потерявшие. Лицо Москвы в целом состоит вот из таких противоположностей.
Согласно «Черной книге» утрат столицы, опубликованной «Архнадзором», с момента прихода новой администрации столица утратила 60 объектов культурного наследия.
Это лишь первый слой информации. Случаи очевидные и не нуждающиеся в доказательствах. Объектов еще больше, да и с момента публикации книги их прибавилось.
Даже 60 – это звучит очень внушительно. Как вы считаете, насколько эти потери заметны рядовому горожанину?
Очень заметны потери, когда все происходит на виду, на больших улицах. Шумная история была с домом Прошиных на 1-й Тверской-Ямской улице, например. С домом Болконского на Воздвиженке, безусловно. А есть вещи, совершающиеся скрытно. Например, утрата прошедшего года – палаты Киреевского на Остоженке. Разобраны по кирпичику тихо и скрытно, за плотными фальшфасадами. Насколько такой памятник известен рядовому москвичу? Не слишком известен. А между тем, это XVII век, выдающаяся постройка.
«Архнадзор» ранее требовал создания единого охранного статуса исторической части Москвы. Что изменится в том случае, если это будет узаконено?
Город может быть объявлен историческим поселением. Исторические поселения бывают федерального и регионального значения. Пока мы не видим, что федеральный центр готов сделать Москву историческим поселением федерального значения. На практике это означает, что федеральный центр не хочет согласовывать градостроительные режимы и регламенты для старой Москвы.
Но закон позволяет создавать исторические поселения регионального значения. Поскольку Москва – это субъект Федерации, она может объявить историческим поселением несколько анклавов. Исторический центр в определенных границах — и другие исторические комплексы на своей территории. Например, ВДНХ, Коломенское, еще ряд бывших подмосковных усадеб, монастырей.
Сейчас в Москве существует множество объединенных охранных зон. Вместе они покрывают значительную территорию центра. Теоретически, можно и дальше соединять и укрупнять такие зоны.
Как вы оцениваете вклад москвичей в борьбу за сохранение культурного наследия?
Вклад своих товарищей из «Архнадзора» и других организаций я оцениваю очень высоко. Во внутренней работе движения принимают участие несколько сотен человек. Сетевая поддержка измеряется тысячами. В пиковые моменты нарастает «внешняя» поддержка москвичей, но ее уровень сложно замерить. В момент отставки Лужкова, по опросам, проблема наследия выходила на второе место после транспортной.
Есть ли что-то положительное в работе администрации Собянина с точки зрения сохранения культурного наследия?
Статистика по бюджетным вложениям, количеству отреставрированных объектов, объектов, находящихся в работе, безусловно, пошла в рост по сравнению с лужковским временем. Тогда даже прекратили конкурс «Московская реставрация» — нечему было конкурировать. Сейчас появился выбор.
Но статистика не может быть ответом на наши вопросы, касающиеся гибели конкретных памятников и конкретных объектов исторической среды.
То, что называется положительными примерами, должно называться нормой. Есть норма и ненормальность. Вот ненормальностей, к сожалению, меньше не становится. Их становится больше.