Что нового
О волонтерах узнали. Теперь большинство людей в России имеют представление о том, что такое явление в принципе существует. «Мне кажется, самое важное, что волонтерство стало гораздо популярнее, — считает Лиза Олескина, основатель и руководитель благотворительного фонда «Старость в радость». — Если раньше наши действия скорее вызывали удивление у людей: как это — поехать в дом престарелых? — то сейчас это стало уже привычным».
И в то же время далеко не все имеют отчетливое представление о том, чем именно, как и почему занимаются люди, которые называют себя волонтерами. «Существует масса стереотипов о том, кто такие волонтеры, — уверен Владимир Хромов, директор Союза волонтерских организаций и движений. — Первый, характерный в основном для чиновников, что волонтеры – это такие люди, которые сидят и ждут, чтобы их попросили что-нибудь сделать. Второй социальный стереотип: волонтеры – это неудачники, которые не знают, чем заняться, работу найти не могут. Третий: волонтеры – это люди, у которых есть страшные тайные грехи, и они их искупают, делая добро. Четвертый: волонтеры как-то на этом зарабатывают, — не бывает людей, которые что-то делают бескорыстно. И пятый: волонтеры – это секты, такие странные люди, которые образуют свои движения, и связываться с ними опасно».
Волонтеров стало больше. «За последние 10 лет волонтерское движение в России получило очень большой размах и масштаб, — полагает Юлия Мальцева, замдиректора АНО социальной адаптации пожилых «Серебряный возраст». — На сегодняшний день, наверное, практически в каждом уголке нашей страны обучают волонтерской деятельности, реализуют волонтерские программы/проекты/акции. Появилось большое количество различных направлений, в которых работают волонтеры. Сегодня, например, есть волонтеры-медики, спортивные волонтеры, киберволонтеры».
Есть и другое мнение. Оценка масштаба этого явления сильно завышена, считает Хромов: «Интерес общества к волонтерской деятельности вырос незначительно. И мы пока можем говорить, что волонтерство в России – это удел незначительного меньшинства. Я не вижу прослойки людей, кроме студентов, которые по своей инициативе массово шли бы в волонтерство. По нашим оценкам, где-то примерно 3% трудоспособного населения России системно участвуют в организованном, регулярном волонтерстве. Разные исследования и опросы показывают до 40%, но обычно там вопросы задаются так: «Помогали ли вы кому-нибудь как-нибудь в течение года?». А если спрашивают: «Помогали ли вы кому-нибудь личным участием хотя бы раз в месяц», — положительно отвечает гораздо меньше людей».
Возможно, такая разница позиций обусловлена тем, кого именно эксперты имеют в виду, говоря о волонтерах.
Волонтер волонтеру рознь
Одним и тем же словом «волонтер» сегодня называют людей, которые делают очень разные вещи.
Юлия Мальцева выделяет три основных вида добровольческих объединений:
- добровольческие объединения, созданные при поддержке исполнительных органов государственной власти, – прогосударственные добровольческие объединения;
- добровольческие объединения на базе некоммерческих организаций;
- «маргинальные» добровольческие объединения/инициативные группы, которые организовались самостоятельно для решения каких-то социальных проблем/задач, стоящих перед обществом (часто такие проекты вырастают в проекты социального предпринимательства).
Владимир Хромов добавляет к этому перечню корпоративное волонтерство, оговариваясь, что оно развито крайне слабо, как правило, не выходит за рамки программ корпоративной социальной ответственности, значимого влияния на ситуацию в социальном секторе не оказывает, и тем не менее интересно само по себе.
Понятно, что разные объединения решают совершенно разные задачи, привлекают людей с разной мотивацией и действуют в разных масштабах, и каждый из экспертов смотрит на ситуацию «со своей колокольни». Так или иначе, ясно, что волонтерское движение не есть что-то однородное.
«Толчком к росту волонтерской активности послужили события на универсиаде в Казани в 2013 году, Олимпийские и Паралимпийские игры в Сочи, чемпионат мира по легкой атлетике в Москве 2013 году», — уверен Саркис Мерванян, директор Ресурсного центра по развитию и поддержке волонтерского движения «Мосволонтер». Такая позиция вполне понятна: «Мосволонтер» занимается прежде всего организацией спортивных и других массовых мероприятий при существенной государственной поддержке.
Иначе оценивает эффект от государственных мер по популяризации добровольчества Юрий Белановский, руководитель добровольческого движения «Даниловцы». По его мнению, создание волонтерских центров в вузах и школах не изменило ситуацию качественно: «Люди узнали, что можно пройти подготовку и что-то делать, и что это действительно значимо. Но это не более чем массовая прививка – волонтерство круто и модно. При вузах были организованы волонтерские центры, через которые прошли десятки, если не сотни тысяч людей. Я думаю, что это опыт организации Олимпиады полезен. В минус сработало только одно: центры были организованы, они сделали свою работу, а потом – пропали. Несмотря на то, что руководители обещали их развивать дальше. Качественного скачка в развитии волонтерства на уровне страны не произошло».
По мнению Белановского, существенные изменения произошли гораздо раньше, около десяти лет назад, когда появились благотворительные фонды, выросшие из волонтерских объединений, — «Подари жизнь», «Вера», «Волонтеры в помощь детям-сиротам». «Эти организации, можно сказать, взломали лед общественного недоверия. Постсоветское пространство не знало, что такое благотворительность, что такое общественная инициатива, личное человеческое участие. Появились организации, которые акцентировали внимание на темах очень понятных, эмоционально насыщенных: онкобольные дети, дети-сироты… Они показали, что можно жить вне модели советского мышления (государство должно мне платить, а я, так уж и быть, что-то сделаю), что общественная инициатива может быть не только проявлена, но и поддержана людьми, которые рядом со мной, но мне ничем не обязаны. Системное развитие волонтерства началось после этого. Этот перелом до сих пор приносит плоды. Ничего кардинально нового, на мой взгляд, за это время не произошло», — говорит Белановский.
Понятна и оценка Юлии Мальцевой, поскольку именно пожилые люди, с которыми работает «Серебряный возраст», органично влились в тему спортивного и событийного волонтерства. «Пять-семь лет назад в нашей стране не существовало таких движений, в которых именно люди старшего возраста становились волонтерами, — отмечает Мальцева. — Благодаря Олимпийским играм, появилась необходимость привлекать эту целевую группу. Мы в свою очередь и занимаемся развитием именно добровольческой деятельности среди граждан пожилого возраста, для нас это ключевая тема, потому что мы видим этот ресурс, который, к сожалению, не до конца востребован. Люди старшего возраста имеют большой жизненный и профессиональный опыт, обладают очень высоким уровнем ответственности и мотивации к добровольческой деятельности, поэтому наша задача максимально вовлечь пожилых в добровольчество и сделать для них эту деятельность удобной».
Лиза Олескина явно отделяет деятельность волонтеров «Старости в радость» от организации ивентов с участием волонтеров: «Проходит мероприятие, и там нужно материалы раздавать, сопровождать гостей — для меня это нечто другое. Говоря о волонтерстве, я имею в виду волонтерство социальное, то есть помощь кому-то, кто в ней нуждается. Волонтеры в Сочи для меня не равно волонтерам в детском доме. Но, конечно, хорошо, что в принципе волонтерство популяризируется. Многие школьники, например, говорят: мы уже волонтеры… С другой стороны, часто это профанация. Когда школьники на авторалли машут флагами – это сомнительное волонтерство. Для меня волонтерство — это в первую очередь помощь».
Владимир Хромов хотя и оценивает рост волонтерства крайне низко, отмечает возникновение нового феномена: «Мы можем констатировать возникновение массового студенческого волонтерства. Это полностью заслуга государства. Его можно только приветствовать, хотя, конечно, форматы там есть разные. Но тем не менее: что студенты получают опыт волонтерства – спортивного или массово-акционного – это хорошо… Для части студентов волонтерство – это лестница наверх, социальный лифт. Я как-то общался со студентом, который участвовал в сочинских проектах. Я его спросил: зачем? А он говорит: я живу в маленьком городке и там единственная возможность оттуда выбраться была – вот эти игры в Сочи. У него нет другой возможности «выскочить» за рамки обычной жизни».
Вопрос в том, могут ли такие очень разные формации волонтеров как-то взаимодействовать друг с другом?
Понимание мотивации
В благотворительные фонды или волонтерские движения, занимающиеся решением той или иной социальной проблемы, помогающие определенной группе нуждающихся, волонтеры приходят «по зову сердца». Им важно, кому именно помогать и они сами хотят делать это. «Социальное волонтерство – помощь людям в трудной жизненной ситуации – это эмоциональный порыв, желание сердца помочь», — подчеркивает Хромов.
Организации же, созданные чтобы за короткий срок мобилизовать большое число людей на участие в конкретной акции, привлекают своих волонтеров совсем другим. Это могут быть знания и навыки, а также получение разных бонусов — для поступления в вузы, повышенной стипендии и т.п. «Основная мотивация наших волонтеров — это получение новых компетенций: личных, профессиональных, которые им в дальнейшем могут помочь, — уверен Саркис Мерванян. — Человек должен быть правильно обучен. Если он едет, например, на чемпионат мира по футболу, он должен знать английский язык, хотя бы минимально. А если участвует в мероприятии на День города, то как минимум должен знать историю своего города. И мы помогаем им узнавать новое, учиться чему-то».
«Организаторы этой деятельности пытаются искать базовые для современного молодого человека моменты – его обучение, развитие, место в обществе, — комментирует работу «Мосволонтера» Юрий Белановский. – «Мосволонтер» – правильный пример работы с людьми. Когда есть задача работы с массами, существует два варианта. Один — построение довольно жесткой структуры типа «Наших». Этот подход показывает возможности мобилизации по заказу и выполнения чего-то по графику, но абсолютную неэффективность в социальной сфере. Другой вариант – это создание сообщества молодежи, в котором каждый время от времени может себя проявить. С определенными поощрениями, объяснениями, что ты самореализуешься: здесь получишь профессиональные навыки, здесь – навыки работы в команде. Есть и просто банальные поощрения в виде значков, благодарностей. В НКО же тема каких-то бонусов, призов почти совсем не существует».
«Волонтерские книжки» становятся все более популярными — некоторые вузы начали при поступлении начислять дополнительные баллы за волонтерскую деятельность, учитывать ее при начислении стипендии и т.п. С такими волонтерами уже начали сталкиваться и НКО. Если не понимать или не принимать такую мотивацию, взаимодействие вряд ли возможно. «Мы пытались работать с какими-то официально организованными волонтерскими группами, — рассказывает Лиза Олескина. — Когда мы, например, искали через профсоюзы в вузах единомышленников, к нам приходили студенты и в первую очередь спрашивали, выдадут ли им волонтерскую книжку и запишут ли это как стаж, было большое желание развернуться и уйти – видимо мы не туда зашли… Конечно, какие-то бонусы должны быть, но они не могут быть единственной движущей силой волонтерства».
Но есть и позитивный опыт. «К нам приходят школьники, которые планируют поступать в мединституты, — говорит Владимир Хромов. — Они могут с помощью волонтерства в медучреждениях получить дополнительные баллы к ЕГЭ. Как правило, это дети из семей врачей. Если школьник разумный, и ты даешь ему интересные задачи, он понимает, что может получить от этого еще что-то кроме баллов. У нас в одной из групп есть три школьника, они занимаются, в основном, развлекательной деятельностью в отделении неврологии одной из больниц. Какой-то опыт они получают».
Пересекаются ли миры
Точки соприкосновения между разными волонтерами вполне могут быть. «Даниловцы» хорошо сотрудничают, например, с «Мосволонтером», — рассказывает Юрий Белановский. — У нас разные задачи, происходит взаимодополнение. У них нет задачи организации каких-то долгосрочных социальных проектов, в больницах, детдомах и т.п. От них может периодически приходить в больницу какая-нибудь группа. Но надо понимать, что это не долгосрочное ответственное шефство. В то же время они профессионалы в том, что называют ивентами. Мы сотрудничаем в совместных крупных мероприятиях, а большей частью – в методическо-административном плане. У них есть административный вес. Мы, например, вместе с ними и другими НКО смогли сдвинуть тему взаимодействия с департаментом соцзащиты, готовили регламент, вместе организуем учебные мероприятия. Делали большую школу, например, в Сыктывкаре, где как раз нужен был и такой, и такой опыт».
«Мосволонтер» может быть связующим звеном между властью и НКО. «Мы же государственное бюджетное учреждение и мы являемся таким мостиком между социально ориентированными НКО, которые занимаются волонтерской деятельностью, и городом, — подтверждает Саркис Мерванян. — Разработка регламента работы с департаментом соцзащиты населения – это один из вариантов взаимодействия. Еще у нас есть обучающие программы, например для лидеров волонтерских движений, то есть для тех людей, которые должны в НКО вокруг себя собирать волонтеров. У нас есть площадка — небольшое помещение, но мы всегда рады присутствию наших коллег из волонтерского сектора НКО. Это информационная поддержка — наши медиаволонтеры освещают события НКО в социальных сетях».
Взаимодействие с госструктурами — актуальная тема для большинства НКО. Волонтеры опасаются, например, избыточного регулирования, но в то же время хотят большего сотрудничества.
«Мы очень боимся излишней регламентированности, — говорит Лиза Олескина. — По закону о добровольцах необходимо будет в полном объеме заключать договоры. А когда люди приходят, они немного пугаются, когда у них требуют паспорт, подписку, договор и т.п. Какие-то жесткие рыночные законы и законы госструктуры невозможно проецировать на волонтерскую организацию, куда люди должны приходить просто потому, что им хочется. С другой стороны, хочется, чтобы учреждения принимали, радовались и пускали к себе, не боялись бы. Когда министерство издает указы не фотографировать в учреждениях, не посещать с такого-то по такой период, или вообще не пускать в палаты, а только в холл, для нас это серьезные проблемы».
«Вопрос системного взаимодействия в регионах активных НКО и органов власти очень важен, — уверен Владимир Хромов. — Часто получается, что НКО или общественные активисты критикуют те или иные решения власти, но не предлагают обоснованных способов решения, не готовы сами в их реализации участвовать. Я только за то, чтобы говорить правду, указывать власти на ее ошибки и недоработки, осуществлять общественный контроль. Но если ты что-то критикуешь, предложи выход. И обычно во власти руководители прислушиваются, если НКО свою позицию рационально обосновывают. Есть, конечно «красные линии», связанные с НКО, получающими зарубежное финансирование, активно отстаивающими права подопечных, пытающимися менять ситуацию в отдельных закрытых областях, таких как соблюдение прав заключенных например и прочее. Тут реакция власти часто необоснованно жесткая. Но в целом в социальном волонтерстве, особенно связанном с деятельностью в социальных и медицинских учреждениях, с представителями власти можно и нужно системно взаимодействовать и искать взаимно приемлемые договоренности по правилам деятельности волонтеров. Власть ищет альтернативные способы решения социальных проблем. Одно из решений в головах чиновников, насколько я понимаю, активизация социальной инициативы населения».
