Катя Бермант, директор фонда, на счету которого более тысячи спасенных детей с сердечными заболеваниями, называет себя Бэтменом и Дедом Морозом в одном флаконе и считает, что ей повезло оказаться в компании людей, меняющих мир.
Про случайности
Как попала в благотворительность? Случайно. Компания, где работал мой папа, занималась медицинским оборудованием. Ее руководитель, молодой симпатичный человек, в какой-то момент внезапно обнаружил, что наша бесплатная медицина не вполне бесплатна. И что огромное количество операций, лекарств и других жизненно необходимых вещей не попадает ни в какие квоты. А поскольку он был многодетный и очень трепетный отец, то подумал, что нужно этим как-то заняться. Мы это все обсуждали, а потом пришло письмо из-под Нижнего Новгорода, от мамы девочки Кати Кацаповой. Сейчас ей 18, а тогда ей было три года, и у нее была тетрада Фалло (врожденный порок сердца – Прим. АСИ.).
Письмо было очень «настоящее», и нас всех «прострелило». Мы решили: неужели мы, работающие москвичи, не соберем 5 тысяч долларов, чтобы оплатить операцию ребенку?
Я обзвонила друзей, родственников, одноклассников, однокурсников — и мы собрали эти деньги. Надо сказать, без чудовищного напряга: не нужно было никому ничего объяснять и доказывать свою правоту. Девочку прооперировали. Раньше она не могла подняться на пятый этаж своей хрущевки, а тут мы ей подарили велосипед, и она на нем поехала! Это была не просто победа – это была эйфория. Такого бешеного напряжения счастья в нашей жизни раньше никогда не было.
Поскольку девочка и ее мама жили не в безвоздушном пространстве, прошел слух: в Москве живет Катя Бермант, которая деньги дает «просто так». И вот пошли письма – потоками, как Деду Морозу (и сформулированных примерно так же: «Москва. Кремль. Елка…. В просьбе прошу не отказать»). Собрать на второго ребенка было уже труднее – просто потому, что первый круг людей, с которыми не нужно вести переговоры, уже поделился, чем мог. Я побежала искать второй круг. На третий раз было уже совсем тяжело, но я нашла пару знакомых миллионеров. На четвертый – дала объявление в газету «Большой город», и тут начался настоящий народный фандрайзинг. Люди, ни разу не слышавшие про благотворительность и не знавшие меня, дали деньги.
Так все и завертелось. Какое-то время я продолжала работать художником-дизайнером в журналах, потом стала директором фонда «Детские сердца».
Про карьеру
Применимо ли слово «карьера» к благотворительности? Безусловно. Карьера – это же не только оплата за работу. Это, например, место в рейтинге в своей профессиональной области.
Сделала ли я карьеру? Да, состоялась как специалист по фандрайзингу. В прошлой жизни никогда этим не занималась, но работала в рекламе, плюс я гиперобщительна, могу разговаривать практически бесконечно. Кроме того, у меня абсолютно нет чувства личного пространства – я совершенно спокойно вторгаюсь к другим. Так что чувствую себя на своем месте.
Мы создали динамично развивающийся, известный в узких кругах, симпатичный фонд с безупречной репутацией. Цифры собранных средств хорошие. Хотя, похоже, пришло то время, когда фондов стало много, и нас, просящих, уже так много, что откликаться люди, возможно, будут уже только на разные странные предложения типа песен, плясок и пр. Будем придумывать, как жить дальше.
Я всем говорю, что я Бэтман и Дед Мороз в одном флаконе. Нормальный человек приходит с работы, выжатый как лимон, и мечтает немедленно заснуть. А ведь до момента, когда можно легитимно лечь спать, еще минимум четыре часа. За что он так убивается?
Как правило, работа нелюбимая и неинтересная, не так уж часто попадаются прекрасные коллективы и полностью устраивающие зарплаты.
Мы приходим домой точно такие же, но понимаем, зачем мы тратим свою бесценную единственную жизнь. Это важно – оправдать свои энергозатраты. Мы не космос отапливаем. Мы делаем конкретное дело. Наш КПД можно посчитать в штуках, рублях, сердцах. На сайте у нас написано «2737 спасенных сердца». И это правда.
Про деньги
Однажды мне надо было собрать средства на операцию 16-летнему мальчику из Казани. Тогда я впервые столкнулась с тем, что на маленькую голубоглазую русскую девочку деньги найти можно, а на мальчика из Казани, взрослого, усатого, прыщавого, некрасивого – очень трудно. Люди в целом не добры – они эгоистичны. Они хотят сделать приятное, прежде всего, себе, поэтому выбирают хорошенькую собачку, прелестную девочку, опрятную старушку. Это нормально. Но что делать с некрасивыми дворняжками или, скажем, с бездомными? Они не вызывают симпатии.
Наш фонд устраивает праздники. Мы организовывали фестиваль шарлотки, благотворительные обеды, концерты, забеги, выставки, ярмарки, аукционы – все, кроме, пожалуй, спектаклей. Мы делаем это непрерывно. Во-первых, потому что я это люблю – а личность директора, как ни крути, имеет значение. Во-вторых, важно, чтобы люди не только отдавали, но и получали.
Благотворительность — вещь бодрая и веселая. Это не когда у тебя юбка в пол, свечка в руке дрожит, слезы капают…
Вспомните историю с благотворительным стриптизом, который когда-то устраивала доктор Лиза. Она тогда собирала на одежду для бездомных на вокзалах, и вот в настоящем стрип-баре девушек одели в рейтузы, теплые колготки, свитер, фуфайку, куртку, шапку, варежку, носки… За каждый снятый предмет надо было дать денежку. Кажется, никто так и не разделся до конца, но история была яркая.
Так что пусть будут танцы, торт на 20 кг, фейерверк, дрессированные собачки, голуби, шарики, пусть всем будет весело. Главное, чтобы результатом этого веселья были деньги. Деньги – прекрасная штука, хотя их все демонизируют. Это такой же инструмент, как топор: можно рубить дрова, а можно – старушек. Пусть деньги работают во благо. Обожаю деньги. Нет субстанции более могущественной. Их можно превратить во что угодно – в жизнь, прежде всего.
Про бал
14 мая будет благотворительный детский бал-2017. Это моя любимая идея, беспроигрышная штука. Почти у каждой мамы есть маленькая девочка, у девочки – платье принцессы. Где его показать? В домашних интерьерах оно не смотрится. Нужен бал. Пять лет назад меня пригласили на такой. Дочке тогда было года три-четыре, мы надели такое принцессино пышное платье и пошли. Там была масса таких же девочек – а мальчиков, как всегда, поменьше, и они валяли дурака в сторонке. А девочки плясали самозабвенно. Нам страшно понравилось.
Это будет пятый, юбилейный, бал. Каждый год они разные. В этот раз будет настоящий бразильский карнавал — при поддержке посольства Бразилии. Можно будет раскрасить лица, воткнуть перья и танцевать самбу (а под такую музыку затанцует кто угодно). Будет масса интересного: барабаны, капоэйра, латина. Словом, феерическая вещь.
Специально к событию на сайте фонда «Детские сердца» создана отдельная страница, где открыт сбор средств на программу. Приобрести входные билеты можно здесь же. Переводя деньги через платежную форму на сайте или покупая билеты на мероприятие, вы дарите подопечным фонда шанс на долгую счастливую жизнь.
Делает это очень симпатичная компания – фактически, волонтерская группа. Успешные, состоявшиеся в своих профессиях люди, топ-менеджеры, при этом интеллигентные, правильно мыслящие и чувствующие. Каждый раз они проводят бал в пользу какого-либо фонда. В прошлом году это был «Православный мир» — собирали деньги на специфическое, безумно дорогое лекарство от злокачественной гипертермии. В этом году я им сама позвонила и предложила сделать бал в пользу «Детских сердец» – у нас есть хорошая, высокотехнологичная программа «Здоров на следующий день». Мы будем собирать деньги на окклюдеры. (Бал проводится при поддержке компании «Випсервис» — крупнейшего российского консолидатора по продаже авиационных и железнодорожных билетов. — Прим. АСИ.)
Про окклюдеры и государство
Детей с пороками сердца можно оперировать двумя способами. Можно вскрыть грудину, разрезать сердце и зашить дырочку. После этого ребенок будет долго лежать в реанимации в одиночестве (в хорошем случае – три дня, в плохом – до трех недель). Ему будет страшно, больно, шрам будет долго заживать, может случиться бронхит… Страх и ужас. А можно сделать маленькую дырочку в бедренной артерии и по сосудам ввести сердце зонд, который оставит там маленькую штучку — окклюдер. Он раскроется и – чпок — закроет эту дырочку. Я видела эти операции: дети, просыпающиеся после получасовой манипуляции, крепкие, полные сил, орут и дерутся ногами. Видно, что у них все в порядке. Ребенок встает на следующий день. Встал бы сразу, но его заставляют лежать, на всякий случай. Чудо высоких технологий.
Именно на эти штуки мы будем собирать деньги на балу. Они дорогие. Мы хотим попробовать собрать не на конкретного ребенка, а на программу – чтобы деньги на окклюдеры были всегда. Все остальное — врачи, оборудование, опыт – есть.
Вопрос: неужели государство не в состоянии оплатить окклюдеры из бюджета? Оно сейчас вообще мало что может. Есть теория, что мы подменяем государство, и оно расслабляется. Это не так. Во-первых, мы спасаем конкретного ребенка здесь и сейчас. Заниматься воспитанием государства, идти в Думу, лоббировать законы – это нужно и можно, но это долгосрочная перспектива. А нужно это прямо сейчас – и мы будем это делать, даже если таким образом мы кого-то развращаем.
Для меня много лет больным вопросом было оборудование больниц. Пока я не познакомилась с опытом фонда «Подари жизнь», флагмана нашей благотворительности. Они не просто построили больницу и целиком ее оборудовали – они приносят в страну новые технологии и внедряют. Фонды выступают проводниками цивилизации. И если ее некому больше приносить сюда, то это будем делать мы.
Да, иногда бывает, что мы идем в параллели с государством. Помню, как-то мы в «благотворительной курилке» (закрытой группе) обсуждали, можно ли купить машину «Скорой помощи», нанять бригаду и решать свои сиюминутные проблемы своими силами. Дали волю фантазии: сперва будет собственная машина, потом — собственная больница, потом вокруг появится некоторая территория, где будут наши законы и наше государство… Будем реалистами: есть чиновники и государственная политика, и идеального правителя можно ждать бесконечно.
Глобус у нас один, и другого нам не предоставили. Несмотря на то, что на нем гораздо больше «против», чем «за», надежда все равно есть.
Что нас спасет – это прекрасные люди, которые живут обычной жизнью, у них свои обычные проблемы с работой, детьми, пожилыми родителями, и, несмотря на все это почему-то не ложатся с журнальчиком и не отдыхают, а организуют, например, бал. Для чего? Им очень приятно осознавать, что они живут не только для себя и своей семьи, а могут своими консолидированными усилиями создать что-то важное и ценное для самых разных людей. Это – особого рода ценность. Те, кто создают эту ценность, – надежда нашей страны.
Про эффективность
Профессионализация благотворительности, эффективность – звучит скучно. И все-таки только профессионалы и менеджеры могут, рассчитав все, двинуть благотворительность вперед. Балы всегда будут и останутся волонтерскими. Но нужны миллионы на структурные преобразования.
На банк костного мозга, на обучение профессиональных врачей-онкологов, на обучение медсестер в реанимации… Это же ужас, что творится в больницах: хирург, мировое светило, уровень «Бог», делает операцию, а потом ребенок спускается в палату, в другой мир… Должна быть системная работа и постоянные денежные поступления. Нужно менять отношение к пациентам врачей, медсестер, нянечек, чиновников от медицины.
До сих пор, оказавшись в нашей стране в больнице, ты фактически попадаешь в режимный объект: нельзя войти, выйти, ты абсолютно подчинен. Пришел получить услугу, а оказался в роли зэка, медсестра – за вертухая…
Даже в лучших медицинских учреждениях. Это нужно менять. Человек в больнице должен быть уверен, что его спасут, что он окружен заботой, что его родственники рядом с ним – все.
Все это должны делать фонды, профессионалы. Задача глобальная, но разрешимая. А если оставить, как есть, ничего не изменится. Нужны огромные деньги. Проблема в том, что деньги эти поступают из узкого слоя, от мифического среднего класса, который существует в масштабе страны в виде статистической погрешности. Но именно он питает благотворительность. А совсем не люди из 1% самых богатых. Они в этом практически не участвуют. Нет, строго говоря, почти у каждого из них есть свои фонды, они занимаются — кто культурой, кто спортом, кто Большим театром…
Мы все, кто работает в благотворительности, пьем из этого водоносного слоя среднего класса, и он истощается. Ни вниз, ни вверх никак не получается проникнуть. Сейчас основная задача попробовать двигаться скорее вниз, чем вверх.
Мы продаем уникальный, дорогой товар. Самоуважение, ощущение собственной нужности. И это стоит дорого.
Про «сердобольность»
Народ у нас сердобольный — на уровне милостыни. Бросить копеечку нищему – нормально, при том, что тот употребит ее скорее на водку, чем на хлеб. А перевести ту же копеечку в фонд, системно помогающий социализации бездомных, восстанавливающий документы, дающий им возможность есть горячую еду, одеваться в чистое, где-то мыться и ночевать – в голову приходит редко. Эмоциональная сиюминутная благотворительность – это уличная благотворительность.
Поэтому мы и затеяли сейчас компанию против мошенников, собирающих деньги на улице. Мы двадцать лет работали и «раскачали» страну. Объяснили, что благотворительность нужна, и у нее есть некоторые атрибуты: ящик для пожертвований, логотип, брендированная майка. Сейчас этим пользуются невероятное количество обманщиков, которые выпускают промоутеров на улицы. Иногда их используют «втемную», что особенно неприятно, когда работают студенты или старшеклассники – они-то уверены, что собирают на доброе дело… В любом городе уже ходят эти гады. Дают им маленькие суммы, но людей очень много. Мы пытаемся с этим бороться. Кампания только началась – будет большая конференция в «Благосфере», мы приглашаем и МВД, и УВД, и московское руководство, и журналистов.
Что делать, если встретили человека с ящиком? Рецепт один-единственный: наличные на улицах никому не давать. Никогда. Если вы даете милостыню парню с табличкой «Нет денег на билет» — будьте спокойны, он не на билет собирает. Беременной девушке в платочке, старушке, бездомному — увы, они отдают их «смотрящему». Им тоже немножко перепадает, но большинство идет в карман дяде. Наличные на улицах – это обман всегда. И даже если вам кажется, что это молодой человек с хорошим лицом не может быть обманщиком. Если вам хочется, чтобы вас обманывали – вперед. Если уж совсем невтерпеж – идите в церковь, бросьте там в ящик.