Мария Морозова: «Контекст меняется, и мы должны меняться вместе с ним»

Благотворительный фонд Елены и Геннадия Тимченко в сентябре представил годовой отчет за 2019 год. Впервые годовой бюджет фонда превысил 1 млрд и составил 1 070 000 000 рублей. Кроме того, в 2019 году фонд занял первое место в новом рейтинге частных благотворительных фондов журнала Forbes. 

Генеральный директор Мария Морозова – об отчете и главных итогах работы фонда за прошлый год.

В поисках критики

Фонд выпускает годовые отчеты с первого года работы. Изменились ли за это время ваши стандарты отчетности?

Первый годовой отчет фонда вышел за 2011 год. Уже с 2012 года мы стали использовать при подготовке наших отчетов GRI (Global Reporting Initiative) — известный стандарт нефинансовой, некоммерческой отчетности. И наша отчетность проходила процедуру независимого нефинансового аудита компании Ernst & Young.

Последним был отчет за 2016 год, позже мы от этого стандарта отказались, потому что он так и не получил распространения в секторе. Но постарались сохранить лучшие наработки.

Какие, например?

Обязательное получение обратной связи от заинтересованных сторон. Каждый год на этапе подготовки отчета мы проводим онлайн-анкетирование стейкхолдеров по итогам предыдущего отчета.

После этого приглашаем экспертов и партнеров на общественные слушания проекта нового отчета. Года три мы добивались, чтобы это была содержательная и желательно критическая дискуссия, а не просто приятные слова. Их всегда лестно услышать, но непонятно, что с этим потом делать.

Содержательную критику и предложения мы обрабатываем, заносим в специальную таблицу и, по возможности, учитываем или уже в финальной версии этого отчета, или, если предложения слишком сложные, в следующем. Слушания у нас прошли и в этом году. Естественно, в связи с пандемией, впервые в онлайн-формате.

Как вы верифицируете результаты?

Мы ответственно относимся к тому, чтобы представлять максимально обоснованные и проверенные показатели.

В фонде была создана, утверждена и прошла независимый аудит система мониторинга и оценки наших программ. Показатели для нее верифицируются по определенному стандарту. Данные, представленные в отчетах, соответствуют этой системе. При этом она позволяет отслеживать их в динамике и сделать вывод об эффективности или неэффективности работы.

Например, по программе «Культура» один из показателей –  объем софинансирования, привлеченного партнерами. В 2019 году по сравнению с 2018 годом этот показатель вырос существенно, более чем в полтора раза.

«Малая культурная мозаика» — в руках местных сообществ

Если говорить о направлении развития культуры, то выпускники вашего конкурса «Культурная мозаика» в 2019 году сами провели конкурс для маленьких организаций на своих территориях. 

Да, это интересный опыт. Так называемая «Малая культурная мозаика» проходит на уровне местных сообществ. Раньше эти конкурсы проводили региональные операторы верхнего уровня, в том числе Архангельский центр социальных технологий «Гарант», фонд «Тольятти», Благотворительный фонд «Сибирский». Они помогали центрам социокультурного развития (ЦСР) организовывать конкурсы на своих территориях. 

А в 2019 году впервые и операторами, и держателями бюджетов стали сами эти центры – проекты-победители с 2015 по 2018 годы. Они полностью управляли грантовыми ресурсами, проводили экспертные советы, определяли количество победителей, номинации. 

Из чего складывались гранты?

Наполовину из средств нашего фонда, а наполовину из средств, которые ЦСР привлекали на свой конкурс.

Кого они поддерживали и по каким принципам?

Мы не навязываем, кого поддерживать и какие проблемы решать. Правильнее будет, если они сами определят, что сейчас актуально, и каким образом это лучше осуществить.

Если они считают, что сейчас важна проблема молодежи, выбранные проекты будут сфокусированы на ней. Если есть проблема старшего поколения, то проекты могут быть направлены на поддержку людей старшего возраста. 

Нет какого-то одного типа проектов, которые в первую очередь будут поддержаны. Решения принимает местное сообщество. 

В чем плюсы такого подхода?

По-моему, в этом только положительные стороны.

Конечная цель нашей поддержки — устойчивость, позитивная стратегия выхода для фонда.

Мы не сможем помогать им всегда. Программа состоялась, если наши выпускники становятся самостоятельными.

И если в начале им важнее получить от фонда финансирование, то на второй, третий, четвертый годы они больше всего ценят образование, обучение компетенциям, стажировки, обмен опытом. Это и позволяет им в дальнейшем действовать самостоятельно. 

Среди партнерских проектов фонда в области культуры в 2019 году — поддержка строительства собора в Волгограде, четыре видеопрограммы «Ехал Грека», поддержка пострадавшего Тулуна, обучение театральных команд в рамках «Золотой маски», выступление «Take 6» в Санкт-Петербурге, стипендия в Академии Михалкова, военно-исторический проект. Почему выбор партнеров именно таков, по каким критериям фонд принимает решения о партнерствах с культурными проектами?

Мы фокусируемся на поддержке регионов, особенно небольших удаленных территорий. И наши партнерские проекты объединяет именно это. Например, стипендии на обучение в Академии Михалкова предназначены для талантливых молодых людей из регионов, которые благодаря этой поддержке могут получить качественное образование. Возвращаясь к себе, они становятся более продвинутыми и успешными деятелями культуры в своих городах.

В проекте «Ехал Грека» мы поддержали цикл передач о путешествиях по русскому Северу. Мы рассказали им, как там работает «Культурная мозаика», и эти малые города и села стали сюжетной основой для маршрута.

Единственный проект, который стоит немного особняком, — фестиваль «Площадь искусств». Одна из составляющих программы «Культура» — культурный обмен между Россией и зарубежными странами. А поскольку это фестиваль международный и в нем участвуют зарубежные звезды, нам хочется познакомить российских зрителей и слушателей с лучшими примерами мирового музыкального искусства.

Как измерить благополучие детей

Давайте поговорим о поддержке семей. В 2019 году шла работа над реестром доказательных практик в сфере детства. Что удалось сделать?

Это сложный и давний проект. Мы начали им заниматься в 2015 году и по 2018 год его разрабатывали. Работаем с партнерами-экспертами — Московским государственным психолого-педагогическим университетом, Фондом президентских грантов, фондом Evolution & Philanthropy. Мы привлекали более ста специалистов на тех или иных этапах. Изучали и систематизировали международные подходы оценки социальных результатов в сфере детства.

В итоге мы постарались выработать стандарт для доказательного обоснования российских практик. Наработки апробировали в конкурсе «Семейный фарватер». Он предназначен для экспертных организаций в сфере защиты детства.

Все это аккумулируется в реестре доказательных практик. Пока он находится на нашем сайте. Но мы надеемся, что реестр не останется инициативой частного семейного фонда, а будет полезен и интересен всем.

Кому, например?

Донорам — они смогут увидеть результаты деятельности проектов, которые просят поддержки. Государственным структурам, которые сейчас все активнее привлекают НКО для оказания социальных услуг. 

Этот реестр — хорошая база для обмена опытом и знакомства с лучшими практиками.

Многие авторы вошедших в него практик говорят, что не относятся к этому как к оценке и контролю. Скорее, это полезный инструмент для собственного развития, позволяющий видеть свои сильные и слабые места, сравнивать себя с другими и изучить опыт друг друга.

В 2020 году прошел конкурс таких практик.

Да, и 21 проект по итогам оценки экспертов вошел в реестр.

Это общее число практик, которые сейчас есть в реестре?

Да. Сейчас рассматривается еще пул проектов. Если они будут утверждены, то реестр пополнится.

Конкурс — это единственная точка входа в реестр? Или вы сами ищете практики? Может, вам о них сообщают вне конкурса?

Нам сообщают. МГППУ начал обучающий курс для специалистов этому стандарту, поэтому мы заинтересованы в том, что он будет тиражироваться и использоваться помимо нас. Он может быть потом скорректирован, но это будет уже не наш проект. 

Для чего нужен индекс детского благополучия, работа над которым тоже началась в 2019 году?

Нам и нашим партнерам не хватает значимой, достоверной и непротиворечивой информации о наших целевых группах, в данном случае о детях. Без такой информации очень сложно понимать наиболее острые проблемы в России. На что мы в первую очередь могли бы направить свои силы, какие сферы требуют более серьезных и консолидированных усилий.

Поэтому в 2019 году мы начали небольшой пилотный проект.

Что представляет собой индекс?

Это экспертно обоснованный комплекс показателей. Он измеряется в динамике и дает более-менее реальную картину благополучия детей.

Самая известная, международно признанная система такого рода — индекс детского благополучия ЮНИСЕФ. Но, как правило, государства создают национальные системы. Мы изучали ирландскую, американскую системы и учитывали это в нашем проекте.

В нашем индексе, и это совпадает с ЮНИСЕФ, мы отразили такие группы показателей, как материальное благополучие, здоровье, защищенность, образование, отношения в семье и со сверстниками, поведение и риски. Важно и как сами дети воспринимают свое благополучие. Объективные параметры могут быть формально хорошими, а человек чувствует себя плохо. Это тоже нужно учитывать.

Какие трудности возникли при разработке индекса?

С данными пока есть сложности. Разные ведомства собирают разные показатели, не очень понятно, как они связаны между собой. 

Но консультации с Росстатом нас обнадежили —  получить такие данные можно, их даже собирают, просто их нужно правильно распределить по группам, разработать коэффициенты системы сбора. Это осуществимо. 

Важнее признать, что такой подход полезен для всех: от правительства до НКО и конкретных учреждений. Родительским, школьным сообществам, учителям, директорам школ тоже было бы полезно увидеть общую картину.

«Невозможно повесить на госструктуры ответственность за все, что происходит за закрытыми дверями»

Когда вы изучали составляющие детского благополучия, то затронули тему насилия по отношению к детям. Какие проблемы в этой сфере вы обнаружили?

Тут мы тоже упираемся в отсутствие полноценной информации на эту тему. Не только потому, что кто-то ее скрывает, но и потому, что ее объективно сложно фиксировать и получать. 

Например, по данным Росстата и Минпросвещения, число выявленных случаев насилия по отношению к детям и изъятий по этой причине снижается. А почти из миллиона обращений на общероссийский детский телефон доверия по всей стране только чуть больше 1% звонков связано с жестоким обращением с детьми. 

Что значат эти результаты? Что действительно стало меньше случаев насилия? Социальные службы стали лучше работать на профилактику? Или просто внимания к этой проблеме стало меньше?

С другой стороны, по данным МВД, в 2018 году число преступлений против несовершеннолетних увеличилось. И при этом более 60% уголовно наказуемых деяний в отношении детей совершено в семьях. 

Это страшно, ведь дети не могут себя защитить. А их привязанность к близким — серьезный барьер для получения информации.

Что можно сделать в этой ситуации?

Заниматься профилактикой и обучать специалистов. В том числе определению понятных критериев насилия. Через статистику мы должны понимать, на что обращать внимание в школах, детских садах. Невозможно повесить только на госструктуры ответственность за все, что происходит за закрытыми дверями, в частной жизни семей. Общество должно быть неравнодушным к таким проявлениям. 

Профилактика должна заключаться и в работе с родителями, особенно с теми, кто находится в зоне риска. Это семьи, где есть алкогольная зависимость и другие признаки неблагополучия. Или уже были зафиксированы проявления насилия по отношению к взрослым членам семьи.

Важно, чтобы формировалось междисциплинарное, межведомственное взаимодействие в социальной сфере. В некоторых регионах в тесной связке работают полиция, соцзащита, учреждения образования, здравоохранения, и в центре внимания у них — семья. Это позволяет видеть ситуацию с разных сторон, это тоже часть профилактики.

Система и общество должны сопровождать семьи в зоне риска, не бросать их, не убедившись в том, что конфликт действительно разрешен, и потом еще мониторить обстановку. И очень важно слышать ребенка. 

Участвует ли фонд в решении этой проблемы?

Мы собрали лучшие практики — и российские, и международные, которые доказали свою эффективность в профилактике насилия. Мы организуем курсы и семинары, готовим учебное методическое пособие. Недавно у нас был вебинар по этой теме для российских специалистов и родительского сообщества.

От активного поколения к заботе о ближних

В поддержке старшего поколения у фонда в 2019 году произошли изменения. Вы больше не проводите конкурс «Активное поколение», изменился и формат конференции «Общество для всех возрастов». С чем связаны перемены?

В начале 2011 года, когда появилась наша первая программа «Старшее поколение», практически не было некоммерческих организаций, которые занимались поддержкой людей старшего возраста. Это была непопулярная тема и для СМИ, и для общества, и для сферы культуры. Никто особо не интересовался потребностями этой группы. 

Фонд начал привлекать внимание к этой теме и запустил конкурс «Активное поколение» для поддержки проектов активных пожилых людей в регионах, в глубинке.

Это было азартно, никто не верил, что можно провести грантовый конкурс, где авторами проектов будут сами люди старшего поколения.

Но в итоге этот конкурс шел восемь лет. Мы выявляли и поддерживали лидеров старшего возраста, которые помогали таким же людям, как они. Или своим молодым землякам. И они начинали верить в свои собственные силы, понимали, что они действительно значимые члены общества.

Конференцию «Общество для всех возрастов» мы бы тоже не делали, если бы не было такой глухой информационной стены. И на протяжении семи лет она была, наверное, ключевой дискуссионной площадкой для российских, международных экспертов, для региональных специалистов. Мы обсуждали самые разные аспекты, связанные со старением в России, отношение государства, общества, волонтеров, некоммерческого сектора, культуру старения, вплоть до темы восприятия смерти.

Я ни секунды не жалею, что мы ввязались в эту историю. Она нас самих невероятно обогатила, потому что мы встретились с огромным количеством потрясающих экспертов, специалистов. 

Сейчас вместе с АНО «Национальные приоритеты» и другими партнерами мы запустили через смартеку Агентства стратегических инициатив отбор лучших практик в сфере активного долголетия. Кроме того, мы с партнерами участвовали в разработке концепции и индекса активного долголетия. 

Но контекст меняется, и мы должны меняться вместе с ним. Сегодня отношение к теме старшего поколения совершенно другое. Мы выполнили свою миссию и идем дальше. 

В каком направлении?

По-прежнему есть проблемы в заботе об уязвимых людях старшего возраста, особенно в регионах, в отдаленной местности. Недавно мы начали пилотный конкурс «Ближний круг». Он направлен на выявление и поддержку устойчивых социальных практик заботы о старшем поколении силами их ближайшего окружения. 

«Чемпионами становятся единицы, а искалеченных судеб много»

В «Спорте» тоже произошли изменения. В конкурсе «Добрый лед» с 2019 года фонд перестал поддерживать проекты с небольшими суммами и поддержал более крупные. С чем связано такое решение?

Мы поняли, что лучше поддержать меньшее количество организаций, но комплексно. В первую очередь мы предоставляли экипировку и средства для занятий спортом. Экипировка быстро выходит из строя, а давать небольшие деньги на разовую оплату тренеров не очень эффективно.

Мы стараемся не оказывать одноразовую точечную помощь. Более крупные проекты чаще демонстрируют способность находить партнеров, привлекать дополнительное финансирование и в этом смысле они более устойчивы и эффективны.

Как и по направлению «Культура», в «Спорте» у фонда были разноплановые партнерства. Каковы критерии принятия решений о них?

Мы оцениваем потенциал наших партнеров, их возможность реализовать проект самостоятельно, ответственность, долгосрочные перспективы, готовность работать вдолгую и ставить перед собой долгосрочные цели. 

И, конечно, имеет значение собственный вклад. Это не обязательно финансы, это может быть административный, волонтерский ресурс, помещение, инфраструктура, другие партнеры. Все, что сделает его гораздо более устойчивым, даже после того как его перестанет поддерживать наш фонд.

Фонд заявил о борьбе со стереотипами об эффективности  жесткого подхода в русской тренерской школе и начал принимать меры, чтобы их преодолеть. Расскажите об этой работе.

Я совсем не спортсмен и не очень разбираюсь в методологии тренерской работы. Но я представляю благотворительный фонд, и для меня важны гуманитарные ценности. 

Речь даже не про российскую, советскую тренерскую школу, а в принципе про жесткую, иногда жестокую методику тренировок, которая все подчиняет воспитанию чемпиона. Этот результат был первичен, все остальное уже не имело значения. Но чемпионами становятся единицы, а искалеченных судеб в результате такого подхода много. 

В мире установки меняются. И считается, что спорт, особенно детский, должен выполнять воспитательную, социализирующую функцию. Развивать у ребенка человеческие качества, а не просто штамповать потенциальных чемпионов.

Как это выглядит на практике?

Мы включили в образовательную программу для тренеров, которую давно ведем с партнерами, ценностный подход. Ребенок в таком подходе на первом месте, а спорт — скорее инструмент для его развития.

Сколько может потребоваться времени, чтобы эту систему изменить?

Мы же не можем сказать, что в спортивных секциях один тип отношений, а вокруг он другой. 

Отношение к ребенку в принципе должно измениться — как к личности, как к человеку, который может заявить о своих интересах. Например, часто ребенка устраивают в замещающую семью, не спрашивая его об этом.

Предполагается, что взрослым виднее. Эта установка есть не только в спорте, школе, семье, это общее явление, которое должно меняться. А как быстро — зависит от нас всех.

Все через это проходили. Насилие по отношению к детям в европейских странах, особенно в северных странах, в Англии — это недавнее прошлое. Коллеги из Финляндии рассказывали, что у них 30 лет назад началась работа над изменением отношения к домашнему насилию, к диктату по отношению к ребенку. Подавляющее большинство населения Финляндии считало, что это нормально — шлепнуть ребенка, наказать. Все так жили и всегда так было. Прошло 30 лет, и это изменилось.

Объединение людей в условиях неопределенности

В 2020 году ваш отчет за 2019 год можно читать как пророчество: в частности, он пронизан утверждениями о необходимости усиливать солидарность местных сообществ. Весь 2020 год в мире из-за пандемии оказался годом солидарности сообществ. 

Не буду приписывать фонду пророческие знания. К тому, что происходило в этом году, никто не был и не мог быть готов. Но движение в сторону солидарности было абсолютно верным. Ответом на пандемию, особенно в условиях полной неопределенности, изоляции, стало как раз спонтанное объединение людей и ресурсов. 

И даже в крупных городах, где атомизация считается традиционной, и люди часто не знают, как зовут их соседей, они тоже начали объединяться, чтобы помочь одиноким пожилым, семьям с детьми, людям с инвалидностью. Неравнодушные соседи листовки клеили, продукты разносили. Люди искали возможность включиться и задавали вопросы, что они могут сделать, чтобы быть полезными.

У нас появилось несколько антикризисных проектов. Один из них — масштабная коалиция «Забота рядом». Она была создана, чтобы находить одиноких пожилых людей, которые оказались в изоляции и не могли себе помочь. Мы обнаружили четыре тысячи «невидимых» людей старшего поколения, о которых не знали ни родственники, ни соседи, ни система социальной защиты. А в целом поддержали больше 80 тысяч пожилых.

Ваши благополучатели, участники конкурсов оказались готовы к тому, что в 2020-м начнет происходить? Как им помогли наработки 2019-го и вообще прошедших девяти лет?

Да, мы видели много примеров деятельного неравнодушия и солидарности. Хоккейные тренеры, например, выполняли роль социальных кураторов для семей своих воспитанников, особенно если их семьи находились в трудной жизненной ситуации. И с продуктами помогали, и с лекарствами, и со средствами первой необходимости, и финансирование находили для них. 

Полезным навыком оказалось умение объединяться и выстраивать партнерские отношения. Причем не только между НКО, а с властью, бизнесом. В Ульяновской области уже в первые дни губернатор провел совещание с НКО, и они договорились, какие сферы работы возьмут на себя организации.

В Бурятии была активная мобилизация «серебряных» волонтеров. Они объединялись с НКО, поделили Улан-Удэ на зоны и там начали находить пожилых людей, которым нужна помощь

Интересный и новый, для нас во всяком случае, участник общественной жизни — это ТОСы, ТСЖ, инициативные группы. Они координировали соседскую помощь на своих территориях.

Предполагаете ли вы, какие основные выводы по итогам 2020 года отразятся в следующем отчете фонда?

Наверное, все, что связано с пандемией, изоляцией, последствиями борьбы с коронавирусом. К сожалению, сама пандемия и ее последствия затягиваются. Это новая реальность, с которой нужно научиться жить. Все, что мы в этой связи сможем начать делать по-новому, станет самой интересной частью следующего отчета. 

В этом году мы отмечаем пусть небольшой, но юбилей: в декабре нам исполняется 10 лет. И мы как раз завершаем наш пятилетний стратегический цикл и планировали актуализировать свою дальнейшую стратегию. В итоге случилось то, что случилось. Это существенно скорректировало наши планы, но наши стратегические установки не изменились. Просто они будут по-другому реализованы.

И надеюсь, что про итоги этого сложного периода мы когда-нибудь сможем поговорить вживую, а не в зуме.