Насилие. Начало
Я прожила с Игорем пять лет и вышла за него замуж, когда была более-менее в нем уверена. У меня к тому моменту уже был ребенок от первого брака – дочка Мила. Муж ее признавал, очень любил, дарил на все праздники подарки, официально удочерил. Мы расписались, и вскоре я забеременела. Так появилась Наташа.
Через год, в день рождения младшей дочки, мы были на даче. Это было лето 2013 года. Игорь, вместо того чтобы устроить ребенку праздник, сутки пил. Хотя до этого позволял себе выпивать пиво по большим праздникам. Я никогда не видела его таким пьяным, как в тот день. Ночью я уже не выдержала, сказала ему: «Давай тише, а то маленькая не спит». Она была грудная на тот момент.
На даче у нас строился дом, мы жили на первом этаже недостроенного дома, а моя бабушка жила во времянке. Я психанула и пошла во времянку к бабушке. Бабушка у меня такой человек, что не вытерпела и высказала Игорю все, сказала: «Вон с моей дачи». И тогда он поднял руку на бабушку. Я выбежала ей помогать, с ребенком на руках. Он меня тоже ударил, и мы с Наташей полетели прямо на дрова. Нас начала разнимать старшая, Мила. В общем, мы закрылись во времянке.
«Мам, он ко мне приставал»
После ночного скандала Мила говорит: «Мам, он ко мне приставал, но я успела убежать». Ей на тот момент было 12 лет, но она достаточно высокая и выглядела на 16. Мила рассказала, что, когда нас не было дома, Игорь повалил ее на диван. Пока он возился, она выбежала на кухню. Там были соседи, но конечно же они ничего не видели и не слышали.
Я потом вспоминала, что он мог ее по попе хлопнуть. Любил принимать ванную, мог выйти оттуда голым. Я говорила, чтобы оделся, ребенок же в комнате. Он отвечал, что ничего такого. Потом он начал намеренно ходить голым.
В полиции
После побоев на даче мы сутки отлежались и поехали в детскую больницу. Я настояла на том, чтобы нас приняли и осмотрели Милу. Оказалось, что всё нормально.
Пока мы ехали из больницы домой, нас уже вызвали в полицию: я хотела снять побои, посмотреть, нет ли у маленькой Наташи сотрясения. В полиции и прокуратуре мы с грудным ребенком провели два дня. Они допрашивали меня, Милу. Мне сразу сказали: «Имейте в виду, вы ничего не докажете. Потому что ребенок в таком возрасте может привирать».
После меня отвезли к мужу, он сказал: «Этого ничего не было, Мила все придумывает». Начал вспоминать, что она врала когда-то. Я уже тоже начала сомневаться: может, правда врет?» Потом я поняла, что она просто боится.
Я сказала мужу, что больше он с нами не живет, и почти полгода мы жили порознь. Но на развод я не подавала: понимала, что нас не разведут: Наташе только год, я не работаю.
«Давай его простим»
В итоге я забрала заявление. После этого он начал о нас заботиться, стал достраивать дачу моей бабушке, помогать деньгами, в гости приходил, резко таким заботливым стал. До конца ноября он жил на стройке, а потом говорит: «Надо брать ипотеку». Конечно, ненормально жить на 12 метрах вчетвером. Он официально устроился на работу, мы снова стали жить вместе.
И Мила сказала: «Мама, давай его простим, смотри, как он старается». И я ради детей осталась с ним, не стала разводиться.
Через полгода примерно я забеременела третьим ребенком, хотя мы этого не планировали. На втором месяце беременности мы попали в аварию. Игорь посадил меня за руль, по дороге постоянно говорил: «Обгоняй, обгоняй». Я обогнала, нас закрутило, но все остались живы-здоровы, только ссадины.
К концу беременности я узнала, что ребенок с кучей пороков – сердце и неврология. Ульяна прожила 51 день.
Я была в постоянном стрессе, но понимала, что живу ради детей. И с Игорем – тоже ради детей. Наташа его очень любила, тянулась к нему. Девочки боготворят пап. Мила к нему хорошо относилась.
Мы купили вторую комнату в коммуналке. У Милы появилась своя комната, вроде все пошло на лад. Когда я была беременна, мы взяли в ипотеку третью комнату в нашей коммуналке под материнский капитал. С Игорем я старалась не спорить, потому что понимала: в любой момент он может меня ударить.
«Он меня убьет»
После смерти третьего ребенка Игорь настоял, чтобы дети поехали в деревню к его матери. При этом, он сказал, чтобы дети ночевали в отдельном доме, а его брат Юра спал в соседней комнате.
Через некоторое время после этой ночёвки я пришла домой и увидела, что Мила спит с телефоном в руках. У нее была открыта переписка, а там – ее фотографии, где она голая. Она переписывалась с Юрой. Ей 13, ему 28.
Я сделала скриншоты переписки, отправила себе на почту. Показала переписку Игорю – это же подсудное дело. Муж отвечает: «Да подумаешь, любят они друг друга». Значит, он об этом знал. Я еле сдержала себя, чтобы его не ударить.
Меня спрашивают: а чего ты ему сдачи не давала? А ему невозможно дать сдачи — просто прибьет.
Я всю ночь не спала. Утром пришли в полицию, нас опросили. Мила рассказывала, что Юрик ей руки связал и воспользовался. Я спрашиваю полицейских: «Почему вы пишете о половом сношении [с несовершеннолетней], если были насильственные действия?». Мне ответили, что я слишком поздно обратилась.
Когда Игорь узнал о заявлении, он вцепился мне руками в горло и начал душить. Меня спасла Наташа, она начала кричать: «Не трогай мою маму!»… Мать Игоря и Юры считает, что Мила сама его соблазнила — в коротких шортах летом ходила. Да хоть голая ходила бы — какое он имеет право?
Потом Игорь опять начал угрожать: «Пиши заявление, чтобы Юре дали условный срок». В итоге суд был в 2016 году: ему дали три года по 133 статье — должен выйти в январе. Что будет дальше, мы не знаем.
Жизнь под замком
Через месяц после того, как на Юру открыли дело, нам с детьми дали госзащиту, потому что Игорь продолжал мне угрожать и преследовать на улице. Сначала опека поселила нас в Центр для женщин, оказавшихся в тяжелой ситуации, а через неделю мы переехали в квартиру, предоставленную госзащитой. Три месяца мы с дочками жили под замком. Это было тяжело даже для меня, а детям — и подавно. Маленькая Наташа не понимала, почему мы не можем выйти погулять. Вроде бы квартира со всеми удобствами, а на окнах — решетки. Перед Новым годом крыша от этого поехала, и нам пришлось отказаться от госзащиты.
Пока мы находились под госзащитой, я подала три исковых заявления в суд на развод с Игорем. В декабре 2015 года нас развели. Суд определил, что дети проживают со мной, а Игоря ограничили в родительских правах. Через месяц он подал апелляцию, и его в родительских правах восстановили.
Мы договорились, что он подписывает документы и мы живем на одной территории, в коммуналке. И мы стали жить в одной квартире: мы с Наташей в одной комнате, Мила – в своей, Игорь в третьей. Все на одной территории.
«Я жену воспитываю»
В конце января 2018 года у нас умерла соседка. Она очень доброй женщиной. Мы с Милой поехали на похороны, я попросила Игоря посидеть с Наташей. Вечером я приехала забрать её. Вошла в квартиру. Игорь подлетел ко мне и ударил в ребра. Это было так больно! Я даже дышать не могла, орала. А он говорит: «Чего ты притворяешься?»
Он поволок меня в другую комнату, кинул на кровать, пытался ударить по голове. И тут я вспомнила слова Милы о том, что я никогда ему не давала сдачи. Я была в сапогах с каблуками, и несколько раз ударила его. Но потом он меня так сильно ударил, что я поняла: зря я это сделала.
Внизу на площадке курили соседи. Они услышали мой крик, прибежали. Стали успокаивать Игоря, а он: «А что такого? Я жену воспитываю». Я по стеночке – и бегом из квартиры.
Соседка вызвала скорую и полицию, но Игорь ей сказал: «Если ты вызовешь полицию, то я и тебя убью. А я не хочу из-за тебя сидеть».
Приехала скорая. Сказали, что ушибы, травмы и сотрясение мозга. Неделю я лежала, даже Наташу в садик не водила.
Квартирный вопрос
За квартиру плачу я. Ипотека у нас совместная, но счета приходят на меня. Недавно пришел счет за свет на 24 тысячи. Летом увидела, что он не платит за ипотеку. Съездила в банк, спросила. Сказали, что пройдет 100 дней, и они будут подавать в суд. А это значит, что я буду платить — я же созаемщик.
Больше года мы снимали жилье, сейчас мы с Наташей живем у бабушки, а Мила переехала в коммуналку к Игорю, потому что хотела жить в своей комнате. Однажды, когда мы пришли за ней, то увидели, что она спала в его кровати.
Мы вновь открыли дело, а на следующий день прокуратура закрыла. Следователь говорил: «Уговаривайте свою дочь дать показания». Но она не хочет. Следственные действия – это очень тяжело. С ней обращались так, будто это она совершила преступление. Я говорю: «Ну что, мы подаем заявления?» Она говорит, что больше не может.
С лета этого года опять живет у него. Игорь обещал ей, что съедет с квартиры. Но так и не съехал.
«Сама виновата»
Ни моя сестра, ни мой папа не вмешиваются, хотя Игорь им говорил, что сделает меня инвалидом или убьёт. Сестра и отец говорят, что я сама виновата. Мама умерла 14 лет назад. Папа ее бил, сделал инвалидом: у нее началось заболевание мозга, появились гематомы и осложнения. Наши с мамой истории чем-то перекликаются.
Начиная с 2013 года, я написала пять заявлений. Только после того как он сломал мне ребра, там как-то зашевелились. Я ходила к трем дознавателям, и сначала никто не хотел брать это дело.
Говорили: «Ой, этой фигней заниматься. Знаете, сколько у меня таких? С другими закончу и, может, вами займусь». Потом девушка-следователь открыла дело. Меня признали потерпевшей, но уголовное наказание дается за вред здоровью средней тяжести. В итоге Игорю дали полгода условно.
У меня есть подружки и друзья, которые мне не помогают, потому что боятся связываться с Игорем. Но я понимаю, что у всех дети, да и кому нужны чужие проблемы? Но обида на друзей у меня есть: я бы помогла им в такой ситуации.
Вернуть назад
Я бы отмотала все назад до того момента, когда он летом к Миле приставал. Зря я тогда заявление забрала. Просто все мне говорили, что я ничего не докажу и только ребенку психику испорчу. Не надо было тогда с ним сходиться. Нельзя оставаться ради детей и терпеть насилие. У меня не было сил признать, насколько страшный человек рядом.
Мне самое главное – вырастить детей. Иногда мы с Наташей идём по улице, она спрашивает: «Мама, там точно не папа идет?» Я ловлю себя на мысли, что тоже оглядываюсь, присматриваюсь и вздрагиваю. Как-то раз Игорь поймал меня на остановке и пытался отнять ребенка. Был час-пик, мужики мимо проходили, никто не остановился. Только бабушка пожилая помогла.
Наташе сейчас шесть лет, она просит отвести ее на бокс и завести овчарку. Говорит: «Когда мне будет 17 лет, я пойду и дам папе сдачи». Я вожу ее к психологу, они играют в игры. Наташа фантазирует, как будто у нее большая семья и все идут наказывать папу.
Я постоянно думаю, что надо уехать. У меня есть подружки в других городах, могла бы на первое время к ним, а потом обжиться. Но меня удерживает детский сад и врачи: у Наташи сильная дальнозоркость, но сейчас зрение еще можно подправить. Да и бабушка. Она себя еще обслуживает, но ей уже тяжело.
Я всегда надеюсь на лучшее. Сейчас мы более-менее стоим на ногах.
Кризисный центр для женщин в Санкт-Петербурге с 1992 года оказывает социально-психологическую и правовую помощь женщинам, пострадавшим от сексуального и физического насилия и находящимся в других кризисных ситуациях. С понедельника по пятницу с 11.00 до 18.00 на телефоне доверия (812) 327-30-00 и в онлайн-приемной дежурят психологи, готовые поддержать морально и проконсультировать женщину о дальнейших действиях.
Подписывайтесь на канал АСИ в Яндекс.Дзен.
