«Поверьте, это они вас будут уговаривать бежать»: Мария Помазуева, фонд «Синдром любви»

АСИ продолжает серию публикаций о сотрудниках НКО, которые участвовали во флешмобе #ДеньНКОпрофи. Редакция выбрала героев разных профессий, чтобы показать весь спектр работы НКО.

– Вы – руководитель спортивного проекта в благотворительной сфере. Достаточно необычная должность. Если не секрет, кто вы по образованию?

– У меня два образования, и оба со спортом не связаны. По первому — я инженер машиностроения. Я даже на военном заводе работала какое-то время: нужно было подтвердить специализацию. А вторая специальность, которую я получила, связана с экономикой управления на предприятиях. 

И я не могу сказать, что мне не нравилось работать на заводе: я до сих пор скучаю, люблю разные чертежи. Но все равно устала: заводские шумы, вред для здоровья… 

И так совпало, что я попала на работу во внутренние органы. Не скажу, что это было неожиданно. Когда в школе проходили тесты по профориентации, у меня всегда четко выпадало: МВД. В итоге я попала в юстицию, даже хотела получить третье образование и продвигаться дальше по службе, но тут исполнилась моя мечта — я стала мамой. 

Потом ушла в отставку, но с теплотой вспоминаю то время: я любила эту работу. Видимо, тесты по профориентации не соврали. 

А спустя время я пошла работать в страховую компанию и рассматривала страховые случаи после ДТП. Работа с юридическими лицами, лизинговыми компаниями, занималась оценкой, сметы составляла. Представляете, я даже могла разобрать машину чуть ли не с закрытыми глазами *смеется*.

«Была в шаге от кумира юности и даже не заметила» 

– Но при все этом, как вы рассказывали, в вашей жизни параллельно был спорт. Это всегда был бег?

– Нет, у меня две любимые сферы. Из крайности в крайность: тяжелая и легкая атлетика. Я всегда была на перепутье. Когда мне чуть надоедает бег, я «ухожу» в зал.

Причем «ухожу» основательно: я достаточно долго занималась силовым троеборьем и даже готовилась к Чемпионату Европы. Но потом сильно заболела гриппом и не поехала на соревнования. И в какой-то момент опять переклинило: вышла на пробежку и уже пять лет не могу вернуться в зал.

Хотя для спортсмена это важно. Например, я бегаю трейлы, планирую выйти на ультрадистанцию: нужно заниматься в зале, чтобы прокачивать выносливость. 

– А были ли у Вас в детстве кумиры в спортивной сфере?

– Да, я прям очень вдохновлялась Юрием Борзаковским (российский легкоатлет, олимпийский чемпион 2004 года. – Прим. АСИ). И тут у меня даже есть история.

И спустя несколько недель после турнира я смотрела видеоотчет и замечаю: вот в кадре стою я, а напротив меня – Юрий Борзаковский. Но там, на месте, я его просто не заметила. А для меня это мечта: подойти к нему и пообщаться.

Вот так была в шаге от кумира юности и даже не заметила. Но я верю, что это значит только одно: момент, когда нам нужно будет познакомиться, просто еще не настал. Так что детская мечта осталась.

А если говорить про кумиров не из спортивной сферы… Наверное, это Вивальди. Я под него тренируюсь, рисую, другие дела решаю.

– Вы еще и рисовать успеваете?

– Да, вот иногда жертвую чем-либо для этого: бывает лишним часом в телефоне или лишним часом сна. Мне это нужно, когда устаю от всего и хочется скрыться. Тогда достаю холст и краски.

Ухожу в себя немножко, чтобы успокоиться или прийти к какому-то решению.

Кстати, также у меня и с бегом: в основном я тренируюсь с кем-нибудь, иначе скучно. Но бывают моменты, когда нужно выйти одной на пробежку, потому что не могу в голове решить какую-то поставленную задачу. И когда бегу, она сама решается в голове.

«Опыт всех моих забегов помог сформировать идеальную картинку»  

– Но ведь бег для вас – не только хобби. Насколько я знаю, до того, как прийти в фонд, вы уже организовывали забеги для других. Что это было?

– Если не рассматривать какие-то разовые события, то основательно организовывать забеги я начала с командой «Близко трейл». Они организовывают соревнования по трейлраннингу (бег по пересеченной местности. – Прим. АСИ) в Москве.

Я пришла в команду пять лет назад и все это время отвечаю за организацию детских стартов, контролирую забег от этапа планирования до последнего бегуна. Плюс — помогаю находить партнеров, распространяю информацию о забегах, общаюсь с участниками.

Еще мы развиваем бег в Кусково. Вот недавно с беговым сообществом «Капибара» устроили благотворительную акцию в помощь приюту для животных.

– Организация детских забегов и по пересеченной местности – нетрудно было в начале все это организовывать?

– Трудностей у меня не было, но есть много деталей, которые нужно знать. Мне было попроще: все же у самой за плечами не один забег, есть насмотренность.

Например, многие не понимают, что при организации забегов надо оплатить дежурство бригады скорой помощи, установку туалетов и работу полевой кухни. Нужно согласовать забег с местной администрацией, природоведческими службами, ГИБДД и т.д.

Ну и человеческий фактор никуда не исчезает. Например, ребенок может сбиться с пути и заблудиться. Тогда мы останавливаем весь забег полностью, пока не найдем сбившегося бегуна. 

Наверное, опыт всех моих забегов, в которых я участвовала, помог мне сформировать идеальную картинку, как организатору: что, как и зачем должно быть на дистанции.

«Я больше не могу здесь находиться, мне не нравится»

 – Организация забегов, работа, материнство… А когда вы решили пойти работать в благотворительность?

– Около трех лет назад. На тот момент я уже ушла из органов, устроилась в страховую компанию и даже занимала там руководящую должность. Но в какой-то момент устала от офиса, рутины и монотонности.

И в один прекрасный вечер, сидя на работе, я себе сказала: «Все, больше не могу здесь находиться, мне не нравится». И вроде конфликтов не было: просто я не на своем месте. Я начала смотреть вакансии, чтобы найти то, что понравится. 

И на одном сайте увидела вакансию в каком-то фонде. Она была мне не очень подходящая, но в голове щелкнуло: вот оно, хочу работать в благотворительности.

– И спустя время узнали про «Синдром любви»? 

– Да, примерно через месяца четыре познакомилась с фондом, но вышло это случайно. В 2021 году я поехала в Кузьминки на встречу со знакомыми из бегового сообщества, а вечером должна была помочь в организации благотворительного забега на другом конце Москвы.

В Кузьминках я встретила знакомого блогера, начали разговаривать и вдруг к нам подбегают несколько человек в ярких майках и просят сфотографироваться. Мы разговорились, оказалось, что у них тоже благотворительный забег через пару дней.

Обсудила со знакомыми и мы решили к ним присоединиться – доброе же дело, почему не пробежать. Мы даже не вникали, кому именно помогаем. А там на месте уже увидели: ага, какой-то проект «Атлет во благо». И в конце забега для нас устроили экскурсию в фонд. 

Сидим, пьем чай после экскурсии, а я возьми и ляпни: «А у вас работы случайно нет?».

– И вас сразу приняли?

– Нет, тогда у них вакансии не было. Но через пару месяцев мне позвонила Ольга (предыдущий менеджер проекта «Атлет во благо». – Прим. АСИ) и рассказала, что уходит из фонда. А на свое место предложила мою кандидатуру.

Руководство еще посмотрело других кандидатов, а потом мне позвонили и сказали: «Если вы готовы, мы вас ждем». Я согласилась и в тот же день написала заявление на увольнение в страховой.

«Вы не просто делаете взнос, а помогаете людям с синдромом Дауна» 

– Как я понимаю, в фонде вы продолжили заниматься тем, что до этого делали в «Близко трейл». Сильно ли организация благотворительных забегов отличается от обычных?

– С технической точки зрения, все одинаково. Но благотворительные забеги мы стараемся больше продвигать. Просим: перейдите по QR-коду, купите у нас мерч, сделайте пожертвование.

– «Атлеты во благо» участвуют и в других забегах, верно? 

– Да, и это очень классно, когда организаторы крупных соревнований поддерживают и рассказывают о нас на своих ресурсах: приглашают спортсменов с синдромом Дауна на соревнования, добавляют кнопки пожертвований на сайты, делают посты в нашу поддержку. 

У нас есть такие партнеры, как IronStar, «Фармэко – юегом по Золотому кольцу» и это гордость для меня, показатель того, что люди помогают, несмотря на свой статус.

– А кроме организации забегов, какие у вас задачи в фонде?

– Можно сказать, что моя основная задача – привлекать новых атлетов во благо и удерживать старых. Это всегда ценно, когда человек для вас пробежал марафон, а через пару месяцев ты видишь, что он уже новый поступок открывает.

Главное в этой работе – объяснить атлетам наши ценности, чтобы они их транслировали дальше. Чтобы люди понимали, что такое синдром Дауна и почему не надо избегать людей с этой особенностью.

Сейчас, когда я вплотную работаю с ними, то вижу, как они великолепны, когда достигают своих целей. Иногда, видя их регалии, спрашиваю себя: «Маша, а ты что в жизни сделала?». 

Вот моя, наверное, самая главная задача в фонде —  показать нашим спортсменам эту грань, чтобы они потом транслировали это дальше.

«75% сразу говорят “да”»  

– Насколько активно спортсмены откликаются на просьбы поддержать фонд?

– Примерно 75% сразу говорят «да». И это очень крутой показатель. Крайне редко кто-то пишет «нет, мне неинтересно». Потому что даже если человеку неинтересно, то проще промолчать. 

Я не осуждаю этих людей. Я отлично понимаю, что если ты спортсмен, активный человек, социальный, тебе много разных запросов прилетает. И не везде хочется участвовать. 

– Всегда так много людей соглашалось? Или это с опытом удалось понять, как заинтересовать? 

– По моим ощущениям, раньше было сложнее. Сейчас я даже уже не так активно приглашаю людей. Многие выходят на нас сами. И это, в первую очередь, заслуга команды: они постоянно где-то участвуют, сами рассказывают про фонд, друзей приводят.

Тут еще работает такой фактор, что каждый спортсмен знает, как важна поддержка. Всегда поддерживает, когда у тебя есть близкие и тренер, которые болеют за тебя.

И спортсменам откликается то, что они сами могут стать поддержкой и опорой для людей с инвалидностью. Это точка соприкосновения, благодаря которой многие откликаются и становятся «атлетами во благо». 

«Я с вами не побегу, мне нужна Маша»  

– Еще я видела, что иногда «Атлеты во благо» сопровождают на дистанции спортсменов с синдромом Дауна. Как вы готовите команду к таким задачам? 

– Мы стараемся объяснить, что нет одного алгоритма. Кого-то нужно взять за руку. Другой сам тебя схватит за ладонь – иначе ему страшно. А третьих нужно просто поддерживать на дистанции: давать попить, предупреждать волонтеров, чтобы они не шумели.

На таких забегах я работаю не только со спортсменом, но и с волонтерами, другими участниками и болельщиками. Главная задача для меня – сделать так, чтобы спортсмену рядом было удобно и он мог пройти эту дистанцию.

Бегуны с синдромом Дауна знают и понимают, что они делают. Они не сбиваются с ритма и бегут как надо. Но раз на раз не приходится, иногда устраиваем танцы с бубнами, и говоришь себе: «Господи, зачем мне все это нужно? Я устала, я не хочу, я больше не буду». Но это просто эмоция, ее надо пережить и дальше все нормально.

– А какой у вас был самый запоминающийся забег с подопечным фонда?

– Один выделить не могу – они все для меня важны и ценны. Но был такой случай.

У нас есть подопечный, с которым я вместе бегала дистанцию в Сочи, а на следующий благотворительный забег выйти с ним не могла, так как решала организационные моменты. 

И тут он отказался, говорит: «Я с вами не побегу, мне нужна Маша». Он не привык к другим атлетам, потому что бегал со мной. Команде пришлось искать решение. Говорят: «Маша на финише. Нам надо туда добежать с тобой!».  

Это хороший пример того, что каждому спортсмену с синдромом Дауна нужен свой подход. Нужно найти фразу, которая мотивирует его бежать дальше. Именно поэтому я всегда зову атлетов на наши тренировки.

«Поверьте, это они вас будут уговаривать бежать»

– А как проходят такие тренировки?

– Главное на тренировке – наладить контакт. Подопечные должны доверять атлетам: не все из наших спортсменов говорящие, иногда нужно ориентироваться на мимику или какие-то жесты.

– Не было ли стигматизации со стороны спортсменов в адрес подопечных фонда?

– Грубо, конечно, никто не говорил про наших подопечных. Даже если атлет не понимает, как человек с синдромом Дауна может заниматься спортом, то спрашивает это корректно: «А как? У них же ментальные отклонения, они же ничего не понимают? Как ты их уговариваешь бежать?». 

Я всегда отвечаю: «Поверьте, это они вас будут уговаривать бежать».  

– Насколько я знаю, в прошлом году у фонда появился еще один проект, в котором вы участвуете, – «Я тоже умею бегать». Расскажите о нем чуть подробнее?

–  Да, это уже не первый спортивный проект фонда. Но беговые тренировки для детей с синдромом Дауна мы начали проводить именно по этому проекту. И оказалось, что этот спорт очень позитивно влияет на их координацию и состояние здоровья в целом.

Миша, мой любимчик, когда пришел на первую тренировку, на месте подпрыгнуть не мог. А сейчас он прыгает через барьеры.

Название в целом отражает суть проекта – они учатся бегать. Но для них это еще и социализация: они кидают друг другу фотки, общаются после тренировок, гадают, что в будущем делать будут.

И вообще они учатся быть чуть самостоятельнее: сами добираются до места тренировки, знают правила манежа. Радостно видеть, как мы почти за год их настолько увлекли бегом.

«Мне все говорили: ты не сможешь без этого»  

– В 2024 году будет три года, как вы в фонде. Бывает, что этого времени хватает, чтобы человек перегорел и ушел. Не было ли у вас чувства, что вы устали от всего?

– Да, в какой-то момент я устала. Решение, что делать дальше, давалось тяжело, несколько месяцев ходила, как в тумане. И с руководителем говорила, и с семьей общалась, и с некоторыми атлетами. Мне все говорили: «Ты не сможешь без этого». И я понимаю, что они правы.

– А что мотивировало не поменять направление работы?

– Главная мотивация для меня – это наши подопечные. Они меня заряжают, я с ними постоянно общаюсь. Они мне уже пишут не просто как тренеру, а как другу.

Потому что, когда я обсуждала возможные варианты, что делать мне дальше и в какой сфере развиваться, некоторые атлеты начали спрашивать: «А кто нас собирать будет? А как мы поступки открывать будем? А как мы помогать будем?». В благотворительности люди часто ориентируются на людей, а не на общие представления о добре.

Так что получилось так, что сначала я атлетов «заражала» этим добром, а когда мне понадобилась поддержка – они начали дарить тепло в ответ. И никуда я не денусь, мне кажется, потому что благотворительность – это мое. 

«Если вы хотите продвинуть свой личностный бренд, то благотворительность – это классный способ» 

– Кстати, про коммуникацию. Как вам кажется, какие навыки или черты характера помогли вам в этой профессии?

– Парадоксально: я очень боюсь публично выступать, но в то же время мне это легко дается. Я еще в школе и университете заменяла иногда преподавателей, и опыт говорить перед публикой у меня был.

Для меня главное – импровизировать. Я не готовлю никогда заранее сценарий, это рамки. Что пришло в голову сказать, то и говорю. И людей цепляет, наверное, потому что искренне.

– А если говорить в целом про менеджеров спортивных проектов – какие навыки им нужны?

– Мне кажется, важно упорство в хорошем понимании и смелость. Даже когда тебе говорят нет, ты должен еще раз прийти и показать: «Нет, вам это понравится, попробуйте». Потому что на практике многие действительно соглашаются не сразу, но потом втягиваются в благотворительность с головой.   

Я сама стеснительный человек, но проект меня многому научил. И сейчас для меня нет проблемы подойти к спортсмену и сказать: «Привет, а я тебя видела на другом забеге, хочу тебя позвать к нам».

Нужно чувствовать, как обратиться к человеку, что ему предложить, как вести с ним диалог. Наверное, вот это умение чувствовать человека напротив – и есть самое главное в спортивных менеджерах. Потому что налаживать партнерства — это очень тяжелый труд.

– А чем спортсменам выгодно участие в проекте «Атлет во благо»?  

– Это такой лайфхак для спортсменов: если вы хотите продвинуть свой личностный бренд, то благотворительность – классный способ. И многие это знают и открывают поступки, чтобы продвинуть себя за счет благотворительных проектов. 

В этом нет ничего плохого: это взаимопомощь и пиар друг друга. В итоге продвигая себя, спортсмены продвигают и нас. 

«И вроде задача тоже людей привлечь, но совсем по-другому» 

– Проходите ли вы какие-нибудь курсы, чтобы повышать квалификацию? Где вообще учиться менеджеру спортивных проектов?

– Я проходила тренинг, связанный с маркетингом и привлечением партнеров. Мы изучали целевые аудитории, сегменты рынка и прочее. Конечно, это все больше относится к продажникам, но преподаватели отнеслись с пониманием и пытались адаптировать программу под нужды НКО. 

Было непросто: они обычно с бизнесом работают, а тут человек из благотворительности. И вроде задача тоже людей привлечь, но совсем по-другому.

– Что помогает больше: теория или практика?

– Прям сесть и чему-то спокойно учиться у меня нет времени. Поэтому в моем случае многое изучаю сразу на практике. Это и практика работы с подопечными, и взаимодействие с другими НКО и партнерами, у которых я учусь. 

И это, на самом деле, действительно работает. Я недавно ходила на теоретические курсы для тренеров и после поняла: я лишь подтвердила все свои знания, полученные ранее на практике.

«Тут не работает импульс снять рубаху и отдать близкому»  

– За то время, что вы работаете с фондом «Синдром любви», изменились ли ваши представления о благотворительности? 

– В целом, у меня до этого уже был опыт волонтерства и помощи НКО, и я сразу понимала, что вся эта система – это непросто.

Тут не работает импульс — снять рубаху и отдать близкому. В НКО много бюрократии, которая вгоняет в рамки. У тебя четко прописано, как и что ты должен сделать, как потратить гранты и пожертвования.

И хочется донести до людей, что благотворительные фонды — это очень сложно. Это не так, что тебе кинули пожертвование, а ты на свое усмотрение им распоряжаешься. Ты должен работать прозрачно и четко.

И я очень рада тому, что наш фонд находится на шестом месте в рейтинге самых «прозрачных» НКО в России (речь идет о рейтинге НКО, который в 2022 году подготовило агентство RAEX. – Прим. АСИ). 

– А как вам кажется, отношение окружающих к благотворительность за это время поменялось? Наблюдаете ли вы, что люди активнее участвуют в благотворительных забегах?

– Однозначно. На каждом забеге у нас прирост примерно в 200 человек. Мне кажется, люди стали лучше понимать, что не просто делают взнос, а помогают людям с синдромом Дауна. Многие хотят помогать и для них это понятный инструмент. 

Но есть и те, кто не понимает: например, ругаются на стартах, что мы якобы купили продукцию для участников, хотя нам дали ее партнеры: «Вот, лучше бы детям помогли!». Но таких единицы.

А так есть классная тенденция, что все больше людей приходит не просто побегать, а помочь. И это во многом достижение наших атлетов, которые своим примером мотивируют других.

«Общество становится более открытым к людям с синдромом Дауна» 

– А что поменялось в вас за эти три года?

– Мне кажется, я сильно выросла во всех сферах. Это и про ответственность, и про общение с людьми, и про внутренние приоритеты.

Даже слов подобрать не могу, потому что эти изменения еще происходят. Можно сказать, что я пока в переходном периоде. Сейчас в фонде я сконцентрирована на работе с атлетами и нашими подопечными, от организации постепенно отхожу – у нас есть крутая команда, в которой я уверена, и система в целом налажена. 

– Если говорить в целом про работу фонда «Синдром любви» и ту проблему, что он решает, что изменилось в этой сфере? 

– По моим ощущениям, общество становится более открытым к людям с синдромом Дауна. Я понимаю, что многих эта тема еще пугает, кому-то просто сложно принять этих людей.

Но мы все-таки за то, чтобы все были в одной среде, чтобы люди с инвалидностью не закрывались дома. Когда я была маленькая, про таких людей вообще старались не говорить, родители говорили: «Не смотри, не подходи». И я думаю, так было у многих в детстве.

А сейчас, когда я выхожу на старт с нашими подопечными, то думаю: «Это же ведь так круто!».  

Понятно, что синдром Дауна – это врожденная генетическая аномалия, его не вылечить. Но здорово, что есть наш фонд, который помогает родителям, консультирует, помогает принять своего ребенка и учит окружающих общаться с ним. Я думаю, это точка роста – сделать так, чтобы тренинги по коммуникации с людьми с синдромом Дауна проходили не только их близкие, но и все люди.

Только тогда люди будут узнавать, как на самом деле живут люди с синдромом Дауна и почему их не надо боятся или стесняться. Чем меньше незнания, тем ниже уровень стигматизации в обществе.

«Хочется, чтобы мир существовал в гармонии со всем, что в нем есть» 

– Если представить идеальную картину будущего, где стигматизации людей с синдромом Дауна больше нет и не нужно фандрайзить на помощь, чем вы займетесь?

– Люди с синдромом Дауна останутся, поэтому мы будем все также бегать. И рассказывать их истории. Даже если собирать деньги на помощь им больше не понадобится, мир должен знать, как живут разные люди.

Хочется, чтобы мир существовал в гармонии со всем, что в нем есть. Мы же выходим в дождь, потому что нам надо. А почему люди с синдромом Дауна не могут выйти в магазин, потому что им надо? Почему общество на них косо смотрит? Я не хочу, чтобы так было.

Поэтому я буду с ними бегать и говорить про них. Даже когда идеальное будущее наступит. 

Интервью с Марией Помазуевой — часть серии «НКО-профи», созданной Агентством социальной информации и Благотворительным фондом Владимира Потанина в 2017 году. «НКО-профи» — это цикл бесед с профессионалами некоммерческой сферы об их карьере в гражданском секторе. Материал подготовлен при поддержке Благотворительного фонда Владимира Потанина.