Интервью с Еленой Смирновой, руководителем благотворительного фонда помощи детям и взрослым «Созидание», – часть проекта Агентства социальной информации, Благотворительного фонда Владимира Потанина и «Группы STADA в России». «НКО-профи» — это цикл бесед с профессионалами некоммерческой сферы об их карьере в гражданском секторе. Материал кроссмедийный, выходит в партнерстве с порталом «Вакансии для хороших людей» и платформой LES.media.
Шоссе Энтузиастов у МКАД, офисная комната, превращенная в складское помещение. Ощущение, что люди едва нашли себе место в щелях меж коробками и стопками книг. Кажется, что в горах вещей прорыты норы и там в глубине — рабочие столы. Внутри кто-то активно шуршит, и ясное дело, кого тут можно встретить, но из-за полок выходит Елена Смирнова. Чемпионка мира по прыжкам в воду, психолог,опытный управленец, женщина со вкусом, воспитанием, без комплексов и финансовых проблем.
— Я хотела бы разрушить расхожий стереотип, будто в НКО работают люди… особенные, — говорю Елене. —Показав правильный адекватный пример. Как получилось, что вы попали в благотворительный фонд?
— Прямо уже спрашиваете?
— Да.
— Шестнадцать лет назад я работала в иностранной маркетинговой компании, хорошо зарабатывала. Но уже надо было сменить сферу деятельности. И мой друг предложил возглавить фонд.
— Мне придется влезть…
— Ну лезьте, — разрешает Елена, и мы проходим в нору.
Прагматика решений
Что это был за кризис?
Не мой личный кризис, в том смысле, что я не разводилась. Не помню, разводилась я тогда или нет, это был 2001 год.Был, наверное, такой момент, когда ты достигаешь потолка в компании. Понимаешь, что дальше сложно куда-то расти, а меня вообще по жизни не устраивает рутина.Поначалу там было очень интересно, мы делали исследования рынка для крупнейших игроков, для «Проктер энд Гэмбл», к примеру, для «Филип Моррис», глобальные проекты с командировками, мы всегда проверяли результаты анкетирования. В какой-то момент уже перепроверил столько анкет, что начинаешь видеть сквозь них, если там есть фальшь, приходит с опытом. Кстати говоря, это очень пригодилось мне в фонде, с таким опытом точно так же видишь по письму, когда просьба о помощи настоящая, а когда нет.
В общем, было интересно, но наступил такой момент, когда, начиная исследование заранее вплоть до процентов знаешь, какой будет результат. Уже не надо учиться новому, что-то осваивать, по большому счету надо просто ходить на работу. Наверное, я не такой человек. Мне трудно оставаться в ситуации, когда я понимаю, что все, что уже могла, сделала и надо просто функционировать. Если бы мне предложили какой-то бизнес в тот момент, может быть, я и пошла бы в бизнес. Но так получилось, что Константин (основатель фонда «Созидание», бизнесмен Константин Грамотнев. – Прим. АСИ) предложил мне пойти в фонд. Одно из моих высших образований – психология в МГУ, задача была мне близка.
Я пошла и ни разу не пожалела. Поначалу совершенно не представляла себе, как все это работает и что мы будем делать. Но было интересно, потому что все зависит только от тебя. Первые три года я была одна.
Если посмотреть прагматично, это был карьерный рост? Вы попали на топовую позицию.
Это не было карьерным ростом, потому что это все-таки был 2001 год, когда больше всего значили деньги. А по зарплате это стопроцентно был не рост.
Но вы стали самой главной.
Если честно, было бы лучше, если бы я попала к кому-то в подчинение, было бы хотя бы у кого спросить совета.
Получается, что при букете профессиональных достоинств вы пошли туда, где трудно, не заработать и на позицию, которую саму по себе вы, может, не очень хотели. Как это все объяснить? Тупик.
Сейчас попробуем.
Особый вид амбиции
— В прошлом году мы написали в соцсетях, что ищем сотрудника со стипендиальной зарплатой сорок тысяч рублей, — говорит Елена и, чтобы поставить кружку на стол напротив, слегка отодвигает стопку книг. — Пять рабочих дней, сорок тысяч рублей, ненормированный день, еще по праздникам надо работать.
Прислали семьдесят два резюме. И выбор был очень сложный, особенно из последних двух кандидаток, обе были великолепны. Я говорю это к тому, что НКО — это рынок, с одной стороны, дешевой рабочей силы, а с другой – если человек сюда идет и может себе это позволить, то это очень ценные сотрудники.
Как этот парадокс разрешить?
Ну, среди наших сотрудников ненормальных людей точно нет. Есть те, кто замужем и у кого зарабатывает муж. Я думаю, женщин в НКО больше, чем мужчин, именно по этой причине. Но есть у нас и сотрудницы, которые сами себя обеспечивают, работая только здесь.
Это, конечно, не бизнес. Тут нет премиальных, нет тринадцатых зарплат, каких-то еще дополнительных денег. Это работа «в интерес». Я пришла сегодня в восемь утра, думала, буду первая. Но минут через десять тут уже было четыре человека, хотя рабочий день у нас иногда длится до десяти вечера. Работа в декабре очень насыщенная, и как-то никто не смотрит на время. Можно и в девять вечера позвонить, здесь кто-то будет. Можешь в выходные приехать, в январские праздники, и кто-то будет в офисе сидеть что-то доделывать. Я думаю, благотворительность — это для людей с амбициями.
В чем они заключаются?
Здесь ты можешь реализовывать себя как угодно, придумывать гранты, проекты, все делать сам и с нуля. Вся твоя нерастраченная созидательная сила может перейти в реальный результат. Каждый из наших сотрудников все время что-то придумывает, и мы потом идеи воплощаем в жизнь. В коммерческих компаниях нет такого.
Например, у нас есть сотрудница, которой поначалу было сложно что-то делать в одиночку. А в минувшее воскресенье у нас прошла «Первая елка Москвы», 200 детей с ограниченными возможностями здоровья, ГУМ, все развлекательные программы, вся еда, все подарки, все дети по спискам, — это колоссальная работа даже для ивент-агентства, они к такому готовятся несколько месяцев. А наша Валя сделала все одна. Ну ведь отлично, человек растет все время. Он взваливает на себя все больше, делает все лучше.
При этом у нас есть пятиминутки, на одной из которых мы Валю похвалили, ну и пошли дальше работать, никто не выдает за это медаль. Когда я говорю про амбиции, то имею в виду, конечно, не корону на голове, а стремление к новым задачам. Потому что рутина, циферки в табличке— все, кому близко такое, в благотворительности не задержатся.
То есть это сектор, который еще не технологизирован, не формализован, поэтому здесь большой простор для создания нового?
Да.
А в бизнес-сфере вся эта работа выглядела бы по-другому: серия заказов специализированным фирмам, все всё умеют и всё до боли знакомо, каждый действует по технологии.
Конечно. А так, чем потратить на ивент-агентство 500 тыс. рублей, лучше мы оплатим три операции детям. Да какие пятьсот — несколько миллионов, потому что это и еда, и подарки, и место. И агентства не знают, как делать наши мероприятия. Они не понимают, что дети с нарушением слуха должны находиться в одном месте, для детей с опорно-двигательными нарушениями нужно предусмотреть коляски и что им нужно сидеть с краю, потому что так удобнее.
Я сама ничего не умела и многих вещей не умею до сих пор. Когда начинаете куда-то ездить,инспектировать или выступать и попадаете на международные конференции, видите, как делают это другие, коммерческие компании, то понимаете, что где-то очень сильно отстаете. Было время, я приезжала и тут плакала, потому что мне казалось, что мы вообще какие-то динозавры по сравнению со всеми. Пока не выяснила, что в компаниях, например, презентацией занимался целый отдел или вообще они это заказывают отдельной фирме за большие деньги. И эти презентации делаются месяц, а мы тут за один день клепаем.
У нас во многом не работает бизнес-логика. Вот эта комната, к примеру, не наша, мы ее попросили на три дня в тринадцатом году, когда нам отдали полторы тонны мандаринов. А сейчас мы уже занимаем шесть комнат по всему зданию, которые были свободны. Мы их вещами заполнили, потому что у нас очень много всего, мы ни от чего не отказываемся, все береми все отправляем тем, кому нужна помощь.
Один мой очень близкий приятель и попечитель фонда сказал, наверное, правильную вещь, что в ближайшие десять лет, если бизнес начнет зарабатывать на благотворительности, то на ней можно поставить крест. Многие фонды, наоборот, переходят на коммерцию, на инструменты, помогающие везде собрать денег. Это надо делать, но надо делать очень корректно. Лично я не знаю, как можно заменить рыночными механизмами то содержание нашей деятельности, которое называется культурой оказания помощи. Потому что мы здесь сами определяем основные принципы нашей работы, наши ценности, как мы делаем, что мы делаем, а что нет.
Особая культура
Какая разница тому, кто получает помощь, как именно она организована?
Представьте, например, люди приносят нам вещи для погорельцев, малоимущих семей, а мы их просим все,что они принесли, доставать и нам показывать. Так неловко, казалось бы, некорректно: человек приходит помочь, а ты его еще заставляешь все вынимать и рассматривать. Но мы знаем, что не можем обидеть тех, кому помогаем. Поэтому мы отправляем им только действительно хорошие вещи. Мы выкидывали одежду на помойку тоннами вмесяц, потому что люди считали, что можно принести рубашки с желтыми нестираными манжетами, туфли с оторванными шпильками или платье, в которое, подумаешь, надо лишь молнию вставить.
Тех, кто приносит вещи, мы тоже вовлекаем в нашу деятельность, потому что они должны понимать, как помогать. Что надо приносить вещи, которые сам бы надел. Что если ты взялся платить стипендию, то надо перечислять ее ежемесячно. Были случаи, когда люди отправляли машинки без колес, кукол без одежды. Но это ведь просто неприлично. Это важный принцип, наш, и он предельно близок лично мне, я всегда буду это отстаивать.
Мы наблюдаем регулярно, как сюда, к подъезду, приезжает человек на RangeRover’е, оставляет на охране мешок с одеждой. Нам охранник звонит, мы спускаемся, открываем мешок, а там видно, что все лежало в гараже, кошка описала двадцать раз, и человек считает, что это возможно передать в фонд.Девушка искренне думает, что сделала доброе дело! Мы ее ни разу не поймали внизу, раз десять уже, наверное, она приезжала. Вот такая разница. Разве она ходила бы в этой одежде сама?
Ну она обеспечена, а помощь привезла нуждающимся.
А мы все на себя примеряем. Мы сами будем это делать? Мы сами будем вот это носить, вот это читать? У нас есть программа «Детские библиотеки», для нее тоже приносят и «Камасутру», и много разных интересных книг. Или «Войну и мир», один том.Как его читать, зачем? Где тут помощь?
То есть для правильной деятельности фонда нужен специальный культурный навык помогать.
Да, и мы его передаем. Тут не сработают бизнес-схемы. Я очень люблю работать с детьми, хоть это и отнимает много времени, кнам приходят школы, запись на эти встречи на два года вперед, просто ресурсов у нас не хватает. Дети берут письма от людей, которым нужна помощь, читают, смотрят документы, которые мы собираем, мы рассказываем, как устроена благотворительность. Записываются в основном либо частные, либо очень социально активные школы, часто это дети обеспеченных родителей, и у них о благотворительности совершенно удивительные представления. Один мальчик так удивился, что дети в деревне, бывает, ходят с пакетом в школу, и говорит: «Дайте мне портфель, я отправлю». А у нас нет портфелей. Потом они с одноклассниками отдельно собирали портфели и отправляли в регион. Их зацепило что-то.
Помогать – базовый человеческий навык. Как получилось, что его нет в образованных обеспеченных семьях?
Может быть, это способ отгородить детей от жестокого злого мира. Не рассказывать про рак, не говорить, что есть дети, у которых нет родителей. И я обожаю, когда мне звонят дарители и говорят: «Отвезите моего ребенка в детдом,покажите, как там все устроено!» Это что, страшилка такая? Я всегда отвечаю, что это не зоопарк, во-первых, а во-вторых, ничего такого внешне там не увидишь, там прекрасно живут и все есть. Никто же чужому посетителю не скажет, что так не хватает, чтобы на ночь поцеловали и, если плохо, можно было позвать маму. Именно это детям и нужно рассказывать. Чтобы усвоить культуру помощи, нужно другое – понять, что ты действительно можешь помочь, и просто самому это сделать.
Иметь возможность помогать – это радость для человека, это его достояние, и ее мы стараемся людям давать. Дети от этого безумно счастливы. Так же и со взрослыми дарителями. А потом мы потихонечку до людей доносим, что не только детям надо помогать. Когда у человека вырастают усы, это не значит, что ему не может быть нужна помощь. Наши дарители склонны помогать сначала только детям, потом мы их потихоньку учим помогать и взрослым. Потом они хотят поддерживать только русских — постепенно мы выясняем, что есть и другие национальности, которым тоже нужна помощь. В конце концов дарители уже знают, что у нас не самые красивые, может быть, внешне люди, но точно будут самыми счастливыми, когда мы им поможем. И это все направления и принципы нашей работы, которые мы сами определили.
«Наши»
Какие компетенции сотрудников важнее всего для директора фонда?
Вы не поверите, вот когда мы в последний раз искали сотрудников, знаете, что было в приоритете?
Порядочность?
Нет, подумайте еще.
Психологическая устойчивость.
Нет.
Ответственность.
Нет! Место жительства. Потому что, если тратить на дорогу по четыре часа в день, никакая работа тебе не будет в радость. У нас все живут в пределах пятнадцати минут от офиса, и я тоже. И потом, мы искренне считаем, что научить можно абсолютно всему, если человек наш. А наш или нет, это видно.
«Наш» — это тот самый «ненормальный» из стереотипа об особенных, идейных людях в НКО?
Вот сегодня наша сотрудница рассказала, что ехала на работу в восемь утра, а на пешеходном переходе старушка поскользнулась, упала. Наша сотрудница остановила машину, чтобы помочь, вышла, а сзади, говорит, было три машины, которые бибикали. Типа давай, че ты тут, корова, остановилась. И они видели, что Лена поднимает бабушку, что она ее переводит через дорогу. Но то, что у них отняли три минуты времени, – для этих водителей был приоритет. Им в голову не пришло выйти помочь.
Точно видели?
Конечно, они все видят. Но по-другому видят. «У меня отнимают время!» — примерно вот так. Помощь – это способ смотреть на мир. Поэтому, например, мы не публикуем фотографии детей с неправильной формой черепа, хотя таких у нас полно, наши любимые, маленькие, крошечные. На такие фотографии мы бы денег собрали на раз-два-три. Но мы осознанно не давим на жалость. Потому что важно, чтобы дарители понимали, почему они дают деньги на операцию,почему приносят вещи, книги в библиотеку, что это значит для них самих. Так мы это видим, так я это вижу. Как это еще кому-то другому объяснить?
Это как со стереотипом о том, что работники фонда обязательно должны плохо одеваться и жить впроголодь. Например в нашем фонде ни копейки пожертвований не идет на зарплаты, их нам платят учредители фонда, и зарплаты в НКО небольшие. Но вообще-то бывает достаток, который дает тебе семья, который тебе волей судьбы достался, и сотрудник фонда вовсе не обязан только потому, что у него такая работа, непременно плохо жить и умирать от голода у всех на глазах.
Это как с многодетными матерями. Она должна быть обязательно бедная, несчастная, замученная, с немытыми волосами, все время посвящать детям. Она не должна работать! Она же многодетная мать. У нее не должно быть своих интересов, она не может одна путешествовать. У меня пятеро детей и я могу совершенно спокойно позволить себе ходить в бассейн, прыгать в воду, ездить на соревнования, ездить одна отдыхать, не испытывая при этом никаких угрызений совести.
Я однажды пришла на консультацию, четвертым ребенком беременная, уже за родовым этим сертификатом, тридцать с чем-то недель. И там женщина сидит.Вот так очки спустила и говорит мне: «Какая беременность?» Я говорю: «Четвертая». Она мне отвечает: «А роды какие?» Я говорю: «Четвертые». А она: «И зачем вам это надо, дурам?!» Ну что тут ответить? Можно только перейти на язык этого человека. Я говорю: «Знаете, родила третьего ребенка, а сертификат материнский не получила, сейчас же деньги дают, хочу получить». А-а-а!!! И теперь все! И мы на одной волне, прекрасно общаемся. Теперь ей понятно, почему я рожаю, понимаете? А то, что ты материнский капитал и не получила, и рожаешь, потому что хочешь иметь много детей, большую семью, потому что ты готов нести за каждого ответственность, потому что тебе нравится, когда ты приходишь домой, а тебя окружает твоя большая семья, —этовсе ей непонятно!
Когда я еще и удочерила девочку, пришла ко мне врач из поликлиники, которая была просто в шоке, что у меня четверо (!) детей, и еще, значит, я удочеряю. Да еще вот такую, в ее глазах, типа страшненькую. «Вы не видите, что у нее синдром Дауна?» — сказала мне врач. А я говорю: «Нет у нее никакого синдрома!» А сама потом рыдаю в углу, может быть, у девочки и правда синдром какой-то? Но уже и не важно, уже все равно ведь забрали. «У меня два спиногрыза, — врач мне говорит, — В жизни больше бы не завела».
Это непонятно выглядит, странно. Это когда чужие люди в ваш круг приходят, начинается такое. Потому что по жизни вы идете по разным дорогам, на разных волнах. И в этих случаях, я уже давно решила, не надо ничего объяснять. Просто надо сыграть в игру по тем правилам, которые тот человек понимает.
Например, объяснить прагматично, почему вы работаете в НКО.
Да!!! Тут просто халявная такая работа, и вообще я живу тут рядом. И хожу на мероприятия, шампанское пью бесплатно. И еще у нас попечители фонда – они же звезды, а я имею возможность познакомиться со звездами!
(Смеемся.)
Просто есть разные способы смотреть на мир, один и другой.
Именно. Мне кажется, многие люди бизнеса хотели бы работать в НКО, просто у них нет такой материальной возможности. Они кормильцы в семьях, например, у них обязательства.Объективно, отказаться от хорошего заработка не все могут себе позволить.
ОТ РЕДАКЦИИ. Как рос фонд «Созидание»
Долгое время фонд вообще был закрытым, ему помогали только друзья учредителя. «Мы как слепые котята тыкались во все двери, не зная, кому и как будем помогать», — говорит Смирнова.
В 2004 году радиостанция «Серебряный дождь» выбрала именно эту маленькую организацию для распределения 1,5 млн рублей пожертвований пострадавшим в Беслане.
«Главные реперные точки развития фонда лично для меня — когда нам доверили большие программы, Беслан, Саяно-Шушенская ГЭС, Крымск. Нас выбрали, нам доверили тысячи людей, чтобы мы помогли, нам дали возможность открыть программы, которые действуют до сих пор, много лет. Когда вы далеко не самый большой и не самый медийный фонд, а вам доверяют такое важное дело, этот момент и становится поворотным», — говорит Смирнова.
Составлять долгосрочные программы помогали коллеги — Лев Амбиндер («Русфонд»), Петр Гурвич (Московский конноспортивный клуб инвалидов), Фонд Потанина, Галина Чаликова («Подари жизнь») и другие. Некоторые дети получали помощь от фонда до совершеннолетия.
Тогда же, в 2004-м, на первом благотворительном вечере фонда приглашенная ведущая Татьяна Лазарева отказалась от гонорара. Со временем она стала одним из первых звездных попечителей «Созидания».
К 2007 году у фонда было уже порядка тысячи подопечных семей.
В 2009-м «РусГидро» объявила программу помощи «Мы с вами, Саяны!» и выбрала фонд под руководством Смирновой оператором по распределению денежных пожертвований для пострадавших и их родных. В тот же год Смирнова и учредители договорились с порталом «Молоток.ру» о регулярных благотворительных аукционах, а с сервисом Livejournal— о продвижении постов «Живого журнала» фонда, и таким образом фонд стал набирать популярность в Интернете. К 2010-му, по рассказу директора, «Созидание» разрослось настолько, что не справлялось с потоком пожертвований и нуждающихся — последние «долги» закрывали уже на следующий год.
На «Созидание» обратили внимание в 2010 году и после материала Валерия Панюшкина «Праздник муравья» на сайте радио «Свобода» (признано иноагентом и нежелательной организацией). После праздника для детей-инвалидов Панюшкин раскритиковал родителей, которые все время одергивали детей или сами больше всех их жалели, и саму организацию: «И первое правило – не пускать на праздник родителей». Панюшкина и Смирнову пригласили на интервью, где директор «Созидания» пообещала на следующий год организовывать для родителей отдельное мероприятие, чтобы детям они не «мешали».
В 2012-м произошло наводнение в Крымске, и фонд подключился к вещевой, а не только денежной помощи. Уже спустя неделю после паводка прием одежды приостановили, потому что фонд собрал и отправил достаточно вещей.
С 2013 года «Созидание» проводит свое флагманское массовое мероприятие — Смородиновые вечеринки. Первая вечеринка прошла в ресторане «Ромашка» с аукционом и собрала 600 тыс. рублей, последние на данный момент фудмаркеты приносят по несколько миллионов рублей от простой продажи еды.
Елена Смирнова до сих пор сама занимается фандрайзингом и договаривается с крупными дарителями и спонсорами, проводит до десяти встреч в неделю.
Сейчас у фонда порядка 20 программ адресной денежной и вещевой помощи, выплат стипендий, помощи учреждениям, совместные проекты с библиотеками, экскурсии, походы в театр и цирк и т.д.
Свой первый грант «Созидание» получило только в 2017 году — президентский. До этого момента фонд существовал исключительно на пожертвования и на средства учредителей.
***
По проекту «НКО-профи» продолжается конкурс публикаций о профессионалах в НКО для региональных журналистов и редакций СМИ. Идет прием работ, и пока еще есть возможность рассказать о лидерах в своем городе или регионе и выиграть призы. Подробнее о конкурсе — на официальном сайте проекта.
«НКО-профи» — проект Агентства социальной информации, Благотворительного фонда Владимира Потанина и «Группы STADA в России». Проект реализуется при поддержке Совета при Правительстве РФ по вопросам попечительства в социальной сфере. Информационные партнеры: журнал «Русский репортер», платформа Les.Media, портал «Афиша Daily», онлайн-журнал Psychologies, портал «Вакансии для хороших людей» (группы Facebook и «ВКонтакте«), портал AlphaOmega.Video .
