Мы подходим к вольеру Рыса. Он встает близко в сетке и, не меняя выражения морды, начинает недовольно ворчать. Шафрановые глаза буравят незнакомку, мохнатые лапы размером с три человеческие ладони переступают по снегу. Рыс готов нападать.
***
Крапчатые черно-белые поля расступаются перед заснеженной утрамбованной дорогой. Ехать до реабилитационного центра диких животных «Ромашка» нужно на перекладных: автобусом до города Зубцова, потом на машине с частником. Но это еще ничего: раньше сюда можно было добраться только на тракторе.
В деревню
Биологи Алексей и Яна Мурашовы оказались в деревне Желнино 33 года назад. Институт эволюционной морфологии и экологии животных Академии наук СССР искал специалиста, который бы поселился на научно-опытном участке и отслеживал косуль и рысей в охотничьем хозяйстве. Первым на разведку из Москвы приехал Алексей – орнитолог, специалист по реабилитации диких животных. Дороги тогда толком не было, проехать можно было на тракторе или ГАЗ-66. Места его не впечатлили.
«Вернулся в Москву, говорю Яне: «Думаю, мы не поедем туда». Но обмолвился, что там сидят две голодные собаки – к ним приезжали раз в несколько дней, высыпали в миску пачку геркулеса и заливали водой из колодца», — вспоминает Мурашов.
Биолог-охотовед и специалист по диким млекопитающим Яна твердо сказала: собак бросать нельзя. Летом 1987 года Мурашовы покинули родную Москву и поселились в деревне.
Спустя несколько лет Мурашовых уволили по сокращению: по их словам, слишком они мешали со своей честностью и любовью к животным. Алексей поймал с поличным сотрудника кордона, который вместо того чтобы метить норку и выпускать, убивал ее и сдавал как пушнину.
«Из арендованного институтом дома нас выгнали. Приехала милиция с приказом освободить жилье в течение суток. Мы наняли трактор, загрузили вещи и перевезли через дорогу», — говорит Яна.
К тому времени Мурашовы, как чувствовали, уже купили дом недалеко от научно-опытного участка. Еще полгода они продолжали работать, параллельно писали в НИИ, возмущались невыплатой зарплаты: «Участок существует, мы работаем, увольнять по сокращению не имели права». Через полгода подали в суд и восстановились на работе с выплатой зарплаты за несколько месяцев. Тогда участок решили действительно ликвидировать.
«А животных-то уже завезли: рысей, птиц, собак, косуль. Нам сказали: «Да усыпите их ради бога!» А если хотите оставить себе, выкупайте у института», – вспоминает Яна.
И Мурашовы выкупили зверей. По два рубля за каждого.
Дом для рыси
Алексей, улыбаясь, спешит по рыхлому снегу к воротам. Звякает замок, калитка распахивается. На трех гектарах выстроены вольеры для птиц, рысей, собак, лисиц и волков.
В небольшом голубом доме, увитом диким виноградом, живут сами биологи. Неподалеку еще один, который Мурашовы строят больше 20 лет. Гораздо важнее сейчас построить подготовительные и выпускные вольеры для рысей – на их строительство биологи собирают деньги с помощью краудфандинга.
Вольеры займут около пяти соток – диким кошкам должно быть просторно. В прошлом году Мурашовым как раз удалось взять два гектара земли в долгосрочную аренду с правом строительства и выкупа. Это отдельная история.
Хороший мужик
«В начале 90-х годов мы взяли землю и платили устойчивую арендную плату – 600 рублей в год. Все было в порядке. Но в 2003 году указом президента земля была отдана местным властям – была федеральная, а стала собственностью района. И они сразу нам подняли аренду: потребовали за три гектара 80 тысяч в год! А местным было дешевле. Я говорю: «А чем мы отличаемся? Мы не россияне?» «Вы москвичи!»», — рассказывает Алексей.
Мурашовы продолжали платить свои 600 рублей, а власти хитрили как могли – говорят, даже номер счета прятали, только чтобы затруднить биологам оплату аренды и повесить на них долги.
«Я продержался. Всякими путями узнавал их счет и платил свои 600 рублей в год, как положено», – хохочет Мурашов.
Спустя примерно десять лет власти сообразили: лучше сдавать людям землю по невысокой цене, зато иметь от этого постоянный доход. Желающих брать поля в аренду сейчас немного. Раньше тут выращивали пшеницу, овес, рожь. В 90-е годы фермеры, продав квартиры в Москве, приезжали сюда с большими деньгами и планами. Покупали грузовик, арендовывали поля, но через три-четыре года разорялись: продавали все, только чтобы оплатить аренду, рассказывает Яна.
«Последний фермер был – такой мужик хороший. Все время говорил: «У меня коровки, мои коровки». Ему дали на 50 коров три гектара. Остальное, говорят, покупай. Но это что? Чтобы прокормить одну козу, нужен гектар. А чтобы купить землю – продать всех коров», — вспоминает Яна.
Фермеры потонули в долгах и разорились. Последний — хороший мужик — уехал отсюда на велосипеде.
Сто тысяч для «Ромашки»
Сейчас у Мурашовых живут пять рысей, волчица, лиса, несколько кошек, собаки и десятки птиц: совы, филины, канюки (сарычи), ястребы, аисты, мелкие соколы. Все животные попали сюда разными путями. Рысь Сильвера достали из капкана на озере Пено и привезли с гангреной на левой лапе – пришлось ампутировать. Сибирская рысь по имени Рыс осиротел после смерти любимого хозяина, с которым прожил в квартире девять лет душа в душу. А раненый в крыло канюк-зимняк приехал с ветерком на «Жигулях»: привезли из Мурманска.
Чтобы накормить зверей и прожить самим, биологам каждый месяц нужно 100 тыс. рублей. До 2000-х годов было полегче: мелких грызунов для кормления научно-исследовательский институт, где проводились эксперименты, отдавал бесплатно. Сейчас приходится покупать: одна мышь стоит 100 рублей, кролик – 1200. Прежде чем выпускать рысь в дикую природу, ее нужно научить охотиться – на это уйдет немало кроликов.
Государственного финансирования Мурашовы не получают. Зарубежные фонды, которые помогали биологам, из-за санкций покинули Россию. Выручают московские пенсии и обычные люди. Биологи просят: не нужно привозить к нам животных, мы не приют. Все-таки главная задача Мурашовых – готовить животных к жизни на воле.
«Не любит все человечество»
Рысей, которых готовят к выпуску в дикую природу, нельзя приучать к человеку, иначе зверь может потерять страх и потом выйти к людям. Иногда в поселки приходят и маленькие котята, которые остались без матери и не могут прокормиться.
«В январе волонтеры четыре раза сообщали нам о таких рысятах. Что самое ужасное — Росприроднадзор распоряжался: выпустить. Рысят ловили и вывозили подальше в тайгу. На верную гибель. Я не видел еще ни одного чиновника Росприроднадзора, который разбирался бы в биологии! Мы все время не успевали спасти котят», — рассказывает Мурашов.
«Наших рысей мы не приручаем. Существует пять баллов приручимости, мы доводим до трех, больше нельзя. Пять – это преддомашний, когда зверь с тобой на равных. Но любое дикое животное не становится домашним – оно становится ручным или полуручным. И чем оно менее ручное, тем более опасное», — объясняет Яна.
«Домашняя кошка и та – иной раз ее потреплешь, она вцепится. А это же дикий зверь! Он к такому обращению вообще не приучен. У него инстинкт: если его коснулись, он должен защищаться», — вторит Алексей.
Мы подходим к вольеру Рыса. Он встает близко в сетке и, не меняя выражения морды, начинает недовольно ворчать. Шафрановые глаза буравят незнакомку, мохнатые лапы размером с три человеческие ладони переступают по снегу. Рыс готов нападать.
«Он не любит человека как вид – все человечество. Даже когда я его кормлю, прекрасно знаю: если зайду в вольер, он на меня бросится. Загрызть, может, и не загрызет, но покусать и поцарапать может довольно серьезно. Он совершенно не боится человека и очень к нему агрессивен», – говорит Алексей.
Нежная рысь
В Тверской области живет примерно 400 рысей. Это не так много, уверены биологи. Власти считают иначе и продают на нее охотничью лицензию – цена вопроса около 250 тысяч на сезон. В соседней Московской области, например, рысь уже занесена в Красную книгу.
Рысь, несмотря на грозную внешность, – нежное существо. У нее слабое сердце. Она легко «цепляет» болезни от непривитых домашних кошек, может травмироваться при прыжке с дерева или вообще не спуститься оттуда.
Однажды Мурашовы трое суток дежурили под 20-метровой липой, на которую, испугавшись собаки, забралась рысь Луша.
Тогда все обошлось, но в дикой природе, если мать идет с котятами по лесу и один из них забрался на дерево и не может слезть, его, скорее всего, бросят: выживает сильнейший. Так, одна рысь, выпущенная Мурашовыми, за шесть лет вырастила до полного возраста только двух котят.
«Рыс, ты что? Мурлыкать решил? – Яна наклоняется к коту и прислушивается к его переменившемуся настроению: точно, мурчит!»
Рыси живут в среднем до 25 лет. Подготовка животного к выпуску на волю занимает от трех до пяти лет. К пятилетнему возрасту у рыси отрастают зубы, длины которых достаточно, чтобы добывать крупную добычу. Рыси набирают и определенный вес – около 20 кг. Он необходим, чтобы сбить с ног косулю во время охоты.
В вольере, где рысь проходит подготовку к выпуску в природу, должны быть кустарники, деревья и другие природные укрытия. Биологи запускают туда фазанов, перепелок, кроликов – нужно, чтобы рысь научилась ловить живую добычу. Когда зверь все умеет, его увозят на территорию, где будут выпускать. Но это еще не финал.
«Есть два типа выпуска – мягкий и жесткий. Мягкий – когда выпускной вольер открывают, зверь уходит, но в случае опасности может вернуться. Со временем он все равно уйдет в природу. Жесткий – когда зверя привозят на определенную территорию и просто выпускают. Американцы доказали, что в последнем случае приживаемость всего 5%. Они привезли на место и выпустили из ящиков 100 рысей, и ни одна из них не прижилась. Животные стрессовали и ничего не ели. В дикой природе это опасно», — рассказывает Алексей.
Заваруха
В конце 90-х Мурашовы продали наследную московскую квартиру и на вырученные деньги планировали расширять центр. Картошку не посадили, сено заготавливать не стали: «все купим».
В августе 1998 года Алексей поехал в Москву, чтобы забрать деньги из банков. Яна осталась в деревне. Спустя какое-то время Мурашов позвонил жене: «Тут какая-то заваруха. Банки закрыты, деньги никто не выдает». Возвращался Алексей без денег, автостопом – латыш-дальнобойщик подвез на фуре.
«Из четырех банков деньги вернул только один. А у нас тогда было восемь собак, дойные козы, куры, бараны, кролики, огромное количество птиц. Продали что-то по мелочи, чтобы купить сено», — вспоминает Яна.
Выручали водка и сигареты: тогда на каждого члена семьи по талонам выдавали две бутылки и блок папирос, которыми можно было расплатиться. Потом биологи продали нескольких баранов. Стали ездить по колхозным складам и скупать мясо для кормежки собак, перепродавая его знакомым собачникам. Яна раза три съездила в Польшу «челноком», но поняла, что это «вообще не наше». Почти год Мурашовы питались кабачками, которые сажали для коз.
«Можете себе представить: утром, днем и вечером мы ели кабачки. У нас было какое-то сало, купили крупу, кажется, пшеничную. Прошло 20 лет, но и сейчас при слове «кабачок»…», — рассказывает Яна.
«Я их на дух не переношу, – твердо говорит Алексей. – Если оглянуться назад, непонятно, что давало нам силы?»
Кто не научится – погибнет
В огромном вольере сидит пара рыжих филинов и зыркает по сторонам яркими, похожими на апельсины, глазами.
«Давайте сейчас быстро пройдем мимо, чтобы не тревожить», – говорит Алексей.
Птицы все равно шумно срываются с ветки, хлопают крыльями, делают круг по вольеру и усаживаются обратно. «Их держали на сене в маленьком вольере. Первое время они не могли летать – падали, бегали по полу. Даже еду не брали. А потом мы выложили им пищу на сено — и получилось!» — объясняет Алексей.
Подготовка птиц к выпуску занимает около трех месяцев: два подготовительных этапа, третий контрольный и экзамен. Сначала в вольере выкладывают мертвых белых мышей: птица должна понять, что это – еда. Потом живых. Со временем задание усложняется: птицам приносят серых и черных мышей, которые сливаются по цвету с землей.
«Когда выпускаем серых мышей, вольер у сов устилаем листвой: птицы должны охотиться на слух. Шуршит листва – они нападают. Ставим разные укрытия, под которыми могут прятаться мыши, пытаемся создать природную обстановку», – рассказывает биолог.
Однажды ночью Алексей встает, берет в руки фонарик, корзинку с мышами и идет в вольер раскидывать пищу. Поначалу птицы не реагируют, а потом видят мельтешение и начинают охотиться. Важно научить птиц различать пищу любого цвета и при любом освещении.
«Птица должна не просто поймать и убить добычу – она должна уметь ее искать, и это сложнее всего. Когда готовишь группу птиц, трудно уследить, кто именно научился. Кто не научился – неизбежно погибнет. В среднем выживают 50% выпущенных на волю птиц, остальные могут попасть под машину, быть застреленными, не добыть достаточно пищи», – говорит Мурашов.
Девочки, мальчики и белые мыши
Алексей начал работать с птицами еще в Московском зоопарке, организовав на базе секции орнитологии Центр по подготовке и выпуску. Вообще зоопарк с детства был у Мурашова любимым местом отдыха, а со временем стал и местом работы.
Когда Алексею было шестнадцать, он стоял в зоопарке у пруда и разглядывал уток. Потом пошел к хищным птицам. Затем вернулся к пруду. Это заметила заведующая секцией орнитологии.
«Вы не хотели бы летом поработать в зоопарке?» – спросила она.
Так Мурашов стал подрабатывать на каникулах. В 1975 году, вернувшись с практики с Памира, он оформился на временную работу, пока не началась учеба. В первый рабочий день приметил по пути к зоопарку Яну. Через несколько дней они познакомились. Помогли мыши.
«В первый день пришла на работу в зоопарк. Такая девочка, всю жизнь общаюсь с животными, мышки там, хомячки. Мне дали в наставники бабульку, и она говорит: «Сейчас мышей привезут, мы их забьем да пойдем домой!» Как это — мышей забьем? Я чуть не уволилась! Но повезло, что мышей в этот четверг не привезли, а потом появились мальчики», – рассказывает Яна.
«Девочки пришли к нам и говорят: «Вы бы нам помогли забить мышей». Я пошел, забил несколько штук: «Вот, все очень просто, можете продолжать», – смеется Алексей.
Забивать мышей для хищных птиц – это необходимость, объясняет Мурашов. Кормить живыми нельзя – это травмирует посетителей зоопарка. А мертвые, как оказалось, иногда сближают. Спустя полгода будущие биологи Мурашовы пришли в ЗАГС. Яне исполнилось восемнадцать, Алексей заканчивал институт.
Жизнь как много маленьких эпизодов
Тридцать три года назад Мурашовы переехали сначала из Москвы в деревню, а потом из казенного институтского дома в свой. Предки Алексея тоже переезжали, меняли города, страны и дома, двигаясь из Сербии через Чехию, Польшу и Беларусь, пока не осели в Смоленской области. Алексей родился уже под Москвой – в Голицыне.
Предки Яны, напротив, веками жили в Москве. Родилась в Москве и она – «так же, как и все родственники до Ивана Грозного». «Если вы посмотрите ее девичью фамилию – Бунакова первая стоит в списке родственников Рюриковичей», – уточняет Алексей.
«У нас даже дачи никогда не было. Родители сразу сказали: никаких садов-огородов нам не надо. Когда они переехали в Кунцево, бабушка, которая жила на Новослободской, сказала: «Я в вашу деревню ездить не буду». Я не знаю, откуда у меня такая тяга к деревне», – говорит Яна.
Один из ее прадедов по бабушкиной линии чех Карл Индрих владел в Москве типографией, в Чехии – издательством и огромным имением, много меценатствовал. Всю жизнь была у него необъяснимая страсть – гроза.
Первую мировую войну он прошел артиллеристом – обожал, когда гремят пушки. Война закончилась, и одним из любимых занятий у него было выйти на улицу в грозу и сидеть около дома. Такой довольный, рассказывают, бывал в эти моменты. Карл дожил до 102 лет. Началась гроза, он вышел ей навстречу. И его убило молнией.
На просьбу припомнить самый счастливый период в жизни со зверями и птицами Яна мигом отвечает, что «они все счастливые».
«Есть много маленьких эпизодов, – говорит Алексей. – Например, когда от нас улетел большой подорлик — случайно, оборвался ремешок, а потом я нашел его гнездо с дикой птицей. Молодая птица, которая у нас воспитывалась, смогла жить на воле, создала пару и размножалась несколько лет подряд! Конечно, это было счастье».
От редакции. Чтобы Мурашовы могли подготовить к дикой природной жизни больше подорликов, филинов, рысей и отпустить их на волю, предлагаем поддержать центр реабилитации диких животных «Ромашка».
Подписывайтесь на телеграм-канал АСИ.
