Интервью с директором МОО «Общество развития продуктивных инициатив» – часть проекта Агентства социальной информации и Благотворительного фонда Владимира Потанина. «НКО-профи» — это цикл бесед с профессионалами некоммерческой сферы об их карьере в гражданском секторе. Материал кроссмедийный, выходит в партнерстве с порталом «Вакансии для хороших людей».
«Это было начало большой дружбы»
Анна, основное, чем вы занимаетесь сейчас, – это помощь бездомным людям. До этого было много разного – экологическая еда, культурные акции в городском пространстве, пристройство бездомных животных. Вы – координатор проекта «Живая библиотека» и ярмарки волонтерских вакансий «Тепло в тебе», организатор Repair cafe. И этот список можно продолжить. Это все как-то связано одно с другим или просто одно приходит, другое уходит?
Большинство вещей, которыми я занималась раньше, не требовали каких-то больших ресурсов и сил. Много лет я что-то делала просто в свободное от работы время, в выходные, по вечерам.
Долгое время у меня было ощущение, что, вот, живу в Перми, а тут не так много всего происходит. И если я хочу, чтобы что-то было, мне ничего не мешает взять и сделать это самой. И многие вещи я делала под таким вот девизом. Я не стала себя как-то ограничивать, просто делала то, к чему лежит душа.
Но, конечно, я слышала много критики по поводу того, что нужно на чем-то сконцентрироваться, чему-то одному нужно посвящать время, как можно с одного на другое все время переключаться.
И в какой-то, наверное, достаточно грустный момент жизни, когда я не очень понимала, чем же хочу заниматься, со мной встретилась девочка, у которой был маленький благотворительный магазин, ее звали Наташа. Она сказала: «Я хочу что-нибудь с тобой вместе сделать». Я сказала: «Да, окей».
Мы стали обсуждать и поняли, что у нас в городе нет ни одной системно работающей общественной организации, помогающей бездомным людям. Мы обе восхищались работой «Ночлежки», нам хотелось, чтобы было что-то такое же.
Это в каком году было?
В 2017-м. Она нашла несколько ресторанов, которые начали бесплатно готовить еду, чтобы мы устраивали ужины для бездомных. Мы выбрали две точки, где ее раздавать. И как-то все начало происходить. На первом этапе от меня нужна была только машина: чтобы приехала, забрала еду, отвезла.
А Наташа пару раз съездила на эти раздачи и сказала: «Знаешь, для меня это так морально тяжело. Я, пожалуй, буду теперь помогать удаленно». И я думаю: «Ого…». Мы договорились с ресторанами, пообещали им, у нас пул обязательств, нас люди ждут. Мы в это уже так ввязались… Какое-то время я просто по инерции продолжала ездить в эти две точки в городе, где мы выдавали питание.
В одиночестве приходилось это делать или уже кто-то помогал тогда?
С нами были еще пара-тройка ребят, которые помогали.
А потом я просто начала разговаривать с людьми, которые к нам приходили на ужины, и мне они понравились: они были классные, интересные, добрые, мне было хорошо с ними, я начала с ними дружить.
Мне хотелось, чтобы мы не просто кормили людей, а чтобы в этом был еще какой-то смысл, и я начала привозить с собой шахматы и шашки.
В первый раз мне было очень страшно: вот человек, он ночует на улице, у него тяжелая жизнь, он не знает, что с ним сегодня вечером произойдет, а я ему: «Может, в шахматы поиграем?».
Я долго не решалась. Решилась, наконец, как-то робко достала из машины эти шахматы, а они: «Давай! Да мы тебя сейчас обыграем!» Потом сказали: «Ты вообще больше без шахмат к нам не приезжай». Это было начало большой дружбы.
Мы старались, чтобы с нами ездили медики, юристы, волонтеры, чтобы мы могли как-то еще помогать. Потом пришли студенты из госуниверситета, отделения соцработы. Им нужно было по учебе сделать короткий рассказ про какую-нибудь гражданскую инициативу в городе. И им так понравилось, что они стали с нами постоянно ездить.
Это была большая помощь, потому что у нас появились свои специалисты по соцработе, которые могли что-то конкретное посоветовать человеку.
Так вот как-то все начало заворачиваться в клубок, и в какой-то момент мы начали мечтать о своем теплом, комфортном, безопасном месте, где можно спокойно человека консультировать, не думать, где ты с ним следующую встречу на улице назначишь, сможешь ли ты точно в это время и может ли он, не потеряется ли он. Свое уютное гнездышко, в которое человек сможет прийти, привести себя в порядок перед разговором со специалистом. Так родилась идея «Территории передышки», которую мы в итоге открыли в ноябре 2018 года.
Вы тогда же стали директором НКО?
Да, мы не создавали с нуля организацию. Я с 2014 года работала в МОО «Общество развития продуктивных инициатив». В январе 2018 года директор решил покинуть свой пост, и правление выбирало, кто может стать новым руководителем. Я стала директором, получается, что направление деятельности организации немного под наше новое дело поменяла.
Что было до этого?
Организация работала как ресурсный центр, занималась исследованиями гражданского общества, до этого поддержкой предпринимателей – у нее богатая история.
А сейчас она больше на работу именно с бездомными направлена?
Да, получается, так. У нас еще есть чемпионат по решению кейсов управления НКО «Разумеется», совместный с Центром ГРАНИ, Общероссийским гражданским форумом и другими ресурсными центрами страны. Есть направление по работе с волонтерами, мы большую волонтерскую неделю устраиваем раз в год. Ну и в большей степени сейчас это, конечно, «Территория передышки».
Получилось, что сначала вы как волонтер помогали бездомным, – несколько часов в неделю, при этом была работа, связанная с исследованиями, а потом все сошлось в одно?
Угу.
Работа в пандемию
Расскажите о коалиции «Соседи», которая появилась в пандемию и объединила разные НКО и волонтерские движения. Вы стали координатором этой программы. Это дало какие-то новые ресурсы, возможности?
«Соседи» – это, в каком-то смысле, вынужденная гражданская коалиция. Понятно, что мы все в своих проблемах и сложностях, на которые не хватает времени. Но при этом было чувство, что мы не можем просто проигнорировать то, что происходит, и должны в это как-то вложиться.
Это был для нас первый опыт совместного планирования дел, распределения ответственности с другими НКО города. До этого мы сталкивались на конференциях, во время обучения. Могли друг другу задать какой-то вопрос, совет попросить, и не больше.
Несмотря на то, что наша организация существует много времени, «Территория передышки» – это молодой проект, и есть много вещей, которым мы можем у коллег поучиться: и организации фандрайзинга, и работе с партнерами. Не во всем наша работа коалиции супер успешна, но мы многого добились, я думаю.
Вы начали помогать людям в учреждениях – в больницах, интернатах, людям на улице, раздавать продукты всем, кому нужно. Что самое востребованное, самое острое сейчас?
Больше всего острых моментов связано с помощью бездомным. Мы не можем своими ресурсами их полностью закрыть. У нас в государственном приюте уже достаточно долго нет мест, а это практически единственная возможность для человека, оказавшегося на улице, где-то жить.
Мы выяснили только в пандемию, что в госприюте для трудоспособных людей очень ограниченное питание: их кормят один раз в день, в семь вечера, выдают 200 грамм еды.
Мы попробовали подключить рестораны и кулинарные школы, чтобы они готовили еду для жильцов приюта. Потому что раньше они куда-то пытались устроиться, хотя бы временно, чтобы зарабатывать на питание, а сейчас их первыми закрыли на карантин, и они остались без всякой работы. Это одна история.
А другая история связана с больницами, потому что регулярно возникают какие-то точечные частные потребности у больниц, которые работают с COVID-положительными пациентами. Очень конкретные просьбы: от простыней, тапочек, воды, стаканчиков, до позиционных подушек, грелок и препаратов. Нам очень повезло, потому что у нас очень сильный координатор этого направления в «Соседях», Маша Баженова, которая нашла контакт со всеми больницами так, что они готовы делиться с ней информацией, не переживая о том, что их потом накажет Минздрав.
А чем, кроме еды, вы можете бездомным сейчас помочь? Я не так давно с Ланой Журкиной разговаривала, она занимается тем, что в хостелы их размещает. К вам, в помещение «Территории передышки», бездомные и сейчас могут прийти?
Да. Мы изначально задумывали «Территорию передышки» как временный кризисный центр, дневной центр. Такой формат работы распространен в европейских странах и очень мало встречается в России. Мы работаем с десяти утра до семи часов вечера в будние дни, кроме четверга.
У нас есть душевая, прачечная, чистая одежда, продукты, средства гигиены. Есть соцработники, юристы, психологи.
Нам в каком-то смысле повезло, когда мы открывались, в городе было два больших отделения государственного приюта — Центра социальной адаптации, а там часто были свободные места. Проблема состояла в том, что людям было сложно туда устроиться, они не понимали процедуру. Нужно было сдать три анализа в разных частях города, это было очень тяжело. И они просто бросали все в процессе того, как пытались получить место. И даже если они могли поселиться в приюте, этим чаще всего вся поддержка и ограничивалась: временное жилье предоставлялось на три-четыре месяца, после этого они как бы ни с чем опять.
Там не было поддержки с трудоустройством, восстановлением документов и пр. И мы себя воспринимали как промежуточное звено, которое поможет человеку устроиться в приют и будет сопровождать, пока он там живет, с восстановлением нормальной жизни.
В рамках этой миссии мы очень успешно работаем, в приюте больше нет уже мест. А сейчас, когда мы столкнулись еще и с пандемией, тоже понемножку размещаем кого-то в хостелах, кому-то помогаем снять съемное жилье, коммуналку оплачиваем, насколько хватает наших возможностей.
То, что нас каждый раз вгоняет в отчаяние – это пожилые инвалиды. Их не поселишь в хостел, их нужно обслуживать, у них не оформлена ни инвалидность, ничего, их не возьмут в дом престарелых. И это сейчас наша самая главная проблема.
Детские мечты и взрослые дела
Можно сказать, что сейчас вы отчасти возвращаетесь к детской мечте: вы говорили, что была идея работать в движении «Врачей без границ». Вы хотели в мединститут поступать в связи с этим. А как получилось, что закончили экономический факультет Вышки?
Сложный вопрос. Я думаю, что просто не очень повезло с таймингом, в том смысле, что, когда я поступала, очень было модно быть экономистом или юристом.
Было и другое обстоятельство. Когда я училась в десятом классе, у меня умер отец. Для меня это была травматическая история. Чтобы не думать о том, что происходит, я ушла в учебу.
В 10, 11 классах я стала первой в рейтинге школы, потому что для меня было важно просто отключить мозг.
Когда я пришла в себя – это было уже на втором курсе университета, подумала: «ничего себе, где я оказалась». Я поступила в Высшую школу экономики просто потому, что меня туда взяли без экзаменов. Но не жалею, мне кажется, что ВШЭ – это хорошее образование.
А потом, когда закончили, сразу попали в Центр ГРАНИ?
Да.
Как экономист или в другом качестве?
Скорее, как исследователь. Так же, как и в Обществе развития продуктивных инициатив я параллельно в двух организациях работала.
Сейчас продолжаете заниматься исследовательской работой? Или, в основном, управленческие вещи?
Я продолжаю работать в Центре ГРАНИ как эксперт. Но в большей степени занимаюсь проектной работой, организацией событий, координацией. В меньшей степени исследовательские вещи, хотя с «Территорией передышки», например, мы сейчас планируем исследование по подсчету количества бездомных в регионе.
Получается, что вы, как пришли работать в некоммерческую организацию, так в этой сфере и остались?
Ну, я уходила на четыре, по-моему, года, когда мы делали вместе с коллегами вегетарианский магазин Veganbird в 2012 году. Но мы это тоже воспринимали как некоммерческую образовательную инициативу в большей степени. Я все-таки себя воспринимаю как человека именно некоммерческого сектора.
Что делать с выгоранием?
Вы помогали раньше приюту для бездомных животных. Сейчас продолжаете что-то делать подобное или, может быть, в планах что-то есть?
Я все еще веган, я не ем животных, но как-то активно не участвую больше ни в каких проектах, связанных с животными.
А почему? Выгорание произошло? Я так понимаю, была достаточно активная работа, связанная с пристройством животных.
Я координировала волонтеров в приюте для собак еще в университете, в течение двух-трех лет. И там точно было выгорание, когда я поняла, сколько времени уделяю этому всему и как мало результатов вижу.
В приюте это бесконечный процесс: ты устраиваешь одну собаку, тебе приносят трех. И количество тех, кого еще нужно пристроить, бесконечно растет. В возрасте 18 лет у меня не было никакого понимания, как вообще можно менять эту систему. Я просто ездила в приют.
А потом мне нужно было как-то закончить университет, я полтора месяца сидела дома, чтобы написать диплом, и выключилась из круговорота щенков.
И в этот момент я поняла, что в мире так много классных, интересных вещей, которые я хотела бы делать, что я, похоже, не готова отдать всю свою жизнь на щенков.
И когда я закончила с дипломом, то уже придумала, что будет следующим шагом, и через несколько месяцев мы сделали первую бесплатную ярмарку «ФриМаркет» в Перми. Это был вариант какого-то эмоционального выхода из ситуации.
Ну да, там очевидный положительный результат сразу же.
Но, с другой стороны, знаете, я помню, что у меня были близкие и теплые отношения с директором приюта. И она мне все время говорила: «Ты пока еще маленькая, вот однажды тебе надоест и все, а я-то тут останусь».
И меня так это задевало, это было так обидно, «ну как же, я же всей душой вместе с вами». А потом это действительно произошло, и, наверно, это проблема трагичного отношения к выгоранию, которое может быть вполне естественным среди волонтеров и должно как-то прорабатываться заранее, об этом надо было поговорить.
Да, это большая сложная тема: как надо с волонтерами работать, как их готовить, как нужно выгорание отслеживать и их поддерживать, потому что это естественный процесс… А сейчас у вас в работе с бездомными людьми в этом плане как, легче?
У меня есть ощущение, что я пока еще не все сделала. У меня есть большая мечта в каком-то виде попробовать внедрить Housing first. Это сейчас самая эффективная европейская система помощи бездомным людям. Пока я не разобралась, как это сделать и насколько это вообще возможно, так что у меня еще много всего впереди.
«Жилье — это именно дом»
А в чем суть системы Housing first, если в двух словах?
Основная проблема человека, который оказался на улице, – это не документы, не зависимость, не трудоустройство и не связь с родственниками. Основная проблема – жилье. А жилье – это именно дом.
И если я, например, думаю про свой дом, каким он должен быть, то ваше представление о доме будет абсолютно другое. И то же самое с любым человеком.
Часто люди, когда они оказываются в системе приютов, в каких-то домах милосердия, просто не могут там удержаться. Потому что, с одной стороны, там все вокруг: стены, устройство говорит о том, что ты тут временно, это не твое пространство, ты не можешь здесь чувствовать себя в безопасности. С другой стороны, оно тебе не принадлежит, и ты не можешь его декорировать так, как тебе нравится. С третьей – здесь нужно быть в какое-то определенное время, по часам, хорошо себя вести, ни с кем не ругаться, несмотря на то, что твой сосед по комнате может тебе не нравиться.
И получается, что человек никогда не оказывается в ситуации безопасности, которая сказала бы ему: «все хорошо, успокойся, выдохни и начинай настраивать свою жизнь».
Человеку уже и так очень плохо, а ему говорят: «Ну, тебе очень плохо, но при этом ты еще должен супер хорошо себя вести». Несмотря на то, что тебе очень плохо, никогда ни капли в рот, курить тоже запрещено.
В Европе очень долго смотрели на таких людей, которые вот так вот мигрируют с улицы в приют, из приюта на улицу, с улицы в психиатрическую лечебницу, в тюрьму, еще куда-то. И поняли, что тратится куча ресурсов на то, чтобы содержать их во всех этих учреждениях. Это огромные расходы, а все могло бы решиться, если бы человеку просто дали какое-то собственное место для жизни.
Они попробовали, и это действительно сработало. И сейчас это основная система, по которой работают с длительной бездомностью в Европе.
Людей поселяют просто в арендуемое или муниципальное жилье. У них есть поддержка – специалист, который всегда на связи, может приехать когда нужно, индивидуально приобрести, что нужно. Но человек может отказаться от поддержки.
Основная задача, чтобы человек не оказался на улице. Без разницы, как он там живет, как он там обустроил свой дом, главное, чтобы не оказался на улице.
В развитых странах человек получает пособие по безработице, оно позволяет ему оплачивать аренду и еду.
Очень интересно разобраться, как это могло бы работать у нас, потому что я среди наших клиентов могу конкретных людей перечислить, кого бы это точно спасло, кто бы не был сейчас мертв, если бы такая система существовала…
«Иногда ценности значат больше, чем что-то другое»
Скажите, сколько у вас сейчас человек в команде?
Команда потихонечку растет. Сейчас уже, по-моему, восемь.
Это единомышленники или это больше люди, которые выполняют определенные функции?
У нас был очень интересный переход из волонтерского состояния в организацию. Я рассказывала, что было много студентов — будущих соцработников. И когда мы получили первый свой грант на открытие дневного центра, точно знали, что такое дело будем делать, часть из них попросили: «Расскажи нам шаг за шагом, как у нас все будет происходить». А я ответила: «Я же тоже такого никогда не делала, до меня тут никто такого не делал».
Неизвестность пугала. Казалось, что мы ввязываемся во что-то новое, о чем мы вообще ничего не знаем. Когда нашли место, подготовили дневной центр к открытию, практически не осталось людей из прежней команды.
У меня был такой высокий эмоциональный накал, я очень расстроилась и высказала все, что было на душе, нашим ребятам. И они в ответ: «Ой, действительно, мы же вместе все это придумывали. Да, наверное, нам надо снова вернуться».
И в результате из прежней волонтерской команды одна девушка стала администратором дневного центра, а другая – специалистом по социальной работе. То есть, два человека из прежней команды 10-15 человек, остались с нами. Сразу мы приняли еще одного специалиста по социальной работе, и вот они у меня самое ядро дневного центра, носители ценностей, я бы сказала. Люди, которые понимают, зачем мы это делаем, на сто процентов.
Сейчас уже появилось какое-то количество новых людей, которые не были с нами в начале, но мы все равно пытаемся «пропитывать» их важными для нас ценностными вещами. Например, что все люди очень разные, мы не можем их судить по себе.
Получается, что сейчас у каждого есть какая-то своя функция, которую они выполняют в наших проектах, в дневном центре. И при этом есть то, что мы делаем вместе.
Мне всегда нравится дух некоммерческого сектора: «мы вместе сейчас подумаем, навалимся, подхватим, подстрахуем». Я думаю, это очень важно.
А что вообще дает работа в НКО? Что здесь такого особенного?
Ну, для меня это очень комфортный и интересный способ самореализации. Помню, когда в первый раз пришла на собеседование в Центр ГРАНИ, у меня спросили, почему хочу работать у них, а я говорю: «Хочу делать что-то полезное, хорошее, доброе для людей». На меня так скептически посмотрели и сказали: «А что, производство нефти или газа, например, не полезное?». Это такой хитрый вопрос, для меня это просто возможность заниматься чем-то увлекающим меня, и делать это хорошо.
К чему надо быть готовым человеку, который решил прийти в сектор и никогда не сталкивался с ним прежде?
К тому, что, может быть, в некоторых случаях миссия будет стоять выше, чем профессионализм. Люди часто приходят в общественный сектор из миссии служения делу.
Для меня это всегда сложный вопрос, когда кто-то из ребят, которые с нами работают, делают что-то не так, косячат, и я думаю: «наверно с кем-то нам нужно расстаться», а потом: «но этот человек очень сильный носитель ценностей нашей организации, он несет эту миссию очень хорошо, он хорошо ею делится. Может быть, нам нужно еще раз поговорить и подумать, как мы можем что-то исправить».
То есть, ценности на первом месте для работы здесь?
Ну, мне кажется, что особенно в работе с бездомными людьми это важно. Может быть, есть какие-то другие сферы, где это не так важно, но тут нам нужно просто всеми силами сохранять очень хорошее отношение, возвращать возможность людям быть увиденными, пытаться вернуть им человеческое достоинство. И если этого не хватает, то ничего не получится.
Взгляд в будущее
Как бы вы представляли себя лет через десять? Что хотелось бы видеть в результатах? Если можно о таком горизонте говорить, конечно, поскольку в нашем мире все стремительно меняется.
В любом случае мне бы хотелось, чтобы мы в каком-то виде внедрили систему Housing first. Я сильно верю в то, что это может быть эффективно и хорошо сработать. Даже не знаю что еще, время покажет. Может быть, это история с помощью бездомным людям, она тоже временная и перетечет во что-то новое, чему я буду рада, это естественный процесс.
Вы рассказывали как-то, что во времена «пермской культурной революции», когда легко можно было отправить заявку и получить поддержку, вы разместили 17 пианино в разных местах города, чтобы люди свободно могли играть. Наверное, это было очень здорово. Это был такой вид благотворительного игрового хулиганства, на мой взгляд. Что-то такое продолжаете делать сейчас?
Мы недавно издали маленькую брошюру, называется «70 причин, чтобы жить», там просто перечислены 70 разных вещей, которые заставляют тебя жить. Например, слепить супер дурацкого снеговика или ехать на машине и высунуть руку в окно.
Напоследок еще раз про животных спрошу. Вы рассказывали, что лучшим другом в детстве для вас была кошка Крися. Сейчас есть кошка?
У меня две кошки дома. И у меня была до недавнего времени собака Наташа, она умерла этим летом, это тоже тяжелое испытание. Она прожила со мной 12 лет, и я всегда думала, что это какая-то ошибка молодости, зачем я вообще завела эту собаку, с ней так сложно, с ней нужно гулять, за ней нужно присматривать, никуда путешествовать не поедешь, потому что никто не хочет твою собаку себе взять, ее нужно с собой таскать.
Последний год она болела, она очень плохо ходила, и в этот момент я поняла, что готова вообще любые деньги отдать, чтобы с ней все было хорошо.
Ты ворчишь в какой-то момент: рентген, стационар, еще что-то. А потом: да на самом деле я просто жить не могу без этой собаки!
Из-за того что собака была рядом все мое волонтерское и активистское детство, она всегда была на всех мероприятиях, везде, и я поняла, что у нее друзей больше, чем у меня. Она стала идеалом собаки для многих людей, которые когда-то мечтали о собаке. И сейчас потихонечку идет процесс: я собрала истории разных людей про эту собаку и сейчас рисую комикс про нее.
Я не знаю, что из этого получится, я не художник, это просто желание переработать этот опыт. И действительно для меня он удивительный, потому что я думала, что мне тяжело, я не справляюсь с тем, что у меня есть, с собакой, мне все время нужно о ней думать, но когда ее не стало, я поняла, что на самом деле это была очень важная часть моей жизни.
***
«НКО-профи» — проект Агентства социальной информации и Благотворительного фонда Владимира Потанина. Проект реализуется при поддержке Совета при Правительстве РФ по вопросам попечительства в социальной сфере. Информационные партнеры — Forbes Woman, платформа Les.Media, «Новая газета», порталы «Афиша Daily», «Вакансии для хороших людей» (группы Facebook и «ВКонтакте»), Союз издателей ГИПП.
