«Не все НКО могут позволить себе оргструктуру, но это не значит, что у них нет профессионалов». Алексей Курносов, Центр ГРАНИ

«До сих пор задаюсь вопросом, кем я стану, когда вырасту»

Алексей, начнем с детства. Расскажите, о чем вы мечтали, когда были маленьким? 

Сложный вопрос. Я сейчас с трудом вспомню, о чем конкретно мечтал в детстве. Наверно, о том же, о чем и все дети. Так же, как и у других детей, менялось и мое представление о будущем и кем я стану. 

В три года я вдруг заявил, что буду пожарным (мне об этом потом рассказали мама и бабушка). Как я о них узнал и где увидел — непонятно, может быть, увидел пожарную каланчу и впечатлился. Потом пожарного сменили модельер, учитель. В общем, никаких конкретных представлений о профессиональной деятельности у меня в детстве не было. 

Честно признаться, я до сих пор задаюсь вопросом «Интересно, кем я стану, когда вырасту?». 

Как мама реагировала, когда вы размышляли о будущих профессиях? 

Моя мама — юрист. При этом меня в эту стезю не направляли, да и вряд ли у нее было желание сформировать для меня какой-то конкретный профессиональный путь. У нее просто было требование, чтобы я хорошо учился, чтобы мог реализоваться в жизни. А кем именно буду — это было второстепенно.

А за оценки вас ругали? 

За оценки ругали. Но редко. Я вообще-то был отличником. Ругали потому, что родители не совсем понимали, как такое вообще может быть, что ребенок получает плохие оценки. 

Один раз случилась очень странная ситуация. Это был класс пятый или шестой, урок географии. Нам задали заполнять журнал погоды каждый день. Вроде, не то чтобы противное занятие, но мне почему-то показалось на тот момент оно таким неестественным и ненужным, что я из принципа не стал этим заниматься. 

Время от времени эти журналы проверяли. И я, конечно, получил двойку. Никто так и не понял: ни учительница, ни мама, ни даже я — что мною двигало. 

Бунт!

Судя по всему да! Редко, но и такое случается. Во всех остальных случаях я хорошо учился. Мне было интересно все, я ничего не делал из-под палки. 

Синдром отличника вам знаком? 

Отчасти да. Отличником я и в универе остался. Но опять-таки мне искренне нравилось учиться, меня никто особенно к этому не принуждал. Хорошие оценки — это уже была укоренившаяся установка. 

Но интересно, что как только я выпустился из университета, все это сразу закончилось. Я даже поступил в аспирантуру, представлял, что у меня будет не только профессиональная, но и научная карьера. Но буквально через несколько месяцев понял, мол, а я ведь могу этого не делать! Я могу просто работать, и мне не нужно уже никому ничего доказывать, получая высокие оценки.

Тогда-то я и отчислился. С тех пор остался единственный эффект: все свои рабочие задачи всегда стараюсь выполнять хорошо. 

Где проходило ваше детство? 

Я родился и всю жизнь прожил в центре Перми. Учился в самой обычной школе. У меня было очень спокойное домашнее детство, не считая компании во дворе. В основном проводил время дома и читал. Хорошее было детство, правда, пришлось оно на 90-е, поэтому для моей семьи, как и для многих других, это было сложное время. 

Воспитывали меня мама и бабушка. Мама работала в системе исполнения наказания, в следственном изоляторе Перми, была начальником отдела кадров. Сейчас она подполковник на пенсии. Бабушка работала на пермском телеграфе, в почтовой системе. Вот такая семья. У нас всегда были хорошие отношения. 

А чем вы увлекались вне школы? 

Череда случайностей

К 11 классу вы уже точно знали, куда будете поступать?

Точного представления о том, кем я хочу быть, по-прежнему не было. Школьная профориентация прошла мимо меня. Мне все еще было интересно все, поэтому выбор профессии получился в итоге случайным.

Во время моей учебы в 10-11 классе моя школа начала сотрудничать с Высшей школой экономики. У нас был организован специальный класс, где была усиленная математика и появилась экономика. Предполагалось, что нас готовят к поступлению в ВШЭ. Готовили, на самом деле, не особенно хорошо, и практически никто из моего класса даже не пытался туда поступить, после чего сотрудничество прекратилось. 

Но у меня сформировалось представление, что мне нужно идти на экономическую специальность. А куда я в итоге поступил? На «связи с общественностью». Это тоже случайно вышло.

Увидел и заинтересовался, хотя ничего не знал об этом. И вот, по образованию я пиар-специалист. Но по специальности никогда не работал. 

В нынешней деятельности вам помогают знания, полученные в университете? 

Мне кажется влияет скорее высшее образование в целом. Кто бы что ни говорил, но оно действительно настраивает на специальное мышление, которое не формируется ни при среднем образовании, ни при среднем специальном образовании.

Здесь уже не так важно, в какой сфере в итоге работаешь, просто ты уже как-то лучше понимаешь, как все профессионально устроено.

Из практических навыков из университета я вынес дисциплинированность. Вот она помогает до сих пор, это правда.

Нам всегда говорили, что главное, что дает университет — это связи. 

Вот их у меня как раз уже и нет. Я иногда общаюсь с однокурсниками, подписан на них в соцсетях, но профессионально как бы свернул не туда, поэтому мы никак не соприкасаемся в деятельности. 

У нас же как работает: детская дружба формируется на основе воспоминаний, совместного досуга и так далее. Студенческая дружба — это все-таки про профессиональные интересы во многом. 

Поэтому в какой-то момент мне даже стало скучно: я никак не связан с пиаром, а они не особо понимают, чем занимаюсь я. Нам как будто бы приходится переводить все, что мы говорим, с одного языка на другой. 

Помню на одной из первых встреч с однокурсниками, когда я уже работал в секторе, моя знакомая спросила: «Ну ты вот где работаешь? В театре вроде или что-то такое?». Видимо, это единственная ассоциация, которая нашлась у нее в сознании, близкая к некоммерческой сфере.

Как так получилось, что вы оказались в третьем секторе?

Это, наверное, получилось так же случайно и непредсказуемо, как с выбором факультета. На дворе 2008 год, я вышел из университета с красным дипломом. Не знал, куда податься. Даже во время учебы не все до конца понимали, что же такое связи с общественностью на самом деле. Чем должен заниматься человек с таким дипломом. Серьезной пиар-работой занимались не вчерашние выпускники. 

И тут вдруг моя сокурсница попала в Пермскую гражданскую палату. Проработала там не больше недели. А увольняясь, предложила взять на ее место меня. То есть опять случайно туда попал, совершенно ничего не зная о некоммерческом секторе. 

В то время у Пермской гражданской палаты был проект «Служба продвижения гражданских успехов, практик и технологий». И вот, видимо, слово «продвижение» здесь было ключевым: они искали специалиста с соответствующим образованием. Так я и стал специалистом этой службы.

Сколько у вас случайностей в жизни. Случайности не случайны?

Самое интересное, что я никогда об этом специально не задумывался. Видимо, надо будет над этим поразмышлять. 

Как выглядел ваш дальнейший путь в секторе? 

Три года я проработал в Пермской гражданской палате. До тех пор, пока существовал мой проект. А потом несколько лет работал совершенно в другой сфере. Туда тоже попал, пожалуй, случайно. 

Я попал в небольшую компанию, которая была подрядчиком у одного из операторов связи. И она разрабатывала и продавала всякие подписки для абонентов этого оператора. Это был 2011 год, и как ни странно, людям все еще требовалась рассылка гороскопов и погоды.  

Никакой особенной привязанности к этому месту работы не было. Никакого особого интереса — тоже. В какой-то момент мне окончательно надоело. 

В сектор я вернулся в 2015 году, попав в Центр ГРАНИ. ГРАНИ и Пермская гражданская палата были партнерскими организациями, поэтому я не только знал о нем, но и был знаком со многими сотрудниками. У центра тогда открывался свой коворкинг, куда требовался администратор. Прошел собеседование, и вот я уже 10 лет как тут. 

От администратора коворкинга до куратора проектов

Вы сразу поняли, что конкретно от вас требуется на рабочем месте? 

Только примерно представлял. Первые месяцы просто входил в курс дела. Тогда я занимался непосредственно коворкингом, его администрированием и организацией процессов. Но потом мне начали добавлять новые задачи. 

Это вообще особенность центра — ни у кого из сотрудников нет какого-то ограниченного списка задач. У нас заведено так, что каждый осваивает новые навыки и затем получает новые компетенции.

Это даже скорее особенность всего сектора: у нас все равно никогда не будет столько ресурсов, чтобы закреплять за отдельным сотрудником очень узкое направление деятельности. Рано или поздно оно будет расширяться. 

Когда вы перестали быть просто администратором коворкинга?

Лично мой переход на следующий уровень произошел, наверное, года через полтора. Тогда ГРАНИ стали заниматься проектами по финансовой грамотности — в общей сложности их было три. И как-то так получилось, что функции координатора этого проекта перешли мне. Тогда-то и произошел качественный рост, как мне кажется.

Сейчас, спустя 10 лет работы в центре, как бы вы описали его деятельность простыми словами? Так, чтобы поняли те, кто считает, что некоммерческая организация может помогать только котикам и пожилым людям. 

Я обычно говорю, что мы — инфраструктурная организация, которая работает с другими некоммерческими организациями. Мы их обучаем и поддерживаем. Если человеку это информации достаточно — супер. Если нет — объясняю на примере бизнеса. 

Условно: мы же легко можем представить себе бизнес, который оказывает услуги другому бизнесу? Вот то же самое и у нас.  

Получается, что Центр ГРАНИ — это такой серый кардинал. Мало кто из широкой аудитории о нем знает, но от этого он не становится менее ценным для самих НКО. 

Получается, что так. Но у центра много ролей: как инфраструктурную организацию, как аналитический центр нас скорее знают внутри сектора, а как организатора общественных событий в Перми нас могут знать и просто горожане.

А в чем принципиальная разница центра от других организаций?

Во-первых, наверное, тематические различия. Даже если сравнивать с другими аналогичными организациями — Сибирским центром поддержки общественных инициатив, Центром социальных технологий «Гарант». Сибирский центр больше про систему оценки эффективности, «Гарант» — про грантовую культуру. А мы, наверное, больше про новые тренды и вызовы, с которыми некоммерческие организации сталкиваются.

При этом, конечно, это одновременно не единственная наша тема, и мы не единственные, кто в секторе этим занимается.

А давайте как раз на примерах проектов и поймем, в чем сфера интереса Центра ГРАНИ. Приведите пару примеров, пожалуйста. 

Сейчас я в основном занят в двух проектах. Один называется «Молодые специалисты для некоммерческого сектора». Помогаем молодежи развивать профессиональные компетенции в секторе. Еще один помогает развитию третьих мест в Пермском крае. При этом деятельность Центра ГРАНИ в целом, конечно, шире.

Гибкие команды

За что именно вы отвечаете в этих проектах? 

Среди моих обязанностей — координация проектов, преподавание, иногда модерация, организация мероприятий. В разных проектах эти роли могут перемешиваться. Где-то оказывается так, что я одновременно и слежу за выполнением проекта, занимаюсь всей его организацией и плюс еще что-нибудь провожу как преподаватель. 

В других проектах мои коллеги ставят мне дополнительные задачи, например, выступить перед кем-то, и на этом все. Это то, что у нас в организации называется гибкими командами, когда мы одновременно можем выполнять разные функции и в разных проектах по-разному участвовать.

Как вам удается лавировать между всеми этими разными задачами? 

Думаю, это уже привычка и опыт. Хотя, действительно, иногда думаешь: «Господи, мы что, еще и этим занимаемся?» Я осознаю, что «снаружи» это может выглядеть диковато — у нас очень разнообразная деятельность, но изнутри все куда проще. 

Вспоминая свои впечатления о Центре ГРАНИ, когда я еще не работал в нем, мне тоже казалось, что это просто какая-то магия. Люди занимаются совершенно непонятно чем, но точно чем-то совершенно невероятным. А теперь и я среди них.

С учетом всей этой специфики вы чувствуете себя на своем месте на работе? 

Да, 100%, мне здесь комфортно. 

Вы свыклись с таким потоком задач или глаз все-таки иногда подергивается? 

Подергивается иногда, конечно. Просто бывает создается ощущение, что все границы расползаются, и хочется все это немного сузить и упорядочить. Но это своего рода профдеформация: как координатору проектов мне везде хочется большего порядка.

А рабочий день удается спланировать, или это сплошной хаос?

Я стараюсь планировать. Не люблю хаотичные рабочие дни, особенно если они такими становятся благодаря кому-нибудь из коллег. Свой собственный хаос я еще могу пережить.

В общем, в какое-то время задачи будут чуть более непредсказуемыми, в какое-то более упорядоченными. Иногда я задерживаюсь допоздна, а иногда могу позволить себе уйти пораньше. 

Что дается особенно тяжело?

Бывает тяжело входить в новую тему. Быстро нужно что-то освоить, но не всегда это получается гладко. Тяжело, когда одновременно накапливается много срочных задач. Когда есть череда очень интенсивных событий.

Но я всегда понимаю, что это не навсегда. Через пару недель или через месяц
я уже не буду работать на пределе своих возможностей. Настанет период восстановления.

Профессионализм сектора

Существуют ли какие-то особые черты характера, которые отличают человека, работающего в третьем секторе? Это сверхчеловек или такой же сотрудник, как в любой другой компании?

Думаю, что люди, занятые в некоммерческом секторе, должны обладать очень разными навыками в зависимости от того, чем они занимаются на рабочем месте. Я уверен, что, если мы считаем некоммерческий сектор третьим сектором экономики, наряду с бизнесом и государством, мы должны и к его сотрудникам относиться в первую очередь как к специалистам. 

И отсюда аналогия: мы же не можем вот так сходу сформировать образ человека, который работает в бизнесе, правильно? Образ предпринимателя еще можем представить, а вот если мы говорим про обычного рядового сотрудника? Как он выглядит, чем увлекается, какие у него мечты и черты характера. Ответ: он может быть совершенно разным.

И некоммерческий сектор в этом смысле не исключение. Однако у нас продолжает сохраняться стереотип о том, что работа в некоммерческой организации — это какая-то дополнительная работа по отношению к основной.

Что единственный профессионал в организации — это ее руководитель. А все остальные — просто волонтеры. Понятно, почему это происходит. Ресурсы ограничены, и не все организации могут себе позволить такую вот профессиональную оргструктуру. Но это не значит, что в НКО нет профессионалов. 

Вот буквально недавно на встрече проекта «Молодые специалисты для некоммерческого сектора», который я уже упоминал, один из участников спросил, мол, расскажите о своем основном месте работы вне сектора. Я вот так слушаю и думаю: 17 лет назад я начал работать в некоммерческом секторе. Пускай с перерывами, но тем не менее. Я никогда не работал где-то еще. Это всегда было мое место работы. Моя профессиональная деятельность.

Нет ничего плохого в том, что у некоторых работа в секторе — это дополнительное хобби, волонтерская активность. Но это не отменяет факта того, что сам сектор профессионально развивается, чтобы быть более устойчивым и более разнообразным.

Можно ли сказать, что за время вашей работы в секторе он действительно стал более профессиональным?

Да, определенно! Он стал более разнообразным, гибким, готовым адаптироваться. 

Раз уж мы берем за точку отсчета 2008 год, мы должны держать в голове и то, что это был непростой год для мировой экономики. Кризис оставил отпечаток и на некоммерческом секторе, а особенно на доверии к нему людей. Как вам кажется, сейчас оно повысилось? 

Сейчас по крайней мере люди знают о некоммерческом секторе гораздо больше, чем знали о нем раньше. Он становится более привычным, простым и понятным.

Но, опять-таки, не весь. Те организации, которые, в первую очередь, приходят в голову, так называемые, помогающие организации, более знакомы людям. Чем дальше от них, тем сектор становится менее понятным, и люди к этой его части более насторожены. 

Но в целом, мне кажется, хотя бы чуть-чуть, но сектор стал лучше знаком людям. А чем больше мы знаем, тем меньше опасаемся. 

До этого вы сказали, что чувствуете себя на своем месте. А бывает ли такое, что хочется уйти из сектора? 

Бывает. Мне кажется, это естественное явление. Невозможно все время держать себя в тонусе. У нас, конечно, немножко другое выгорание по сравнению с теми же помогающими организациями. Там постоянно приходится сталкиваться с чужим горем и бедой, это очень влияет на эмоциональное состояние. У нас этого, к счастью, нет, но в любом случае интенсивность и рутинность работы иногда могут привести к выгоранию. 

Это нормально. Нужно давать себе возможность отдохнуть, выстраивать свои границы на работе, четко устанавливать, чем я не буду заниматься, в каком объеме, в какое время. Может быть, это не самый эффективный способ, возможно, есть что-то более эффективное, но в моем случае это работает.

«Прилив дофамина»

А как правильно отдыхать? 

Для меня — все так же, как и в детстве: тихий спокойный домашний отдых. Почитать, посмотреть, поиграть. Вот буквально перед Новым годом разговаривали с коллегами, интересовались, кто чем будет заниматься в новогодние праздники. Я сказал, что планирую в основном лежать, и это почти удалось.

Какие самые приятные воспоминания связаны с работой в секторе?  

Самые приятные воспоминания — это когда заканчивается какое-то большое, важное, значимое мероприятие. Когда по реакции людей видно, что им это было важно, интересно, полезно, и им все понравилось. В такие моменты я радуюсь вместе с ними.  

Это как раз помогает понимать, чем мы занимаемся и чем именно можем быть полезны. Мы же не ивент-агентство и не работаем с конечным благополучателем, как сотрудники помогающих организаций, которые могут сразу увидеть результат и получить прилив дофамина. 

Это всегда очень мотивирует. Хочется к этому стремиться.

Интервью с Алексеем Курносовым — часть серии «НКО-профи», созданной Агентством социальной информации и Благотворительным фондом Владимира Потанина в 2017 году. «НКО-профи» – это цикл бесед с профессионалами некоммерческой сферы об их карьере в гражданском секторе. Материал подготовлен при поддержке Фонда Потанина.