Инклюзивный театральный фестиваль «не/норма» прошел в Москве в преддверии Дня театра. Его организаторы — Культурный центр ЗИЛ и Театр Простодушных. Участники и зрители — из Москвы, Санкт-Петебрурга, Республики Татарстан, Нижнего Новгорода, Волгограда. «Мы постарались создать платформу, которая объединяет людей, стирает границы между «нормой» и «ненормой», пониманием и непониманием, — говорит Екатерина Шишкова, куратор театрального направления КЦ ЗИЛ. — Мы хотели прийти к тому, что человек есть Человек».
Театр со своими нравами
Открыл фестиваль Театр Простодушных, в котором играют актеры с синдромом Дауна и другими нейроотличиями. В перформансе «Скажи мне правду» смешались воспоминания руководителей театра и высказывания самих артистов, отрывки из спектаклей и даже обвинения в адрес режиссера, что он пытается реализоваться за счет особенных участников.
Зрители в течение трех дней могли сами делать выводы, «использует» ли инклюзивное искусство особенности или, наоборот, благодаря ему люди с особенностями получают возможность выразить себя.
Также на открытии молодежная группа театра показала перформанс «СОНм», а ее руководитель Елизавета Лихачева, актриса, режиссер, педагог Театра Простодушных, рассказала о работе с особенными артистами:
«Работать с ними страшно интересно. Сейчас скажу такую эгоистичную вещь, простите меня за нее: простодушные артисты — это прекрасный материал. Он такой самобытный, своенравный, непростой. Но когда ты отпускаешь ситуацию: “Ладно, Лиза, ты хочешь так, а актриса хочет иначе, ну пусть!”, потом смотришь и думаешь: ”А так даже лучше”. Здесь как в джазе — есть какая-то структура, а дальше — сымпровизируем. Так мы друг друга учим и друг у друга учимся».
Если работать с артистами, имеющими ментальные или физические отличия, как с равными участниками творческого процесса, то получается не «инклюзивиное искусство», к которому зритель не всегда знает, как подступиться, а творческие высказывания в разных жанрах практически на любые темы. И тогда дискуссия возникает не вокруг особенностей, а вокруг художественного замысла, творческого метода, смыслов и идей.
Пластический спектакль Fish on Ice Анастасии Орловой, независимого режиссера, хореографа и волонтера Театра Простодушных, — это яркий и эмоциональный рассказ о чувствах, предательстве и любовной зависимости. Главную роль в окружении танцовщиков — профессионалов и любителей — исполняет актриса с синдромом Дауна.
Профессиональный особый театр «Круг II» выступил с экспериментальным проектом «Стрелы времени», предлагающим задуматься о роли жизни человека во времени и о роли времени в жизни человека. На сцене клубок мыслей и чувств распутывают вместе руководитель театра Андрей Афонин и артисты с нейроотличиями.
Режиссер-хореограф Катя Зайцева соединила в спектакле «ЛебедиНо» в жанре физического театра два своих проекта — «Танцы в темноте» и академию танца «Синергия». Атмосферу советского пионерлагеря, мотивы из балета «Лебединое озеро» и воспоминания автора о детстве на сцене воспроизводили вместе незрячие и зрячие танцовщики.
Спектакль «MUTE» с участием людей с разным уровнем слуха от театра горожан «Аулак» (город Альметьевск) режиссера-хореографа Ильдара Алекбаева — разговор о том, что такое звук и какое место он занимает в жизни человека. Это диалог слышащих и неслышащих людей, состоящий из любопытных фактов и практических советов.
Спектакль в постановке Криса Чернэ, руководителя Театра Простодушных, «Прение Живота со Смертью», в котором большинство ролей исполняют актеры с синдромом Дауна и другими нейроотличиями, — это вечный спор греха и праведности, ненависти и любви, тьмы и света.
Кто-то в зале уже давно интересуется темой инклюзии и замечает позитивные перемены, происходящие в обществе. Для кого-то становится открытием, что актеры с особенностями могут в чем-то — в своей искренности уж точно — превосходить востребованных профессионалов. И для всех пришедших театр, в котором могут играть разные, — это и множество вопросов для обсуждения, и почва для нового сотрудничества и развития.
Облако тегов для инклюзии
Представители творческих профессий на паблик-токе об интеграции людей с особенностями в искусство попробовали собрать вокруг этой темы облако тегов.
«Особенности, — называет слово Евгения Стерлягова, куратор, художник и мама особого ребенка. — Хотя мы, безусловно, говорим, что должны быть вместе и равны, особенности сильно разнятся. И чтобы инклюзия была классной, мы должны их прежде всего заметить. И понять, как с ними работать и какие стратегии использовать, чтобы они даже помогали».
«Погружение, — говорит Анастасия Калеушева, руководитель медиалаборатории для людей с синдромом Дауна. — Погружение в среду, в процессы, одного в другое. И не обязательно это должно быть связано с инвалидностью».
«Смешение», «движение навстречу друг другу», «внимание и принятие» — подбирают слова участники.
«Ответственность и сплоченность, — говорит Чингиз Гараев, актер театра и кино, волонтер Театра Простодушных, сотрудник инклюзивного кафе «Разные зерна». И вспоминает: — Еще давно я работал в одной кофейне, где был сотрудник, который практически не слышал и не говорил. С ним постоянно происходили казусы. На улице его принимали за пьяного, задерживали, а мы в это время его ждали. И когда я кому-нибудь рассказывал об этом, то часто получал в ответ негодование, как у нас все не устроено и ничего нет для таких людей. А я говорил: ”Ага, а ты вот сейчас скажи пять фраз на языке жестов, можешь?”
Как что-то само появится вокруг, пока мы не можем даже просто поздороваться с неслышащим человеком? Мне кажется, должна набраться определенная критическая масса наших повседневных поступков и решений для облегчения жизни разным людям — только тогда это будет иметь эффект».
Чингиз Гараев. Фото: Вадим Кантор / АСИ
Нужно ли предупреждать об инклюзии? Опыт Альметьевска и Парижа
Зритель, посетитель культурного события или пространства, самый обычный и занятый своими делами человек, не всегда хочет встречи с инклюзией. Само это понятие может отпугнуть.
«Когда мы только начинали делать инклюзивные проекты в Альметевске, — рассказывает Эльвира Галеева, продюсер, руководитель театра горожан ”Аулак” Благотворительного фонда ”Татнефть”, — мы привезли на гастроли инклюзивный спектакль, но город оказался к этому не готов.
Со временем мы отказались от этого слова и стали просто театром горожан, то есть людей, живущих в этом городе и представляющих разные группы, в том числе людей с инвалидностью. После спектаклей, которые мы создаем, зритель уходит не с чувством, что он увидел человека с инвалидностью и ему его жалко, а с тем, что у него появляется к нему интерес».
Эльвира Галеева. Фото: Вадим Кантор / АСИ
Нужно ли специально готовить зрителя к тому, что он увидит на сцене людей с особенностями, вопрос открытый. В ряде случаев обратить внимание на то, что в спектакле или на выставке будет представлено творчество особых участников, можно и даже нужно. А иногда как раз наоборот — предупреждение не требуется.
«Пять лет назад я поехала в Париж посмотреть известный мюзикл ”Король Артур”, — рассказывает Евгения Стерлягова. — Никакая инклюзия там нигде не упоминалась. Но в определенный момент я вдруг поняла, что акробатические номера выполняют люди без конечностей. Это выглядело очень эффектно. Я подумала, как же круто, что в труппе есть такие артисты и они отлично себя чувствуют вместе с остальными. Я хочу, чтобы и у нас в стране было так».
Заявлять об инклюзии точно нужно, когда пишешь заявку на грант, считают участники паблик-тока, а когда обращаешься к зрителю, важнее, чтобы в этой истории было что-то такое, что отзовется лично ему.
Может ли быть коммерческий успех у инклюзии?
В индустрии кино тоже слово «инклюзия» не очень любят. «Театр сейчас дает больше возможностей самовыражаться и включать людей с особенностями в творческие процессы, — отмечает Снежана Самохина, актриса кино и сериалов. — Кино — более жесткая история, так как на данном этапе оно почти все коммерческое».
Например, в сериал, где у главного героя аутизм, сыграть его приглашают не человека с расстройством аутистического спектра, а Льва Зулькарнаева.
А Александра Киселева, актриса театра и кино, рассказывает: «Моя первая работа в кино — это короткометражный фильм ”Танец тишины” о глухонемой танцовщице. Почему на ее роль взяли меня, а не человека, который напрямую с этим связан, я не знаю. Я тогда была маленькая и об этом не задумывалась».
Александра Киселева. Фото: Вадим Кантор / АСИ
Переломить ситуацию не удается пока и в индустрии моды. Об этом перед фестивальным показом перформанса «Пересадка» рассказала Мария Афанасьева, режиссер и руководитель Школы особенных моделей: «Мы оказались неинтересны производителям масс-маркета. Они говорили, что хотят, чтобы их одежда продавалась, а внешность и поведение наших ребят непривычны и вызывают вопросы у общества». Именно поэтому она со своей командой сначала нашла понимание у художников, создающих авторскую одежду, а потом также обратилась к театральному искусству.
Инклюзивный проект может быть коммерчески успешным. О таких примерах шла речь на еще одном фестивальном паблик-токе.
«Тысячи ресторанов и кафе открываются каждый день и закрываются, — говорит Юлия Володина, основательница инклюзивного кафе ”Разные зерна”. — Это сложный бизнес, всему приходится учиться с колес. Но как будто уже пройдено немало за два года и три месяца нашей работы».
Половина сотрудников — люди с нейороотличиями, но гости, зашедшие пообедать или выпить кофе, могут этого даже не заметить. При этом учитывать специфику все же приходится.
«Где-то раз в месяц рядом с нами проходят какие-то бизнес-тренинги, и к нам вваливается толпа гостей, которым срочно нужно поесть, — рассказывает руководитель кафе. — Много людей — это стресс для сотрудников с аутизмом, поэтому возможны разные реакции. Недавно они очень старались, но что-то напутали, и гости стали возмущаться, а одна из сотрудниц расплакалась. И когда эти люди с тренинга поняли, в чем дело, они стали сопереживать, окружили ее заботой и даже на следующий день утром пришли спрашивать, как дела. С одной стороны, мы даем возможность нашим посетителям узнать, что бывают разные люди. А с другой, с нашими сотрудниками тоже работаем и объясняем, что много гостей — это хорошо для кафе».
Музей в темноте «Сенсориум» находится на туристическом Арбате. За два с половиной года в нем побывало более ста тысяч посетителей. Ежедневно проходят десятки квестов-экскурсий, которые проводят незрячие гиды.
«Наши гиды общаются с колоссальным количеством людей, они должны быть прямо огнеупорными и понимать при этом, что занимаются просвещением, — говорит Екатерина Гусева, предприниматель и совладелица музея ”Сенсориум”. — Мы даем нашим гостям действительно классный досуг, возможность расслабиться и перезагрузиться. А еще наши посетители регулярно говорят, что до того, как пришли к нам, не видели незрячих людей на улице, а после — стали замечать их везде и теперь знают, как с ними взаимодействовать».
Успех проекта, считает директор по развитию музея темноты, — в команде и в том, что, начиная такой проект, нужно забыть понятие трудности: «Если это сразу про трудности — то не надо. Идти в инклюзию нужно из какого-то ресурса».
Театр как точка роста
«Мы создаем равную сцену, мы все на равных здесь, мы все здесь делаем ошибки и делаем мир лучше, — говорит Крис Чернэ, руководитель Простодушных, про команду театра. — Мы единая группа, мы знаем друг друга наизусть, кому что нравится, кто что любит. Несмотря на то что это непростая работа, мы стараемся создавать уютное пространство, в которое хочется возвращаться. И многие с театром много-много лет только по той причине, что здесь очень хорошо».
У команды полное взаимопонимание, несмотря на то что не все особенные артисты хорошо говорят, много общих историй, шуток и мемов, которые иногда даже включаются в спектакли. Так, сделанная актрисой Анной Батраковой рыба Володька упоминается со сцены, но понять, о ком речь, обычно могут только те, кто уже знаком с Театром Простодушных.
Все проекты театр реализует силами волонтеров. А они, в свою очередь, признаются, что без трудностей все же не обходится, часто не хватает рук, случается и понервничать. Так, например, новая участница молодежной группы Театра Простодушных, до этого без мамы никуда не ходившая, всего после нескольких занятий вдруг самостоятельно уехала домой. С одной стороны, это для всех было стрессом, а с другой: «Получается, что театральное мастерство дает какое-то чувство свободы, радости, самостоятельности, ощущение, что можешь больше», — говорит Елизавета Лихачева.
Родители особенных детей или молодых взрослых с ментальными нарушениями — это всегда часть команды инклюзивного проекта. Очень многое зависит от их отношения. И они вместе со своим ребенком тоже меняются. Именно поэтому профессиональный особый театр «Круг II» несколько лет назад делал документальный спектакль родительских историй. Также при нем существует Школа родительского мастерства Андрея Афонина, которая помогает лучше понять себя, своего ребенка, других, в групповой работе переосмыслить свой опыт и посмотреть на сложную ситуацию с иного ракурса. «Программа строится не на театральных практиках, но их вкрапления тоже есть», — говорит Екатерина Аксенова, педагог-психолог и соведущая программ Школы родительского мастерства.
«В целом театр — это многоформатный и универсальный способ находить ответы на вопросы о развитии человека, познавать себя, и неважно, что ты в нем делаешь», — подчеркивает она.
Инклюзивный театр может быть точкой роста для тех, кто как участник или как зритель вовлечен в него, и точкой входа в тему инклюзии для тех, кто только знакомится с ней.
Несмотря на, как кажется, активное развитие социальных инициатив, когда из зала задается вопрос, чего все еще не хватает для нормальной жизни людям с особенностями, выясняется, что по-прежнему «не хватает примерно всего». Переизбытка инклюзивных проектов в ближайшее время очевидно не будет. Путь впереди еще долгий. И начинается он в том числе с театра.
