Музей в темноте «Сенсориум» открылся в 2022 году в центре Москвы, и за два с половиной года более 100 тысяч человек провели в нем минимум час своего времени. Именно столько длится экскурсия-квест, которую в полной темноте ведет незрячий гид. Помимо этого, здесь проходят мастер-классы, тренинги для компаний, свидания для пар в темноте. Вместе с партнерами музей организовывает экскурсии для воспитанников детских домов. Также в «Сенсориуме» работают кафе и магазин с товарами от социальных предпринимателей.
Для меня бизнес – это просто. Товарно-денежные отношения, все понятно: я даю 100 рублей, вы мне даете колбасу. Социальный бизнес – это сложно. Потому что здесь со всех сторон свои нюансы, которые нужно соединить в цельную, в едином ритме пульсирующую систему.
Однажды мы не смогли стать участниками подкаста крупного банка, потому что редактор темы бизнес считал нас благотворительностью, а редактор социальной темы – бизнесом. Я знаю, что и у коллег тоже бывают подобные кейсы, когда при определенных обстоятельствах социальных предпринимателей как будто выгодно не причислять к какой-то категории.
В другой раз менеджер крупной компании тянула время и кормила нас «завтраками», а потом мы получили некрасивый отказ, еще и очерняющий нашу работу. Мы приглашали в музей, но она не приехала, чтобы составить собственное мнение, а после обвинила нас чуть ли не в эксплуатации незрячих людей. В конце этого общения мы почему-то воспринимались как просители, хотя начиналось все с идеи коллаборации.
НКО работают в первую очередь для своих благополучателей. Социальный бизнес не все делает для узкой категории, продукт которой или услуга для которой в него встроены, а считает своей целевой аудиторией большое количество разных людей. И если в компании есть сотрудники с инвалидностью или другая социальная составляющая, это не значит, что она обращается к партнерам за благотворительностью.
Но мне кажется, дело вовсе не в том, что кто-то не понимает, что такое социальное предпринимательство, и надо просто объяснить. Дело в попытке прикрыть манипуляцией свое нежелание или невозможность сотрудничать, что может иметь совершенно разные причины. А еще — в чувстве, что как будто бы неудобно отказать социальному проекту.
Говорят, в крупном бизнесе дела делаются не быстро. Но это не так. У нас есть опыт и быстрого решения вопросов с крупными компаниями, и длительного, но с поэтапным движением. И мы договариваемся и работаем с партнерами долго, системно, на условиях «выиграл – выиграл».
Когда я только начала заниматься «Сенсориумом», то пошла к своему другу, который занимается электромобилями Tesla в России, и предложила ему стать инвестором. На это он сразу сказал: «Катюш, я очень тебя люблю, но сейчас это не в сфере моих интересов, и вложиться я не готов».
Это замечательный навык – не тратить время. Можно просто сказать «нет» и не отбирать друг у друга ресурсы.
С командой музея я тоже стараюсь быть честной.
Екатерина Гусева. Фото: Александра Оболонкова / АСИ
У любого бизнеса есть три стадии: хаос, дисциплина и самоорганизованность. Сейчас мы уже на второй. А сначала сотрудники разделились на две группы. Незрячие гиды говорили: «Это мы проводим экскурсии!» И приходилось им объяснять: «Чтобы до вас дошли, зрячим администраторам нужно практически польку станцевать, прорабатывая все страхи и неуверенность клиента, нужно ли ему сюда».
А недавно на сайте случился сбой, и было продано больше билетов, чем мест в группе. Сотрудники не стали на кого-то сваливать вину за это, а поняли, что из ситуации надо как-то выходить, сами определили, в каких локациях могут возникнуть сложности и как с ними справляться. То есть мы видим, что сейчас команда уже очень классно работает вместе. И планка для нас всех все время повышается.
Изначально у нас невозможно работать слабому экскурсоводу. Нашему гиду нужно обладать немножко философским мышлением, потому что гости задают разные вопросы. Ему нужно иметь желание их просвещать и ни в коем случае не говорить: «Вот вы-то здоровые, а мы…» Ему обязательно нужно любить людей, и, несмотря на то, что на экскурсии, например, ребенок кричит, папа скучает, а мама боится, он должен уметь провести их через наш музей так, чтобы на выходе им всем было классно и они больше знали и понимали, как живут слепые люди.
Поэтому когда на собеседовании мы видим, что кандидат не тянет, мы не можем его взять. Многим кажется, что сотрудника с инвалидностью тяжелее уволить – нет, если он нарушает дисциплину, подставляет команду, плохо работает, все как обычно. Особый подход требуется только там, где именно инвалидность становится препятствием, то есть человек на коляске не сможет работать там, где есть лестницы, но нет пандусов, а там, где работают незрячие, должно быть предусмотрено место для собак-поводырей и другие нюансы доступности.
Если мы замечаем, что человек халатно относится, не желает вкладываться – к сожалению, такое бывает у людей с инвалидностью, не привыкших работать, – мы не даем рекомендаций, куда еще он может пойти, чтобы не подставлять других работодателей. Но была ситуация, когда я прониклась к одному папе незрячей девочки, он очень хотел вывести свою дочку в более проактивное состояние. У нас бы она не справилась, а вот на более статичной должности у нее могло бы получиться, поэтому мы связали семью с коллегами из другой организации. Папа был очень благодарен, что я не юлила, не врала, не говорила «ну, приходите через несколько месяцев», а сказала все максимально честно и постаралась помочь найти альтернативу.
Я думаю, что люди с инвалидностью тоже уже наелись фальшивых ответов. Если спокойно объяснить: «И вам будет трудно, и нам, давайте на старте, пока мы еще не вложили много усилий, каждый пойдет своим путем и найдет то, что ему реально подходит», люди это оценят.
Как-то слышала, как наша директор по развитию на собеседовании отказала незрячему молодому человеку, сказав: «Знаете, сейчас нам в команду нужны девочки». Но дело было в другом – он был неопрятен и от него распространялись ароматы на все наше кафе. С одной стороны, я понимаю, почему она не сказала правду, но с другой – нужно было ему объяснить: «Молодой человек, вы собираетесь трудоустраиваться. Как вы думаете, в каком виде нужно приходить на собеседование?» Может быть, это было бы грубо, но на следующее собеседование он, возможно, пришел бы после душа и стирки вещей. Может быть, его бы и взяли. А так ему в следующий раз назовут какую-то еще более нелепую причину, и он будет считать, что мир несправедлив и он просто никому не нужен.
Социальный бизнес – не место для жалости и манипуляций на сочувствии. Здесь нужно руководствоваться принципами любви и уважении к себе и к другим. Но не надо путать это с всему потаканием.
Если я себя люблю, я занимаюсь спортом, ем полезную еду, а не все подряд, ежедневно соблюдаю гигиену, хотя, может, мне бы хотелось рилсики свайпить. То есть любовь в этом смысле – жестокая штука. Но только так можно выстраивать рабочую систему с четкими границами, создавать сильный бизнес и сильную команду, в которой люди тоже растут и развиваются.
У нас нет задачи трудоустроить как можно больше незрячих людей к нам, хотя мы планируем расширяться и масштабировать проект. Самый главный наш импакт – показать, что с ребятами можно работать и работать хорошо.
Многие наши посетители до встречи с нами не задумываются или даже стараются не смотреть в сторону людей с инвалидностью. В музей они приходят за новым опытом и новыми ощущениями. Там, в темноте, они коммуницируют с гидом с инвалидностью, а потом часто хотят побыстрее попасть на свет, чтобы посмотреть на него – он уже им интересен не как незрячий, а как просто человек.
Фото: Дима Жаров / АСИ
Также и в бизнесе. Видя успешные примеры, компании начинают задумываться о найме людей с ограниченными возможностями здоровья, глядя не на инвалидность, а на конкретного сотрудника.
Записала Александра Оболонкова
Материал подготовлен по проекту «Проводники социальных изменений», который реализуется Агентством социальной информации при поддержке Фонда президентских грантов.
