Много цифр в последнее время появилось по вопросу социального расслоения в России. Вот РИА Рейтинг сообщает нам, что по разнице в зарплатах Россия где-то на уровне Японии и Португалии. То есть все у нас совсем не плохо. В Белгородской области – это самый благополучный с точки зрения разрыва в заработках регион России – так и вовсе хорошо: чуть хуже, чем в Германии и Франции, и чуть лучше, чем в Нидерландах, Испании, Канаде. Но при этом 13% россиян зарабатывают меньше девяти тысяч рублей в месяц. Это в среднем по России, в ряде регионов такие заработки почти у каждого третьего россиянина… А исследовательский институт швейцарского банка Credit Suisse называет нас мировым лидером по имущественному расслоению. Около двух тысяч человек имеют годовой доход 50 млн долларов и почти 16 млн россиян живут за чертой бедности.
Что-то тут не сходится, но сопоставлять результаты исследований не берусь, это дело социологов, статистиков, политологов и др. Мне нравится, что тема социального неравенства начала публично обсуждаться без истерики и экстремизма (отобрать и поделить!), а в более спокойном русле: как снизить риски социальных катаклизмов, которыми чревато такое расслоение. Например, в ток-шоу Соловьева, где градус дискуссии то и дело зашкаливает, тему социального неравенства обсуждали без ругани. Говорили о налогах и коррупции, о том, что надо «хирургическим путем» отделять бизнес от государства, выравнивать зарплаты в госкорпорациях и в бюджетной сфере и т.д. Еще речь шла о том, что нужно искоренять социальное иждивенчество, когда люди, живущие за чертой бедности, не желают прикладывать никаких усилий, чтобы выбраться оттуда. Мне кажется, именно этому аспекту проблемы социального расслоения нужно уделять сегодня повышенное внимание.
Да, социальная активность населения растет. Но, видимо, эта социально активная прослойка еще слишком мала, слишком незначительна, чтобы что-то в обществе поменять, преодолеть инерцию. Надо как-то содействовать этому процессу. В том числе и за счет инструментов социальной политики.
Очевидно, что широкомасштабная раздача пособий и материальной помощи никак не побуждает людей, живущих бедно, бороться за свое будущее. Побуждает социальный контракт. Это когда человеку или семье в трудной жизненной ситуации помощь предоставляют по договору, который накладывает на нуждающегося определенные обязательства. Приобрести или сменить профессию, пройти переобучение, чтобы устроиться на работу. Если речь идет о сельской местности, купить домашний скот и т.д. То есть человек должен и сам для себя что-то сделать, как-то изменить свою жизнь – государство придает ему импульс, а дальше сам… У нас социальный контракт уже используют, но лишь для некоторых видов социальной помощи. Я думаю, эту модель нужно распространять как можно шире.
С другой стороны, у нас есть уже хорошие примеры, истории людей, которым удалось стать хозяевами своей судьбы. Я не про миллионеров, а про малых и средних предпринимателей, которые в наших сложных условиях смогли добиться успеха и обеспечили себе хотя бы относительную стабильность. Про социальное предпринимательство. Оно у нас, безусловно, уже есть, но пока о нем мало кто знает (то есть слышали, конечно, но в массовом сознании это еще абстракция). Про некоммерческие организации, которые начинали с нуля, а сегодня осуществляют масштабные проекты. У Соловьева на эту тему не поговоришь – засмеют, но я в самом деле уверена, что такие примеры обладают огромной вдохновляющей силой, знаю по собственному опыту.
В начале 90-х я случайно познакомилась с людьми, которые создавали первые в России независимые некоммерческие организации: с Мариной Бялик, Игорем Доненко, Андреем Вакуленко, Олегом Зыковым. Они только-только начинали, там были в основном идеи, планы и огромный энтузиазм, огромная вера в то, что все можно изменить. Меня поразили эти люди, как у них горят глаза, как они верят в свои силы. А потом я ездила в Америку и видела других людей – с такими же в точности глазами – которые просто начали раньше и уже могли представить осязаемые результаты. Видела центры реабилитации наркоманов, созданные энтузиастами, центры социализации бездомных. Была в процветающем, престижном районе с безумно дорогой недвижимостью – его сделали таким местные жители, а когда-то это было «гиблое место», средоточие криминала и нищеты, и никто не хотел там жить. Для меня это было самым убедительным доказательством того, что каждый может изменить свою жизнь и мир вокруг себя. Но только если поверит в свои силы. Теперь такие результаты есть и у нас, и их надо предъявлять людям – в СМИ, в социальной рекламе, где угодно.
И еще один важный ресурс преодоления социального неравенства – благотворительность, которая во всем мире работает в том числе и как механизм перераспределения средств. Причем не только от богатых к бедным, но и от людей примерно одного достатка: кто живет чуть лучше, помогают тем, кто живет чуть хуже. По поводу богатых – опять приведу цифру из отчета Credit Suisse. В России 110 человек сегодня владеет третью всех богатств. А сколько у нас частных фондов? Понятно, что благотворительность в системных формах для самых богатых россиян пока скорее исключение, чем правило. И еще один общеизвестный факт: к инициативе The Giving Pledge Уоррена Баффета и Билла Гейтса, публично пообещавших передать половину своего состояния на благотворительность, присоединились 105 богатых людей из разных стран мира, их общее состояние оценивается в 500 млрд долларов. Сколько среди них россиян? Один Владимир Потанин.
