Ситуация с «Галчонком»
В 2018 году у фонда «Галчонок» поменялся состав учредителей и правления. Новыми учредителями фонда стали актриса Юлия Пересильд и инвестиционный банкир Екатерина Аханова, президентом — Елизавета Муравкина.
Сам «Галчонок» появился в 2012 году. Его основала Ольга Журавская, ныне президент АНО БО «Журавлик». Недавно в своих социальных сетях Ольга стала выкладывать подробности ситуации 2018 года. АСИ поговорило с Ольгой и постаралось разобраться, что делать в случае подобных конфликтов и как они влияют на сектор в целом.
В 2018 году у фонда появился крупный спонсор, готовый давать деньги «под Юлию Пересильд», которая на тот момент входила в состав попечительского совета фонда, рассказывает Журавская.
Юлия хотела стать одним из учредителей фонда, Журавская была не против, возражал только один из тогдашних учредителей.
Тогда Журавская попросила Юлию подождать какое-то время, чтобы дать фонду спокойно доработать проекты и решить вопросы состава после грантовой работы. Через пару дней фонд «Галчонок» получил письмо от спонсора: он просил вернуть пожертвование — более 20 млн рублей. По закону о благотворительной деятельности деньги можно отозвать, если их не реализовали в течение года.
«Почему они не были реализованы в течение года? Это был хороший год, мы заработали 20 млн рублей, и сначала я тратила эти деньги, потому что хотела использовать спонсорские с умом. И к тому моменту они уже были распределены, то есть условно потрачены», — вспоминает Ольга.
По мнению Журавской, пожертвование хотели забрать, потому что Юлию Пересильд не сделали учредителем. Тогда Журавская уточнила у Пересильд: «Если наш состав учредителей выйдет, а ты зайдешь, пожертвование останется?». Юлия, по словам Журавской, подтвердила это. Она не возражала, чтобы Журавская осталась в фонде, но та не могла — тогда не захотел бы меняться с Юлией местами другой учредитель. Чтобы оставить деньги в фонде, Журавской пришлось уйти.
«И я не заключила с ними никакого соглашения о дальнейшей передачи проектов, потому что мне казалось, что мы друзья. Юля вошла одним учредителем, а вторым стала Екатерина Аханова, с которой мы на тот момент дружили более пятнадцати лет», — говорит Ольга.
После ухода Ольга по договоренности продолжила заниматься проектом фонда «Травли.net». Но дела не заладились. По словам Журавской, «Галчонок» месяцами не отвечал на ее письма, игнорировал ее идеи. Взгляды на развитие проекта у них расходились.
«Они говорят, что фонд был передан по дружбе. А дружба где? Почему выгнали финансового директора? Почему у нас нет никакого совместного проекта? Почему нет никакого совместного соглашения о закреплении проектов за «Журавликом» до сих пор, спустя четыре года?», — говорит Журавская.
Также «Галчонок» пытался зарегистрировать логотип «Травли.net» на себя, но Журавская смогла их опередить на неделю.
Журавская добавляет: в глазах нового состава руководства они спасли фонд — от нее, ее управления и проблем в учредительном составе. Конфликты и проблемы действительно были, признает Ольга, но для большого фонда «трудные переговорные времена» случаются.
По утверждению Журавской, от нее стали отказываться прошлые фонды-партнеры, потому что основные средства остались в «Галчонке». Ольга уверена, что партнеров ставили перед выбором: либо она, либо «Галчонок».
Когда-то она выделила из средств «Галчонка» деньги на первый ресурсный класс Центра проблем аутизма, от которого тогда отказался спонсор и его нужно было спасти от закрытия. А после ухода Ольги из фонда Екатерина Мень, президент центра, сказала, что они пытаются работать с «Галчонком» и ресурсные классы будут делать без Журавской. Ольга признается, что для нее это был удар. Екатерина Мень отказалась комментировать АСИ ситуацию.
Благотворительный фонд «Галчонок» после нескольких запросов АСИ также отказался комментировать ситуацию.
Почему Журавская рассказала свою историю сейчас
Эта история всплыла спустя почти четыре года. Ольга говорит, что к разговору привела череда событий. Во-первых, у нее покончил с собой очень близкий ребенок, это заставило ее задуматься о своем эмоциональном состоянии и понять, что ни один человек не может держать в себе «чужую некрасивую тайну».
«С точки зрения этики фонд угроблен. Скандалы вредят сектору. Но тот сектор, ради которого мне нужно молчать, меня не стоит. Мне хочется быть собой в правде», — говорит Журавская.
Фото: Вадим Кантор / АСИ
Во-вторых, из фонда ушел последний человек, которого она знала. Многие бывшие сотрудники, по словам Ольги, подтвердили, что в фонде огромная текучка кадров, тяжело работать, большая бюрократия, которая затягивает сроки согласования.
«А фонд ведь должен быть быстрым, в отличие от государства. Пока государственная машина развернется, чтоб посмотреть, что там происходит с человеком, его уже не будет; а мы разворачиваемся быстро и поэтому можем делать такие вещи, которые государству сложно», — подчеркивает Журавская.
Чего хочет добиться Ольга
Журавская не просит вернуть ей фонд. Единственная ее просьба — переименовать его.
В 2012 году фонд назвали в честь Галины Чаликовой, первого директора фонда «Подари жизнь». «Когда Галина умирала, она раздавала всем завещания. Например, Лиде Мониаве — создать детский хоспис, Ольге Журавской — сделать маленький фонд, который помогал бы детям с ДЦП», — рассказывает Ольга.
«Мне ужасно обидно, что под именем Галечки это все творится. Мне очень тяжело видеть ее имя рядом с Рогозиным, полетом в Космос и всем тем, от чего Галя была бесконечно далека», — говорит Журавская.
Никто из нынешнего руководства фонда с Галиной знаком не был.
Как конфликты влияют на сектор
В случае конфликта организации могут помочь прописанные стандарты, ценности и кодексы этического поведения, которые есть далеко не у всех, рассказала АСИ Татьяна Задирако, исполнительный директор Благотворительного фонда поддержки и развития социальных программ «Социальный навигатор»
По ее словам, когда «Социальный навигатор» готовил рэнкинг НКО, среди 400 организаций, которые разбирала Татьяна, ценности были прописаны только у двух фондов — «Дети наши» и «Нужна помощь». Кодексов этичного поведения — тоже мало, из последних их прописали фонд Владимира Потанина и фонд CSS.
Но в случае этических дилемм применять только эти документы очень сложно, объяснила Задирако.
«Это происходит, потому что, когда люди находятся внутри ситуации этической дилеммы, очень много эмоций, обид и вещей, которые условно называются «а мне показалось», «а мне кажется». Открывается огромное поле для эмоционально заряженных обсуждений», — рассказала Татьяна.
По данным исследования «Этика в работе НКО», большой процент людей считает, что не может быть единых стандартов для всего сектора и, возможно, нужно создавать отраслевые стандарты.
В цивилизованном обществе, по словам Задирако, для решения дилемм требовалась бы организация, которая выступала либо как третейский суд, либо как медиатор конфликта. Но нюанс в том, что никто не хочет открыто и публично говорить об этике.
«Конечно, когда есть возможность, лучше решить конфликт внутри организации, потому что у нас нет ни этических, ни институциональных, ни посреднических механизмов для цивилизованных публичных решений. А если бы они и были, практически невозможно заставить одну из сторон (в ситуации, когда этический конфликт затрагивает несколько организаций) прийти на рассмотрение этического суда, если она не хочет», — отметила Татьяна.
По ее мнению, НКО боятся внешнего оценочного суждения, медиатора, который придет и скажет «вы были не правы». Пока этого не случится, у организаций есть право считать себя правой.
Привлечь одну из сторон конфликта можно, если обе входят в какую-нибудь ассоциацию, где есть кодексы и правила поведения. Отказаться ей будет сложно, ведь тогда ее могут исключить.
Задирако считает, что все пытаются спрятать ситуацию, пока она поддается контролю. Когда контроль теряется, все выплескивается в «скандальные обсуждения» в социальных сетях.
«И это плохо для всех нас, НКО. Потому что люди, не знакомые с сектором, сразу говорят: ага, вот значит вы все такие, и значит, я не буду вам помогать, а продолжу, как обычно, жертвовать маме больного ребенка на личную карточку», — сказала она.
«Мы все попадаем под раздачу. Все наши обсуждения происходят на основании пассионарности, априорной лояльности к некоторым людям, назовем их инфлюэнсерами. В таком случае никакой адекватный дискурс невозможен», — подчеркнула Задирако.
Тем не менее обсуждение конфликтов в публичном пространстве создает культуру обсуждения в принципе, пояснила Татьяна. Помогает людям понять, что сложные ситуации нужно обсуждать правильно, с рациональной точки зрения: отделяя эмоции от реального положения вещей, обиды — от содержания бизнес-процессов.
«Конфликты будут бить по всем»
В благотворительном фонде «Шаги» нередко сталкивались с конфликтами внутри сектора.
По словам Кирилла Барского, руководителя программ фонда «Шаги», в 2016 году фонд подавал заявку на большой конкурс программ. Выяснилось, что на это направление претендовали только «Шаги» и еще одна организация. Но один из экспертов конкурса, по словам Барского, очень не любил их шефа, негативно воспринимал его работу и работу всей организации.
«В оценке заявки этот эксперт написал грязные ругательства и заявления о нечистоплотности фонда. А организаторы конкурса, во-первых, приняли это экспертное мнение, во-вторых, посчитали это хорошей экспертизой.
Я тогда спросил у них: а вы считаете это этически нормальным? Я ведь могу обратиться в суд, потому что это клевета. Все вокруг замолчали, и мы решили: ну бог с ними, разбирательства того не стоили», — рассказал АСИ Барский.
В фонде очень много обсуждалось, как вести себя в конфликтных ситуациях, рассказал Кирилл. К единому мнению в этом вопросе прийти не удалось. У «Шагов» есть этический кодекс, но Барский считает, что не существует ситуаций, при которых конфликт не будет бить по сектору или организации.
«Если конфликт выйдет за пределы организаций, а он всегда выходит, это будет бить по всем. Если мы будем говорить о каком-то «Газпроме», где топ-менеджер накосячит, будут разбираться только с ним, а потом все быстро забудут. В НКО даже если какая-нибудь уборщица случайно вынесла из магазина кефир, не оплатив, будет скандал на всю организацию и на весь сектор», — подчеркнул Барский.
По словам Барского, его единственный путь в решении конфликтов — дистанцироваться от них и прекратить партнерство с людьми, которые не этично себя показали. В конфликтах всегда встает выбор: молчать или идти в суд. Но Барский уверен, что в нынешней ситуации любое обращение в суд указывает на то, что все НКО плохие.
«Я понимаю, что есть такая вещь, как репутация. Действия, которые делаю я, привлекают внимание ко всей организации и всему сектору. Мы до сих пор все связаны, мы никак не можем жить каждый сам по себе.
Мы не можем сказать: а, ну это они накосячили, или а, ну это их признали иностранным агентом. А к нам не придут! Придут. А нас не закроют! Закроют», — сказал Барский.
По его мнению, этический кодекс не всегда может помочь, ведь и уголовный кодекс для некоторых — не указ. В публичных диалогах, по его словам, выиграет тот, кто будет громче орать. Добиться реального разбирательства очень сложно. К тому же в стране отсутствует третья сторона, которая могла бы помочь в решении конфликта.
«Но одному медиатору я бы не доверился. Государство тоже не сможет быть медиатором конфликта в НКО-секторе. Нужна организация или структура, но сколько на нее требуется ресурсов», — заключил Кирилл.
Фото: Мария Муравьева / АСИ
Можно ли обезопасить себя от конфликта
При взаимодействии с НКО, партнерами, донорами нужно четко прописать положение о партнерстве, степень ответственности каждой стороны, границы ответственности, как вести себя в случае конфликта, меморандум о взаимодействии, меморандум о сотрудничестве, соглашение о партнерстве. Такие меморандумы составляют юристы, а образцы можно взять у компаний-доноров.
Цель этих документов — чтобы все понимали, за что отвечают они, за что — партнеры, за что — все вместе. Как именно отвечать, как согласовывать, по каким каналам и в какие сроки все обсуждать — тоже должно быть прописано. Важно подчеркнуть, что изменения в этих документах в одностороннем порядке невозможны.
Фото: Romain Dancre / Unsplash
«Если конфликт не получается решить по этим документам, нужно идти в суд. Если идти ругаться в социальные сети, то ничего кроме эмоционального выхлопа, выгорания и вреда репутации не происходит», — уверена Задирако.
«Не нужно основываться только на том, что мы все добрые люди, и у нас все будет нормально. Нет. Мы должны основываться на том, что у нас есть документы. Сначала мы их обсуждаем, потом за них и свои права боремся до самого последнего пункта договора, вплоть до крови, а потом им следуем. Это очень сильно помогает», — заключила она.
