Что такое «социальная журналистика» сегодня? Есть мнение, что социальный журналист – это человек, который правильно понимает свой профессиональный долг и что рано или поздно каждый профессионал займется социальной журналистикой.
Если позволить себе щепотку легкого пафоса, то я бы сказал, что социальная журналистика – это журналистика, которая ставит себе целью сделать мир лучше. И в этой ситуации, как мне кажется, могут быть разные варианты. Человек может быть социальным журналистом фулл-тайм, есть издания, которые этим занимаются постоянно. Человек или редакция также может заниматься социальной журналистикой от случая к случаю. Но при этом абсолютно нормально, если журналист или медиа никогда этим не занимаются, а делают что-то другое.
Ругать, осуждать или давить на человека, который не занимается благотворительностью, не жертвует ни на что деньги или не занимается социальной журналистикой – неправильно.
Мы же ничего не знаем о том, как этот человек живет: возможно, он заботится о своей бабушке или о своем родственнике-инвалиде. А на работе он пишет смешные тексты или рисует веселые картинки. Практика любого давления крайне опасна в нашем обществе. Рано или поздно сформируются каноны и такое давление будет осуществляться само по себе. В США, например, любой спортсмен, зарабатывающий в год значительную сумму денег, просто не задумывается о том, что у него может не быть какой-то социальной программы. Это так же странно, как не оставлять на чай в кафе.
Иными словами, со временем должна сформироваться определенная культура?
Это некий приобретенный рефлекс. Когда ты достигаешь определенного уровня благосостояния, то начинаешь тратить определенное количество денег на благотворительные программы. С моей точки зрения, в России бессмысленно и даже опасно форсировать этот процесс через осуждение и давление, через нажим. И точно так же не очень правильно форсировать эти процессы в медиа.
Должна ли социальная журналистика приводить к каким-то реальным изменениям или ее основная цель – это описание реальности, реального мира вокруг нас, о котором не каждый знает и задумывается? О том, что в соседнем подъезде живет человек с инвалидностью, который никогда не выходит из дома из-за отсутствия доступной среды. О том, что человек с аутизмом может учиться и работать наравне с остальными. Должен ли социальный журналист призывать к чему-то?
Нужно делать так, как будет комфортнее конкретному журналисту в каждой конкретной ситуации. Мне кажется не очень правильным искать ультимативное и единственно верное решение. Есть разные издания, есть разные люди, которые привыкли работать в разных жанрах.
С другой стороны, мы живем в не самое простое и благоприятное для нашей страны и нашего общества время. Понятие стопроцентной журналистской беспристрастности в нашем обществе неприменимо, журналист в современной России должен быть на стороне добра. Конечно, что такое «добро», каждый формулирует для себя по-своему, но оставаться человеком, делающим добрые вещи, в нашей стране не всегда просто. И если журналист, да и просто любой человек, остается на стороне добра – это правильно.
Для себя я сформулировал правило – просто старайся помогать хорошим и правильным людям.
В наше время хорошим и правильным людям, к сожалению, много мешают: другие люди, законы, обстоятельства. И если у тебя есть возможность хорошим людям помочь, то правильнее это сделать. У журналиста есть возможности, социальный капитал. Можно помочь кому-то стать муниципальным депутатом или, например, собрать денег на семейную благотворительную программу «Лыжи мечты».
Получается, что если ты российский журналист в современной России, то у тебя в придачу к профессиональному долгу есть еще некая социальная миссия.
Слово «миссия» меня немного смущает, а вот если сказать «возможности», это сразу не так давит и обязывает. Мне кажется, если у тебя есть возможности, то лучше ими пользоваться, чем нет.
Должна ли у социальной журналистики быть воспитательная функция?
Я отношусь к этому очень аккуратно. При неосторожном обращении воспитательная функция журналистики очень легко превращается в назидательную, а назидание – это плохо. Даже детей нужно воспитывать осторожно и не перегибать с дидактикой. Со взрослыми людьми, с которыми разговаривает большинство журналистов, нужно быть еще осторожнее. Для воспитания нужен большой талант. Кроме того, в большинстве ситуаций тебе не нужно воспитывать общество, иногда достаточно обратить на что-то внимание, пожертвовав каким-то количеством кликов.
В социальной журналистике необходим здравый смысл. Мы в редакции называем это «принципом разумной целесообразности».
Когда тебе кажется разумным и целесообразным просто что-то рассказать читателю – рассказывай. А когда ты считаешь, что можно на чем-то сделать акцент, поднажать, то делай это, если чувствуешь в себя силы и талант.
Если говорить не про воспитание, а про развитие, то как с помощью журналистских сюжетов развивать у людей навык и желание оказывать помощь регулярно?
Здесь очень важно чувство меры и игра вдолгую. В зарождающейся сегодня российской социальной журналистике мы зачастую видим перегиб и надрыв, когда создается шок-контент. Мы воздействуем на эмоции, давим, выжимаем из аудитории какую-то реакцию. Это может рождать черствость.
Вызывать иммунитет.
Да. Тебя регулярно пугают, тебе постоянно рассказывают об ужасах и стимулируют к эмоциональной реакции, у тебя, говоря прямо, вырабатывают стойкое чувство вины – если ты не помогаешь, то ты виноват. Это очень опасный путь. Это так же опасно, как игра с шокирующими и яркими заголовками.
Опасно подсаживать читателя и медиа на модель кликбейта, а модель социального кликбейта – еще опаснее. Ты надавил, нажал, нашел брешь в человеческой эмоциональной броне. И один раз у тебя, может быть, получилось, но мне кажется, что это билет в один конец.
Тем, кто системно, постоянно занимается социальной журналистикой, важно ставить долгосрочные цели. Чего мы хотим добиться через год, два, пять? Какой реакции читателя мы хотим? Каких цифр мы ждем, в какую сторону мы планируем развиваться? Эмоция быстро заканчивается, и каждый раз ее нужно больше, это как наркотик. Когда ты за год напугал читателя всем, чем только можно, то на следующий год пугать его будет уже сложнее. И здесь важно понимать, что ты читателя не только пугаешь, а ты еще его развлекаешь, информируешь, вовлекаешь во что-то, радуешь, удивляешь, задаешь вопросы.
Есть мнение, что журналисты сегодня активно поворачиваются в сторону социалки потому, что в России становится все сложнее писать, например, о политике или экономике. Так ли это?
Да, конечно, это так. Очевидно, что количество открытых дверей в журналистике сокращается. Все больше дверей закрывается, заколачивается. Все больше дверей требуют от тебя на входе каких-то неприемлемых компромиссов. Многие люди из классической общественно-политической, экономической журналистики уходят в смежные отрасли. Кто-то в социалку, кто-то в образование, кто-то в другие сферы. Люди готовы отказываться от денег, карьеры, ради возможности не идти на компромиссы, глобальные и ежедневные. Социальная журналистика, конечно, такую возможность дает.
Пусть здесь подчас бывает меньше денег или карьерных перспектив, но с точки зрения совести и психологического комфорта в социальной журналистике гораздо лучше, чем в огромном количестве других мест.
Получается, что один негативный тренд создает другой положительный – приток профессионалов в социальную журналистику.
Конечно, потому что есть какое-то количество людей, которые не готовы уходить из медиа. Люди, которые влюблены в медиа, – как вода. Они пытаются пробивать дорогу и обтекать препятствия. И социальная журналистика – это один из обходных путей вокруг плотин, которые в российской журналистике появились в последнее время и продолжают появляться.
Мир вокруг нас продолжает стремительно меняться, и медиа должны успевать подстраиваться под эти изменения. Какой должна быть социальная журналистика завтрашнего дня?
Она должна становиться максимально разнообразной и многоплановой. В последнее время мы видим, как можно рассказывать очень серьезные истории в разных форматах. Историю уралмашевской ОПГ можно рассказать с помощью теста в интернете, а проблему американского госдолга — раскрыть с помощью гифок с пандами. И социальная журналистика должна пробовать играть в этот тренд. Понятно, что есть бронебойные приемы: едешь в детский дом, делаешь пронзительную фотосессию или берешь воспитанников какой-нибудь программы, рассказываешь их истории. После первого абзаца кровь застывает в жилах, а ко второму она уже окончательно затвердела и сердце рассыпалось на тысячу кусочков. Это тупиковая история. В подавляющем большинстве случаев социальная журналистика конкурирует в ленте фейсбука с котиками, гифками и фотографиями из отпуска на Гоа. Эту конкуренцию нужно выигрывать.
За последний год мы увидели, что образование может быть разным: «1917», «Арзамас» и много других удачных и интересных проектов. Социальная журналистика тоже может быть разной, интересной, увлекательной. Мир большой, форматов и возможностей много.
Важно об этом думать, пробовать и не застывать в глубокомысленной позе роденовского мыслителя с кулаком у лба и говорить: «Ну мы же про важное, серьезное, мы не можем себе это позволить, потому что мы про другое». Это ловушка, потому что социальная журналистика – не «про другое», а про время, про внимание читателя и взаимодействие с ним.
Просто можно не продавать ему нативную рекламу новой банковской карты с повышенным кэшбэком, а продавать ему «нативку» чего-нибудь хорошего с кэшбэком в карму.
Справка
Интервью записано по следам конференции «ЗаЧем будущее социальной журналистики», которую организовали Агентство социальной информации и центр благотворительности и социальной активности «Благосфера» в честь 23-летия АСИ. В ней приняли участие известные журналисты, блогеры, медиаэксперты, преподаватели и студенты факультетов журналистики, сотрудники НКО, специалисты в области коммуникаций — прошлое, настоящее и будущее социальной журналистики.
Агентство благодарит всех участников дискуссий, приглашенных гостей, зрителей, центр «Благосфера» в лице директора Натальи Каминарской, ООО УК «Металлоинвест» в лице директора по социальной политике и корпоративным коммуникациям Юлии Мазановой, Российский государственный социальный университет в лице ректора Натальи Починок и декана факультета коммуникативного менеджмента Игоря Романова, факультет коммуникаций, медиа и дизайна НИУ-ВШЭ в лице Анны Качкаевой, руководство и преподавателей факультета журналистики МГУ за то, что конференция смогла состояться.
