Ирина Горячева работает в Бутовском хосписе — одном из восьми московских учреждений — «подопечных» фонда «Вера» — с 2010 года. В сентябре 2017-го была назначена его руководителем. «Медсестра с высшим образованием — руководитель медицинской организации. Это для всех медсестер такой знак — сделать карьеру медсестра может очень неплохую. Только учись, старайся. Паллиативная помощь будет расти и расти — и это безграничные возможности для карьерного роста», — так прокомментировала это назначение на своей странице в Facebook Нюта Федермессер, президент Фонда помощи хосписам «Вера», уже полтора года возглавляющая Центр паллиативной помощи в Москве.
Ирина Владимировна, как вы начали работать в хосписе?
Когда работала старшей сестрой в стоматологическом отделении Научно-практического центра медпомощи детям, познакомилась с тогдашним главврачом хосписа в Бутове. Она и позвала меня на работу главной медсестрой.
До меня несколько человек никак не могли удержаться на моей должности. В хоспис непросто попасть на работу и непросто работать. Мне тоже было тяжело поначалу.
Во-первых, я мало что знала о хосписах. Помню, в первый свой рабочий день пришла, села в кабинете и подумала: «Куда же я пришла? С чего начать?». Пошла к коллегам и пациентам. Специфику изучила быстро.
Во-вторых, до этого я не часто сталкивалась с тяжелыми пациентами. Сострадание требует сил. Но это чувство — необходимое условие для работы в хосписе. А работу свою нужно делать хорошо.
Кто предложил вам руководить хосписом? Почему вы согласились?
Главврачу хосписа Татьяне Кравченко предложили стать главным врачом Центра паллиативной помощи. И она передала мне предложение центра стать заведующей филиалом «Бутово». «Мне очень страшно», — ответила я. Она сказала: «Ира, а кто, кроме нас? Опыт у тебя большой». — «Ладно, попробую справиться».
Да или нет, я думала недолго, времени особо не было. Но понимала, что работать можно только в команде, где друг на друга можно положиться.
Что для вас главное в работе руководителя хосписа?
Мое дело — помогать. Пациентам, их родственникам, сотрудникам.
Какие люди могут и должны работать в хосписе?
Прежде всего, порядочные. Нельзя закрывать глаза на повторяющиеся промахи и недоделки — так рождается система плохой работы. Те, кто это понимает, в хосписе остаются, кто нет — уходят.
У нас строгий отбор персонала: будущие сотрудники сначала стажируются в Центре паллиативной помощи и в Первом хосписе имени Веры Миллионщиковой, а потом в нашем учреждении.
Когда к нам приходит новый человек, мы предупреждаем, что вся наша работа — на виду. Брать или не брать человека, решает коллектив. Мы смотрим, есть ли стремление у специалиста помочь пациенту, посидеть, поговорить, погулять с ним. Если сотрудник сам делает, что необходимо, а не ходит за тобой и не спрашивает, что еще сделать, — это наш человек.
Работы в хосписе хватает. Например, если пациент вызывает медсестру, а той нет на месте, то любая другая медсестра, услышавшая вызов, должна прийти на помощь.
В одном из своих интервью Нюта Федермессер рассказывала, что когда пришла в Центр паллиативной помощи, то увидела пациентов без обезболивания, персонал, который брал с больных или родственников деньги за услуги по уходу. А как было в Бутове?
У нас такого никогда не было. Коллектив был так подобран, что ни у кого не могло бы возникнуть мысли что-то сделать во вред пациенту или взять с него деньги.
Однажды зимой был случай. Выхожу во двор хосписа и вижу, как мимо несется одна из медсестер без верхней одежды. Мчалась она в сторону ворот. Я ей кричу: «Саша, ты куда? Что случилось? Оденься, простудишься!» Она мне рукой махнула, мол потом, и дальше побежала. Через несколько минут идет обратно: «Слава Богу, успела!» Оказалось, у нее выписывался пациент, за ним приехали родственники. Попрощались, разошлись. Саша сунула руку в карман медицинской блузки, а там лежит конверт. И понеслась догонять родственников, отдавать.
У представителей помогающих профессий нередко происходит выгорание, сейчас этот вопрос стали часто обсуждать в сообществе. Как вы и ваши сотрудники справляетесь с эмоциональными перегрузками?
Недавно мы обсуждали эту тему с врачами и медсестрами. И поняли, что у нас нет выгорания. И не может его быть. Мы всегда друг друга поддерживаем, в любой ситуации. И умеем переключаться.
В Москве хосписная помощь — системная? Кто и как направляет к вам пациентов? Расскажите, как это происходит, на примере филиала «Бутово».
Мы работаем с поликлиниками. Это уже выстроенная система.
В поликлинике пациенту дают направление к нам, нам из поликлиники еженедельно по пятницам присылают списки этих пациентов. Если пациент приходит сам — хорошо. Если нет — мы звоним, спрашиваем, почему он до сих пор не появился, объясняем, для чего хоспис нужен, что это не страшно. С родственниками говорим.
Мы работаем и со скорой — люди, которые берут направления, к нам не приходят, а скорую вызывают, когда боль невыносимая. После таких вызовов скорая сообщает, что наш пациент их вызвал. Снова звоним и стараемся убеждать такого больного не закрываться от нас.
Самая распространенная причина того, что люди не обращаются в хоспис?
Страх. Многие просто не понимают, что такое хоспис, боятся этого слова. Но стоит пациенту встретиться с врачом выездной службы, который рассказывает, что это значит и чем мы можем помочь, страх сразу уходит.
Те, кто попадает в стационар, вообще говорят, что у нас санаторий. Палаты, в основном, двух- или четырехместные. Стационар рассчитан на 30 коек. Если нужно, для семейных освобождаем палату полностью. Родных пускаем к пациенту круглосуточно.
Но ведь кажется, что стационар — только для совсем тяжелых случаев…
У нас есть люди, которые лежат периодически в течение нескольких лет в моменты ухудшения состояния, а потом снова выписываются домой, под патронаж нашей выездной службы. Так что хоспис — не дом смерти.
Каков охват пациентов в выездной службе?
450 человек. У нас под началом еще и Новая Москва: поселок Киевский, Щербинка, Красная Пахра.
Хватает ли сотрудников?
Штат хосписа — 80 человек. Нам очень нужны врачи и медсестры. Сейчас пытаемся перестроить систему работы для медиков так: два дня через два. Дело в том, что мы должны быть доступны и по выходным. Нам нужны руки — и при изменении системы сможем набрать еще людей.
Вы в сфере паллиатива работаете уже семь лет. Заметны ли изменения? Есть ли перемены к худшему?
К худшему не меняется ничего — только лучшему. Что такое для нас хоспис? Это наш дом, мы в нем живем, потому что большую часть дня здесь проводим, пациенты и сотрудники — наша вторая семья.
Бывает, что какие-то вещи просто «замыливаются». В нашем хосписе почему-то всегда были закрыты центральные двери. Два боковых входа всегда открыты, а середина по неизвестной мне причине заперта. Был большой обход, который возглавила Нюта Федермессер, нам посоветовали открыть эти двери — мы открыли. И наш холл преобразился. Появилось движение. В центральном холле много цветов, телевизор, пациентов мы часто вывозили и до этого, но стало еще лучше. Люди начали перемещаться через открытые центральные двери. Можно сказать, что холл наполнился жизнью.
К нам пришел координатор фонда «Вера» по работе с пациентами — устраивает концерты, лекции для них. И это тоже жизнь, насыщенная и яркая. Каждый день что-то новое. А жизнь в хосписе — это самое главное.
Фотографии предоставлены филиалом Центра паллиативной помощи «Бутово».
