Агентству социальной информации в 2024 году исполняется 30 лет. По этому случаю мы публикуем серию интервью о том, как менялся сектор за это время. Это интервью с правозащитницей, членом Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ), обозревателем газеты «Московский комсомолец» и писательницей Евой Меркачевой.
Когда в своей профессиональной деятельности вы впервые столкнулись с некоммерческим сектором?
Наверное, где-то 20 лет назад, когда я еще писала свои журналистские расследования. Когда я окунулась в работу, то быстро поняла, что в некоммерческом секторе есть огромное количество компетентных экспертов, которые всегда готовы прокомментировать инфоповод или помочь разобраться в каком-то вопросе. За счет того, что все они отлично разбираются в своей теме, они могут стать помощниками журналиста — как бывалого, так и новоиспеченного. Так случилось и со мной. Поэтому иметь под рукой контакты специалистов третьего сектора — крайне важно.
А сами вы принимали непосредственное участие в деятельности сектора?
Прямого участия в деятельности некоммерческих организаций не принимала — имею в виду, не входила ни в какие организации. Но я всегда принимала (и принимаю) участие в мероприятиях, которые сектор устраивал, — в вебинарах, семинарах, форумах и так далее.
Скажу так: НКО всегда были рядом. Особенно «сблизились» мы с сектором тогда, когда я занялась правозащитной деятельностью. Тогда некоммерческие организации оказались, фигурально выражаясь, на расстоянии вытянутой руки.
Скажите, помогал ли вам сектор на правозащитном поприще? Или это вы помогали ему?
Это был абсолютно обоюдный процесс! И мне очень помогали, и я помогала. Моя помощь некоммерческому сектору состояла в том, что я как журналист освещала проблемы и предавала их огласке, а как правозащитник — писала запросы в различные ведомства. А они мне помогали, когда я готовилась к докладам, которые презентовала тем или иным ведомствам, в том числе президенту. В докладах, конечно, были данные, предоставленные некоммерческими организациями.
На ваш взгляд, третий сектор как-то преобразил жизнь в России за последние 30 лет?
Да, существенно. Потому что именно НКО взяли на себя роль правозащитников, взвалили на себя этот груз ответственности. И вообще я считаю очень здорово, что у нас не было какой-то непонятной мешанины. Все некоммерческие организации изначально стали тематическими, то есть занимались одним конкретным делом: кто-то помогал (и помогает) заключенным, кто-то — бездомным, кто-то — пожилым и так далее.
Это очень важно, потому что они консолидируют усилия и бьют в одну точку. Они привлекают к своей работе людей, которые не просто уже как-то вовлечены в тему, а живут ею, которые прошли через многое и теперь хотят помогать. НКО для них — это площадка для реализации их служения.
Можете ли вы вспомнить самый яркий, на ваш взгляд, случай, когда благодаря работе НКО удалось решить какую-либо проблему?
Таких случаев великое множество. В основном на ум приходят, конечно, случаи домашнего насилия. Я лично обращалась в различные некоммерческие организации, просила принять пострадавших женщин в шелтеры. И они принимали. А еще — подыскивали работу бывшим заключенным, предоставляли им жилье на время, помогали обустроиться.
Как вам кажется, может ли на сегодняшний день российский некоммерческий сектор существенно влиять на судьбы людей и ситуацию в стране?
Я считаю, что может. Конечно, некоммерческий сектор перенес серьезное потрясение после того, как некоторые крупные НКО были признаны иностранными агентами.
Но во всем есть и плохое, и хорошее. А хорошее в данном случае заключается в том, что появились новые организации, которые привлекают средства для своего существования самостоятельно, не имея международного финансирования.
Нельзя не отметить, что это весьма сложно, но, тем не менее, они пытаются. И тут, конечно, я бы сказала, что выживают уж точно самые-самые «горящие». Потому что если человек (гипотетический руководитель) считает, что НКО может стать способом зарабатывания денег, то он ошибается, сейчас точно не то время, когда можно провернуть что-то подобное.
С учетом нынешней повестки в стране, некоммерческим организациям приходится непросто. Поэтому сегодня в третьем секторе остались только те, кто действительно служит какой-то идее, а вместе с этим и горит ею. Это люди, готовые вкладывать всю душу и сердце.
Какие законы за последнее время положительно повлияли на работу сектора?
Сложно сказать. В последнее время, конечно, законы в большей степени были запретительными для НКО, ограничивающими их возможности.
Но, повторюсь, что мы, как государство, сейчас проходим новый этап. Новый этап — новые возможности. Уже высвобождаются новые сферы деятельности, где теперь могут быть задействованы некоммерческие организации, хотя раньше их присутствие в них не требовалось.
В России сейчас достаточно правозащитных НКО?
Я считаю, что недостаточно, даже крайне недостаточно. Сложно себе представить, чтобы правозащитных НКО было достаточно. Очень надеюсь, что в ближайшие годы ситуация изменится и их появится больше.
Ранее вы упоминали закон об иноагентах. Насколько сильно он влияет на третий сектор?
На мой взгляд, влияет значительно. Особенно плохо, что организации, которые раньше принимали активное и непосредственное участие в разработке различных стратегических решений и чьи эксперты приглашались в Госдуму и правительство, теперь получили статус иноагента и не могут высказывать свое экспертное мнение на государственных площадках.
А как вы оцениваете плоды совместной работы СПЧ и НКО?
Я считаю, что это очень продуктивная работа. Тем более у нас в Совете по правам человека существует отдельная профильная группа, правильнее сказать, профильный комитет под руководством Светланы Маковецкой (Светлана Маковецкая — член президиума СПЧ и директор Центра гражданского анализа и независимых исследований. — Прим. АСИ).
Именно она в СПЧ занимается проблемой НКО на самом глобальном уровне и считается ведущим экспертом по некоммерческим организациям у нас в стране.
Можно ли назвать помощь НКО тюремным заключенным на сегодняшний день существенной?
Не могу так сказать, потому что, к сожалению, НКО не могут помочь всем, и ту помощь, которую они оказывают, существенной не назовешь.
Вот именно если под таким углом смотреть на этот вопрос, то чаще всего помощь заключается в том, что человеку могут дать какое-то минимальное количество денег, кнопочный мобильный телефон, что-то объяснить или рассказать. На этом, в общем-то, и все.
Иногда НКО в регионах помогают человеку провести какое-то время в центре. Это тоже минимальная помощь — позволить переночевать или накормить. Решает ли все это проблему глобально? Конечно, нет.
Расширили бы вы «полномочия» сектора в сфере защиты прав человека?
Да, безусловно. Я всегда считала необходимым, чтобы некоммерческие организации имели возможность представлять своих экспертов на различных площадках, входили в разные советы, союзы, начиная от Общественной наблюдательной комиссии* и заканчивая прочими организациями, которые имеют мандаты по оказанию помощи людям.
*Общественная наблюдательная комиссия (ОНК) по защите прав человека в местах принудительного содержания — один из 85 региональных общественных органов в России, контролирующих соблюдение прав человека в местах принудительного содержания соответствующего региона.
Вы — журналист. Как вам кажется, какой вклад внесли медиа в развитие сектора?
Лично на моем опыте проверено: журналисты сделали очень многое для того, чтобы о третьем секторе узнали как можно больше людей. Многие начали обращаться в сектор за помощью, а кто-то наоборот пришел помогать в качестве волонтера. Я считаю, что это самый главный вклад — то, что медиа предоставила площадку НКО. Потому что одно дело, когда НКО пишет что-то у себя на сайте, и другое — когда результаты проведенной работы публикуются в СМИ, их видят и читатели, и люди, принимающие решения, — законодатели и органы исполнительной власти.
А конкретно наша редакция, Агентство социальной информации? В этом году нам исполняется 30 лет.
АСИ постоянно рассказывает о том, что происходит в третьем секторе. Редакция все это время прикладывала максимальное количество усилий [для освещения событий сектора] и всегда поддерживала некоммерческие организации.
Изменилось ли за эти 30 лет взаимодействие между СМИ и третьим сектором?
Знаете, хочу поделиться именно негативным изменением, которое я наблюдаю в последнее время. Оно связано с тем, что некоторые средства массовой информации не печатают название НКО, о которой пишут. Дело в том, что они считают, что за упоминание о себе некоммерческие организации должны платить изданию. Мол, это пиар.
Это очень плохая история, потому что некоммерческие организации занимаются не зарабатыванием денег, а привлечением средств для того, чтобы реализовывать программы служения людям. Очевидно, что у них нет лишних средств, чтобы платить изданиям за упоминания. Они и не должны этого делать. И именно это необходимо доносить до главредов и СМИ в целом. Важно и нужно, чтобы они указывали названия фондов, поскольку только так можно максимально привлечь внимание к помогающим организациям.
А что бы вы лично изменили в третьем секторе?
Я хочу, чтобы наше государство поддержало НКО. Поддержало в глобальном смысле, чтобы организации могли рассчитывать на обязательное государственное финансирование в случае, если они в нем нуждаются.
Безусловно, у нас в стране есть некоммерческие организации, которые не нуждаются в помощи от государства. Они вполне справляются сами и прямо говорят: «Мы не нуждаемся в государственных деньгах». И это прекрасно.
Но на другом полюсе существуют НКО, которые, наоборот, признаются: «Нам очень тяжело без помощи государства. Вполне возможно, что мы долго не протянем». И вот таким организациям государство должно помогать, и помощь эта должна быть обязательной.
Брать или не брать — организация выберет сама. Но финансовая помощь «утопающим» должна считаться само собой разумеющейся, причем на законодательном уровне.
Материал подготовлен по проекту «ПРОявления НКО: информация, смыслы, комьюнити». Проект реализует Агентство социальной информации при поддержке Фонда президентских грантов.
