Агентству социальной информации в 2024 году исполняется 30 лет. По этому случаю мы публикуем серию интервью о том, как менялся сектор за это время и как он повлиял на социальные изменения в стране. Мы говорим с теми, кто на протяжение долгого времени находился рядом с НКО, сотрудничал с ними, исследовал их. Это интервью с генеральным директором музея-заповедника «Царицыно», учредителем фонда «Искусство быть рядом» Елизаветой Фокиной.
Чего, на ваш взгляд, смогли добиться НКО в сфере культуры за последние 30 лет?
С НКО в сфере культуры произошли те же изменения, что и в целом в секторе — он стал профессиональным. Теперь здесь работают сильные специалисты и используются доказательные подходы.
Произошел переход от «помогать для души» до системного решения проблем. Благодаря этому удается бороться с мифами вокруг благотворительности, меценатства и социальных проблем.
Уже мало кто думает (и уж точно никто в экспертной среде), что социальные проблемы должно решать только государство, и бюджетные организации не нуждаются в поддержке.
Потеплело ли наше общество к инклюзивной культуре?
Инклюзия стала проникать в него. Если ретроспективно посмотреть на путь, который мы прошли за 30 лет, видно, как много произошло изменений к лучшему.
Например?
Примеров множество: от развития городской доступности: оснащения пандусами, появления тактильных указателей — до открытия центров долголетия и развития инклюзивного образования. Главное, наверное, в том, что люди с особыми потребностями вышли на улицу, появились в нашем поле зрения, и это запустило мощный процесс обратной инклюзии. Видя их, общаясь с ними, мы становимся добрее, отзывчивее, более открытыми. Как я обычно говорю: «приближаемся к обществу победившей инклюзии!»
Какую роль в этом сыграли НКО?
У НКО есть опыт адресного взаимодействия, понимание потребностей людей с инвалидностью. Грантодающие фонды выстраивают эффективную филантропию, закладывая в свои программы системы сбора показателей, исследования. По сути это и есть изучение потребностей людей. А диалог сектора с государственными структурами помог включить эти потребности в государственную программу. Ведь на уровне государства выстраивается система, внутри которой не всегда видно конкретного человека.
Фото предоставлено музеем-заповедником «Царицыно»
Мы в музее-заповеднике «Царицыно» проводим ежегодную конференцию «Люди как люди» в день распространения информации о проблеме аутизма. В прошлом году организовали панельную сессию, на которой собрали представителей городских департаментов, НКО, родительского сообщества.
Говорили не об успехах, а о проблемах — о том, что надо стремиться к бесшовной поддержке, к решению проблем трудоустройства молодых людей с расстройствами аутистического спектра, к внедрению системы сопровождаемого проживания. Благодаря таким обсуждениям проявляются узкие горлышки системы и создаются первые практики по профориентации и развитию модели сопровождаемого трудоустройства.
Заслуга НКО также в том, что инклюзию перестали понимать как «что-то для людей с инвалидностью», научились правильно говорить и взаимодействовать с ними.
Теперь в СМИ часто появляются сюжеты, связанные с инклюзией. 30 лет назад такого не было — об этом просто никто не говорил.
Какой вид коллаборации НКО и культурных учреждений был наиболее успешным? Менялся ли он сквозь годы?
Это достаточно широкий спектр сотрудничества: от продажи в музейных магазинах сувенирной продукции инклюзивных мастерских до создания образовательных платформ по обучению взаимодействию с людьми с особенными потребностями. С годами это сотрудничество укреплялось, углублялось и расширялось.
Я бы выделила несколько направлений: организация мероприятий, проведение выставок, которые привлекают внимание к инклюзии или тем или иным социальным проблемам, поддержка музейных проектов и совместные проекты.
Так, ребята с ментальными нарушениями из Центра содействия семейному воспитанию «Вера. Надежда. Любовь» помогали нам готовить этикетки к экспонатам выставки «В лесу росла игрушка», а вместе с Фондом помощи женщинам с онкологическими заболеваниями «Дальше» и Еврейским музеем и центром толерантности мы реализовали проект «Искусство в помощь медицине» — серию мастер-классов для подопечных фондов. Параллельно специалисты проводили исследование, чтобы проверить гипотезу о том, что искусство лечит. Оно показало, что занятия в стенах музея более эффективны, чем такие же терапевтические группы, которые проходят в обычных помещениях.
Сегодня тезис о том, что учреждения культуры — «драйверы инклюзии», понятен всем. Но еще 10-15 лет назад от музеев не ждали такой роли. И мы проделали этот путь вместе с НКО.
Специальные образовательные программы, инклюзивные елки, экскурсии на русском жестовом языке или с переводом на РЖЯ, тактильные макеты — наверное, сегодня это есть в каждом музее.
Как за эти годы менялись проекты и программы в музее-заповеднике «Царицыно»?
От разовых инициатив мы пришли к системной работе и выбрали инклюзию ключевым вектором развития.
В прошлом году появился отдельный сектор инклюзивной деятельности и гостеприимства. До этого, в 2022 году, мы стали участником проекта «Открыто для всех» и подписали национальный инклюзивный договор, где обозначили цели.
Преимущество «Царицыно» в том, что во время реставрации музей был оборудован для обеспечения архитектурной доступности — знаю, что у коллег иногда сложности в этом направлении, ведь музейные здания часто являются охраняемыми памятниками, и их переобустройство достаточно сложный процесс.
Но доступность это только часть работы, надо учитывать разные потребности разных людей — в этом есть широкое понимание инклюзии. Наш незрячий сотрудник Александр Новиков, методист сектора инклюзивной деятельности, вместе с Московским отделением Всероссийского общества слепых делает проект «Гуляем по парку». А еще Саша оценивает наши тактильные макеты.
У нас в музее так выстроена работа, что поощряются инициативы сотрудников — проекты для детей развивает команда «Детского Царицына». Вместе с отделом мероприятий они подготовили грант и сделали «Семейное бюро путешествий по Царицыну». Это коллаборация музея, Благотворительного фонда Владимира Потанина и творческих предпринимателей. Маршруты для детей разного возраста, система навигации — все опиралось на принципы участия детей. Для этого проводилось исследование, стратегическая сессия с детьми и подростками.
А проекты, которые посвящены культуре участия людей серебряного возраста — арт-медиации и проект «Цветы моего детства» — развивает ученый секретарь музея.
С некоммерческим сектором мы хорошие партнеры, поэтому всегда открыты для идей, и своих у нас тоже хватает.
Партнерство — это хорошо. «Царицыно» всегда было местом, где собираются представители сектора?
Да, у нас проходили встречи Форума Доноров, отмечала 35-летие Московская городская организация Всероссийского общества инвалидов, проходила конференция «Люди как люди» и другие мероприятия.
Это действительно важно: с одной стороны, это позволяет наладить и укрепить рабочие связи, придумать новые проекты.
С другой — для меня, как директора учреждения культуры, очень важно, чтобы посетители видели, что происходит в музее. Я помню, что первая конференция «Люди как люди» вызывала много скептических вопросов даже от коллег. Как вы приведете в музей столько детей с РАС? А вот так. И при этом во время таких встреч мы не закрываем музей, он остается открыт для всех.
Приходят люди, которые ничего не знали о РАС, интересуются, прислушиваются. Это полезно и для обратной инклюзии.
У вас часто проходят акции и мероприятия, приуроченные к социальным датам. Как вам кажется, с каждым годом население начинает больше интересоваться такими событиями?
Наверное, главное такое мероприятие – наш инклюзивный пикник, хотя он не приурочен к какой-то определенной дате: мы проводили его и весной, и летом, и ранней осенью.
Однажды он совпал с фестивалем воздушных змеев. Я бегала между двумя достаточно удаленными площадками и видела, как посетители тоже перемещаются — на фестивале воздушных змеев было очень много ребят на колясках.
Мы хотели этот день сделать таким, чтобы родители детей с особенностями здоровья могли расслабиться. Ведь мы понимаем, что у них в ежедневной жизни гораздо выше концентрация внимания: они следят, чтобы ребенок никого не побеспокоил, чтобы никто не побеспокоил его, чтобы не было сенсорной перегрузки и т.д.
И вот нам хотелось, чтобы они пришли, зная, что могут отдохнуть, провести обычный день, чтобы их дети играли, общались, участвовали в мастер-классах, смотрели концерт.
И нам удалось. Было очень радостно видеть и счастливые лица особенных семей, и инклюзивность пикника: все знакомятся, общаются. Понимают, что все мы разные, у каждого свои особенности, но мы по-прежнему можем делать что-то вместе.
Можно сказать, что каждый год посещаемость таких мероприятий действительно растет. Исключение — дни, когда ну совсем не повезло с погодой.
А как бы отнеслось общество нулевых годов к подобным мероприятиям?
Сейчас сложно сказать на самом деле. Наверное, было бы больше вопросов и недоумения. Тогда была сформирована реакция отчуждения непохожих: бабушки и дедушки считали неуспехом, если у них родился внук с любой формой инвалидности, а в роддомах была практика предлагать отказаться от такого ребенка…
Фото предоставлено музеем-заповедником «Царицыно»
У меня сын родился в 2008 году, 15 лет назад. В полтора года мы поняли, что что-то не так и начали обращаться к врачам. И могу сказать, что в 2010 году в комиссиях по инвалидности не ставили диагноз «аутизм». Чаще — «шизофрения». Мы прошли путь от психиатрической больницы, где врачи не жалели нас в отношении всех определений… Тогда не было корректного языка.
Я помню, как в начале 2000-х встретилась с детьми с особенностями развития. С большой командой арт-терапевтов поехали в Архангельск, где была серия семинаров поддержки семей детей с ментальной инвалидностью. На меня произвело сильное эмоциональное впечатление, и оно не забылось.
Да, думаю, что инклюзивный пикник вызвал бы вопросы. Люди бы обходили стороной, но наверняка поворачивая головы. И вот здесь мы возвращаемся к тому диалогу власти, НКО, публикациям в СМИ. Когда у меня берут интервью, то почти всегда в нем есть вопросы про инклюзию. Наше общество проделало большой путь.
В одном из интервью вы говорили, что за последние 10 лет Москва сильно изменилась.
Да, все верно. Не знаю, насколько это субъективно, но мне кажется, что Москва в отношении доступности — среди мировых лидеров. Здесь множество программ для самых разных людей: «Московское долголетие» для пожилых и день бесплатного посещения в городских музеях. К нам действительно выстраиваются очереди, и в такие дни мы привлекаем больше сотрудников.
Я говорю про эти программы, чтобы все понимали, что инклюзия — это не только про людей с инвалидностью, а про самые разные потребности самых разных людей, которые из-за возрастных и медицинских особенностей нуждаются в них.
И, конечно, с точки зрения доступности перемещения по городу — Москва очень развивается: это и пандусы, и велодорожки, и тактильные указатели на переходах, и службы сопровождения в транспорте.
Можно ли сказать, что на реализацию культурных проектов у НКО не всегда хватает финансов?
Один из основных «культурных» грантодателей на сегодня — это, конечно, Фонд Потанина.
В 2015 году появилась «Культурная мозаика малых городов и сел» у Фонда Тимченко, что позволило и региональным музеям, и учреждениям культуры получить поддержку.
Поддерживают инклюзивные проекты в музеях фонды «Искусство, наука и спорт», «Свет». Еще три года назад организован Президентский фонд культурных инициатив.
Многие меценаты входят в попечительские советы учреждений культуры и поддерживают разные направления деятельности.
Поэтому я все же считаю, что поддержка культурных проектов растет с каждым годом. Благодаря этому НКО могут принимать участие в совместных проектах организационно и информационно.
За эти 30 лет Россия пережила немало кризисов. Научился ли, на ваш взгляд, сектор справляться с турбулентностью?
Определенно. Думаю, что наиболее наглядно это показала пандемия. НКО столкнулись с сокращением финансирования, с риском невыполнения показателей по грантам, с тем, что ухудшилось состояние благополучателей, в зоне риска оказались целые группы — врачи, пожилые люди.
И сектор справился!
Перевели старые проекты в онлайн, запустили новые, объединяли людей шить маски. Поддерживали друг друга. И тогда произошло много сетевых объединений НКО и еще крепче стала связь с органами власти — появилась федеральная горячая линия #МыВместе.
Более того, некоторые НКО так выросли, что даже пережили кризис роста. Но с этим тоже справились. Каждый кризис — это действительно урок, он показывает слабые места, напоминает о том, что нужен долгий шаг финансового планирования, системная работа с частными донорами и постоянный диалог с ними.
Мне кажется, сектор справляется с турбулентностью. Нельзя сказать, что это навсегда, и нам ничего не страшно, но сектор «натренировал» свою гибкость, умение не складывать руки, действовать, принимать вызовы, искать решения, договариваться, быть честными и продолжать работать для того, чтобы мир был добрее и справедливее.
Материал подготовлен по проекту «ПРОявления НКО: информация, смыслы, комьюнити». Проект реализует Агентство социальной информации при поддержке Фонда президентских грантов.
