В проектах Еврейского музея и центра толерантности принимают участие несколько десятков волонтеров, и они – незаменимы. Они занимаются совершенно разными вещами – от маркетинга до помощи на мероприятиях, от игры в театре до сопровождения посетителей с инвалидностью. Анна Макарчук рассказала, как сотрудничество с волонтерами строится в музее и центре и почему в масштабных добровольческих проектах так же, как и в маленьких, важен каждый человек.
Волонтер как индивидуальная инвестиция
Для нас волонтеры – это очень штучная, персонифицированная работа, а не валовая рабочая сила. Волонтер инвестирует в наш проект свои компетенции и время. И мы никогда не начинаем сотрудничество, пока не договоримся с ним о взаимообмене, не поймем, что он хочет получить для себя, помогая нам.
Если вы всегда на этапе знакомства спрашиваете, зачем человек здесь, вы, наверное, знаете ответ на вопрос: почему люди приходят в волонтерство?
Нет, я не знаю ответ на этот вопрос. Зачем люди вообще приходят в волонтерство – это такой сферический конь в вакууме. Я хочу и должна узнать, почему конкретный человек пришел к нам. И на собеседовании я добиваюсь, чтобы он тоже понял и артикулировал, что лично он ищет в этом сотрудничестве.
Мы рассматриваем волонтерство только как двустороннее сотрудничество, и обе стороны знают, почему человек пришел в этот проект. Волонтер – это член команды, сотрудник, которому мы не платим денег. И если мы не обеспечим иной, неденежный справедливый обмен, то это будет очень нестабильная ситуация: либо будет плохой результат, либо волонтер уйдет. У него должна быть сформулированная цель, и мы вместе с ним ее отслеживаем на его пути. Волонтер вкладывается в нас, а мы – в него, в его обучение, в его новый опыт. Он открывает нам уникальные возможности, а мы – ему.
Но ведь можно вложиться в волонтера больше, чем получить от него взамен…
Конечно, и так тоже бывает. Мы понимаем, что рискуем.
Но, с другой стороны, большинство наших волонтеров – молодые люди. А значит, это та самая инвестиция, которая превращается в маленькое социальное изменение. Мы же хотим, чтобы молодые люди были человечнее, компетентнее, приходили в некоммерческий сектор, ведь так? Поэтому готовы вкладывать в волонтера не меньше, чем получаем от него.
Фото: Дима Жаров / АСИ
Когда 100 процентов – не предел
Так что же важнее – результаты труда волонтера и практическая видимая польза или те изменения, которые происходит внутри него?
Важно и то и то. Более того, одно без другого получается очень плохо. Люди хорошо делают то, что считают важным. Поэтому социальный импакт в голове у волонтера, его личный персональный инсайт – это условие для того, чтобы что-то получилось. У нас в музее нет таких волонтерских задач, которые можно делать без сердца.
Вот, например, суперскилл, которым мы делимся с нашими и с волонтерами других площадок – это инклюзивное волонтерство в сфере культуры. (Центр толерантности проводит Школу инклюзивного волонтерства, методические разработки есть в открытом доступе. – Прим. ред.) Площадки бывают инклюзивными в разной степени, но даже самое инклюзивное пространство не может быть подстроено под каждого. Всегда остается некий зазор между созданными условиями и конкретным человеком с его конкретными особыми потребностями. Восполнить его может только человек. Классно, когда это сотрудник, но, например, для нашего музея с его маленькой командой это нереально. Поэтому в этой уникальной сонастройке площадки с нашими гостями с инвалидностью помогают волонтеры. Чтобы обучить их правильно помогать, коммуницировать, взаимодействовать, нужно потратить много времени и ресурсов.
Или другой наш проект – форум-театр, в котором социальные интерактивные спектакли играют не профессиональные актеры, а волонтеры. Там у каждого своя роль.
Если наш компетентный волонтер – а каждый из них компетентен в чем-то своем – уйдет, не найдя здесь что-то важное для себя, придется все выстраивать заново. Поэтому нам важно, чтобы волонтер был с нами долго, и для этого мы работаем индивидуально с каждым.
Кажется, в театре отдача очевидна, а вот прийти в музей, чтобы сопровождать человека на коляске или незрячего, это скорее усилие, чем увлечение…
Одна из наших волонтеров, которая уже долго сотрудничает с нами, у себя в университете организовала проект по обучению студентов инклюзивной коммуникации. Разве она бы взяла на себя дополнительные обязательства и стала бы это делать, если бы это не было интересно и ценно для нее?
Вы как-то в интервью сказали, что против «волонтерского рабства». Что вы имели в виду?
Во-первых, как раз вот эту добровольность – человек не должен страдать от того, что делает. А еще – что мы радуемся, когда наши компетентные волонтеры участвуют и помогают где-то еще.
Но волонтера ведь на всех не хватит: если волонтер поработает на другом проекте, то меньше сил и времени уделит вашему.
Ну, мы же не с нулевой суммой играем.
У волонтера, безусловно, есть своя жизнь, и бывают объективные обстоятельства, когда человек реально не может. Но, на самом деле, мы сталкиваемся с проблемой только тогда, когда он не хочет.
Люди – удивительные существа, для них 100% — это не предел. Человеческая мотивация и вклад не оцифровываются. Если вы, например, любите кино, то стараетесь использовать все способы, чтобы посмотреть на своего любимого актера. Это работает и здесь.
Штучный подход нужен еще и потому, что найти того человека, с которым совпадет интерес, бывает непросто. Но при этом я убеждена, что для каждого есть какое-то дело, которое сделает его счастливым, по крайней мере на каком-то отрезке пути. И я верю, что волонтерство – одно из таких дел.
Почему волонтеры уходят
Несколько лет назад Центр толерантности проводил массовую Школу волонтеров для колледжей. Что дал этот опыт?
Во многих образовательных учреждениях реализуются инфраструктурные волонтерские проекты. К сожалению, после участия в них нередко в сухом остатке – только нежелание учащихся когда-либо что-либо общее иметь с волонтерством. Нам очень хотелось это как-то изменить.
Мы пробовали интегрировать Школу волонтера в систему образования. Думали, что сможем переделать структуру, которая в образовательных организациях, к сожалению, бывает очень формальной. Но нет…
Здесь, как и везде, все зависит от человека. Если организатор волонтерской деятельности в конкретном учреждении –про людей, то мы ему и не нужны. А если нет и он работает только ради отчета, то проводи или не проводи школы волонтеров как внешняя провайдерская организация, ничем не поможешь. Поэтому мы больше не делаем такие массовые обучающие программы для учебных заведений, но много по другим направлениям работаем с педагогами.
Фото: Дима Жаров / АСИ
Возможно ли сохранить индивидуальный подход в больших волонтерских проектах?
Даже в самом большом проекте всегда есть «человек-мост» между организацией и волонтером. Волонтер всегда приходит к конкретному человеку – куратору, координатору, лидеру команды. Вот если с ним не складывается, то это печально.
Так ведь еще и внутри команды могут возникать конфликты и даже травля. Человек пришел из лучших побуждений, представляя, как все будет здорово и мы вместе будем делать добро, а получил совсем другое.
Да, и при этом человек, который в такой ситуации травит другого, в его картине мира тоже делает это из лучших побуждений. И сотрудники компаний, и волонтеры – это всегда люди, во многом парадоксальные и иррациональные. Даже у нас в центре, в нашем таком разнообразном и толерантном заведении, за его 12-летнюю историю был эпизод травли. Потом мы сделали об этом форум-спектакль, потому что нам было очень важно отрефлексировать, проработать этот опыт.
Конфликты можно порешать. А вот токсичная коммуникативная среда очень отталкивает. И если сотрудника в ней еще может как-то удерживать зарплата, то волонтер уйдет легко.
Поэтому волонтеры не должны быть брошены на произвол судьбы и предоставлены сами себе. Конечно, у них должна быть достаточная степень автономии, но в каждом волонтерском проекте должен быть человек, который отвечает за то, что происходит, в том числе за психологический комфорт его участников.
Вы сказали, что бывает такой волонтерский опыт, о котором хочется забыть. Что же такое нужно делать, чтобы отбить желание этим заниматься?
Надо скрывать от волонтера, зачем и кому это нужно, и вообще всю необходимую информацию, которая поможет ему справиться с его волонтерской задачей. Надо игнорировать его потребности и индивидуальность и ставить перед ним такие задачи, которые будут строго перпендикулярны его желаниям и интересам. Ну и самому надо стараться как можно более формально и цинично относиться к волонтерству и чувствовать себя пострадавшим от того, что вынужден заниматься организацией этой деятельности. Все это гарантировано даст результат – отвращение.
Дать волонтерству шанс
Можно ли после такого вернуть человека в волонтерство?
Можно. Сложно.
После такого калечащего опыта у человека по-прежнему остаются вещи, которые ему важны. И с возрастом, наверное, их становится даже больше. Если он найдет смысл, во имя чего должен что-то делать, место, где может этим заниматься, и – самое главное – человека, который будет для него проводником, то он может дать себе и волонтерству второй шанс.
А надо ли стараться привлекать и звать всех вокруг в волонтерство?
Смотря как звать. Это очень по-человечески – делиться тем, что нам нравится. Предлагая другому что-то, нужно уважать его границы и держать в голове возможность, что он может и не согласиться. У каждого свои причины делать что-то или не делать. Но для людей опять же свойственно считать тех, с кем мы разделяем идентичность, лучше тех, с кем не разделяем. Если мы будем осознавать эту свою особенность, которая называется «групповой фаворитизм», то сможем допустить тот факт, что если человек не волонтер – это тоже ок.
Лично я считаю, хорошо, если волонтеров будет больше. Потому что волонтер – это человек-творец. Он живет с пониманием, что от него что-то зависит, что он что-то решает и может что-то изменить. Я уверена, что такая позиция очень полезна для ментального здоровья, в отличие от противоположной позиции жертвы. И для ментального здоровья нации, конечно, тоже было бы здорово, чтобы люди вовлекались в такую работу, где они чувствуют, что полезны.
Фото: Дима Жаров / АСИ
Но вот смотрите, слова «все» и «каждый» очень похожи математически, только за ними стоят разные смыслы. Если стоит задача увеличить количество, это одно. А если стоит задача улучшить какой-то процесс и сделать классный проект – совсем другое. Волонтерство – это не про цифры. Это про смыслы, про совпадение «ключ – замок», про свою команду и про своего волонтера.
Этот материал — часть проекта «От первого лица: социальное волонтерство москвичей», который АСИ реализует при поддержке Департамента труда и социальной защиты населения города Москвы. Другие новости и статьи о московских социальных волонтерах — по ссылке.
