Что такое социальное предпринимательство, с вашей точки зрения?
Социальное предпринимательство в нашей стране – это прежде всего бизнес, который должен приносить деньги. Если он не будет приносить прибыль, то человек просто не сможет этим заниматься. Но одновременно это бизнес, который меняет нормы в обществе.
Что вы имеете в виду, говоря о нормах?
У нас, например, есть правила дорожного движения, а есть определенные нормы. Человек нарушил правила, но нормы таковы, что он просто дал денег и поехал дальше. Так вот, многие социальные проекты, с которыми я знаком, меняют нормы в обществе. Яркий пример социального бизнеса, который мне понравился, – это проект «Белкины пироги» в Ханты-Мансийске. Там человек уже три года печет пироги – сначала пек сам, а потом начал нанимать людей. С русскими он работать не смог и начал нанимать трудовых мигрантов из Таджикистана. Они не знают русский язык, и ему пришлось делать для них подробные инструкции в картинках. Он стал постепенно их адаптировать, оформлять легально, водить их в музеи и заниматься их социализацией.
Понятно, что ему это нужно прежде всего для того, чтобы его бизнес хорошо развивался.
Но он фактически занимается социализацией людей, которые больше никому не нужны. И так он меняет нормы в обществе, делает это искренне, от сердца, и люди это чувствуют. Для них это престижная работа.
Ваш бизнес меняет нормы? Какие?
Конечно.
Наша цель — изменить отношение к деревне. Даже отношение тех людей, которые там живут.
С идеей переработки дикоросов, не только иван-чая, я носился с 2001 года. Я говорил предпринимателям: нужно не продавать продукты сырьем, те же ягоды, а перерабатывать их на месте. Предлагал делать кооперацию. Потребительские кооперативы – это прекрасная модель для России. Но эта модель с плохой репутацией: в 90-е годы кооперативы брали вклады, нарушали обязательства. Но если этим займутся социально ответственные люди, с моральными принципами, это будет идеальный инструмент. Это создание рабочих мест: в летний сезон люди работают, а зимой принимают туристов.
Такой план есть, он проработан, но местные власти не понимают, когда ты про это рассказываешь, потому что у них мозги устроены по-другому. И даже если они понимают, о чем ты говоришь, они не знают, как это можно встроить в существующую систему.
Без государственной поддержки такую затею в целом регионе устроить сложно. Не то что сложно, а нереально.
Это как с туризмом: предприниматели, в целом, заинтересованы в том, чтобы его развивать, но поскольку они не знают отношения власти к этому, они этого и не делают. Ты вложишь деньги, а из-за несогласованности действий рядом построят какой-нибудь завод…
Когда мы работали над проектом «Страна Вага», то я говорил, что нужно делать стратегию развития: если мы выбираем туристическое направление развития, то, соответственно, химических заводов или предприятий по переработке древесины рядом быть не может. Даже в соседнем районе. Мы работали над этим проектом, даже получили на него президентский грант, но это оказалось никому не нужно.
Я считаю себя социальным предпринимателем, потому что мы стараемся изменить положение на территории. Создать условия для того, чтобы люди могли оставаться жить, получили работу в тех местах, где даже никогда не было ферм. Есть очень много небольших деревень, откуда люди не хотят уезжать, им там хорошо. Но официальная позиция чиновников такова: «Вас тут осталось немного, и мы тут ничего не будем делать, берите котомки и уезжайте».
Почему вы решили заняться именно иван-чаем?
Иван-чай полезен. Знакомые говорят, что дети, постоянно пьющие иван-чай, меньше подвержены простудным заболеваниям. Один пакетик чая можно заваривать три раза, в отличие от черного чая, который уже на второй раз выделяет токсины. При долгом применении иван-чай имеет явный терапевтический положительный эффект. Без побочных эффектов.
Что происходит на рынке, на который вы выходите со своим продуктом?
Проблема в том, что мы не может себя позиционировать на рынке так, как хотим. Мы делаем дорогой продукт, а маркетологи говорят, что сегодня хорошо продается только что-то недорогое. Хотя я уверен, что лакшери-сегмент всегда будет актуален. Но пробиться в этот сегмент сложно. Это особенность России, все работает только через личные связи.
Сейчас создается союз производителей, и они декларируют, что иван-чай в ретейле должен стоить тысячу рублей за килограмм. А чтобы мы нормально развивались, могли создавать участки, могли выполнять свою социальную миссию, на которую мы нацелены, наш чай должен стоить четыре тысячи. Тогда мы сможем заниматься нормальным маркетингом, делать интересную, красивую упаковку. По-другому никак. У нас штат из десяти сотрудников, которые работают постоянно. И это не считая сезонных рабочих. При минимальных зарплатах, с уплатой аренды себестоимость чая составляет как раз тысячу рублей. И это не считая затрат на маркетинг и рекламу.
Другая проблема в том, что почти весь иван-чай на рынке – это плохой продукт. Он просто невкусный. И те, кто покупает оптом такой иван-чай по 500 рублей, потом просто не берут наш чай, потому что считают, что он плохо продается. Но дело в том, что они пытаются продать плохой продукт.
Клиенты, которые попробовали наш чай, говорят, что теперь не могут пить другого.
Если раньше люди жили по принципу «мы не настолько богаты, чтобы покупать дешевые вещи», то сейчас все шиворот-навыворот. Люди настолько себя не любят, что готовы покупать китайский чай по 24 тысячи за килограмм или даже дороже, но не русский продукт. Считают, что он должен стоить дешево. С какой стати? Китай делает чай с февраля по ноябрь, а у нас только один полноценный месяц в году, когда мы можем собрать лист.
Получается, что иван-чай не может стоить дорого и не может продаваться дешево. Как вы тогда справляетесь?
Скрипя колесами. Продали, получили прибыль, сразу что-нибудь заказали, этикетки например. И снова продаем. Без роста.
Как можно было бы изменить эту ситуацию?
В России пока царь-батюшка кулаком не стукнет, ничего не произойдет. У русского человека есть удивительное свойство – ругать свою культуру и героев и пренебрегать ими. Вот греки, даже если их герой не совсем хороший, просто мифологизируют его с положительным смыслом. И гордятся своей культурой. А кто у нас ею гордится? Поэтому как это изменить – я не знаю. В отношении власти я иллюзий не питаю.
Нуждается ли социальный бизнес такого формата, как ваш, в поддержке от государства, и если да, то в какой?
Про поддержку социального предпринимательства есть хороший пример из Кореи. Есть территория, муниципальное образование, где живут люди, которые производят какую-то продукцию.
Им не выдают гранты по 300 тысяч, с которыми ты ничего особо не сделаешь, а дают средства один раз, но много.
Государство предоставляет им оборудованное место, где они сами могут упаковывать свой товар. Человек сам принес свой товар, помыл, упаковал, поставил свое клеймо, а предприятие занимается сбытом. И территория получает деньги, и человек. Получается социальный бизнес. Если бы у нас в России было бы что-то подобное, то было бы круто. Я считаю, что сельские территории по-другому развивать невозможно.
С другой стороны, если говорить о социальном предпринимательстве в целом, то кажется, что сегодня оно у всех на слуху, проводится большое количество событий, готовится федеральный закон о поддержке этой сферы бизнеса.
Мне кажется, что мероприятия для социальных предпринимателей проводят для галочки, для отчета перед чиновниками, не важно где, в Москве или в каком-то другом месте. Самое главное – чтобы пришли нужные чиновники, посмотрели и остались довольны. Я не жалуюсь, мне по большому счету все равно. Но ситуация, в целом, печальная.
Сколько бы форумов и съездов ни проводилось, ситуация с социальным предпринимательством не меняется. Закона о социальном предпринимательстве все еще нет.
Недавно мы с коллегами обсуждали, а почему его нет? Потому что, если использовать международный опыт, то те критерии, которые устанавливаются за рубежом для социальных предпринимателей, в России будут просто невыполнимы. За рубежом это бизнес, ограничивающий себя в прибыли: условно 20% оставляется на содержание организации, а вся остальная прибыль идет на несколько социальных направлений. И они полностью прозрачны, что позволяет им получать преференции.
Но у нас, видимо, в системе что-то не так, в целом. Недавно я узнал, что губернатор Архангельской области, когда где-то выступает с отчетами, то всегда приводит в пример мой проект. Но при этом я ни разу не смог попасть к нему на прием. Просто не могу пройти через бюрократические препоны.
Какие изменения уже произошли на территории, где вы работаете?
Практически все, кто с нами работал, стали делать дома иван-чай для себя. Пьют, становятся здоровее. Это круто. Мы популяризируем иван-чай настолько, насколько можем. Появилось также очень много конкурентов — производителей чая, которые посчитали, что это выгодно, раз мы этим занимаемся. Так появилось порядка десяти производителей чая в области. Это тоже хорошо, потому что появляется рынок. А формирование рынка – это очень тяжело.
Точно так же мы популяризируем русскую культуру, пусть даже через традиционную роспись. У меня есть проект по росписи платьев, и появились клиенты, которые берут себе уже не первое платье. И это достаточно известные люди в городе, они у всех на виду. Так или иначе, потихоньку происходит популяризация традиционной культуры. Проект с платьями – это пока проба. В то время как по всей России закрываются училища, в которых учили ремеслам, мы проводим мастер-классы для детей.
Основная задача – сделать так, чтобы люди обратили внимание на свою традиционную культуру, поняли, что она очень даже современна и вполне актуальна сейчас. Это не мертвая старина, которой место в музее. Чтобы люди начали ей гордиться.
То есть ваша основная цель как социального предпринимателя – это популяризация культуры?
Не совсем так. Культура – это то, что мы культивируем.
В понимании большинства людей традиционная культура – это значит ходить в лаптях и жить в избе без унитаза. Так вот мы не за эту культуру, мы за развитие традиции.
Но в рамках канона. Это не должно быть пародией на традицию, клоунадой и шутовством. Мы все, например, фанатеем от норвежского стиля. Почему это у них сохранилось? Потому что они знают, что вот эти вещи делают именно так, знают, что есть канон, и не делают пошлости, не смеются над своей культурой. Ты приезжаешь к ним и видишь такой же шкаф, как и у нас в деревнях. Но у них он красиво, органично вписан в интерьер, и они им с гордостью пользуются, а если мы поставим такой в квартиру, то это будет выглядеть нелепо. У нас потерялось понимание меры и красоты.
Чего бы вы хотели от своего бизнеса в ближайшей перспективе?
Конечно, хочется, чтобы все-таки реализовался проект, способствующий кооперации заготовщиков. У меня уже есть наработки по определенным продуктам, чтобы производить холодные напитки на основе наших трав и ягод. Даже энергетики. Я бы хотел в этих проектах выступать в роли человека, который отвечает за развитие.
С другой стороны, мне хотелось создать эскизы тканей для одежды на основе нашей традиционной росписи. Чтобы это не выглядело пошло, а выглядело стильно и красиво. Чтобы пошла мода на вещи, которые можно носить в повседневной жизни и которые так или иначе относили бы нас к нашей традиционной культуре.
Вы можете кратко сформулировать свою миссию как социального предпринимателя?
Наша миссия – показывать людям возможности нашей традиционной культуры и помогать ей развиваться.
