Интервью с Олегом Шарипковым, исполнительным директором фонда «Гражданский союз» – часть проекта Агентства социальной информации, Благотворительного фонда В. Потанина и «Группы STADA в России». «НКО-профи» — это цикл бесед с профессионалами некоммерческой сферы об их карьере в гражданском секторе. Материал кроссмедийный, выходит в партнерстве с порталом «Вакансии для хороших людей» и платформой LES.Media.
Политех, пекарни и печать
Вы закончили Пензенский политехнический институт и хотели стать инженером, но в итоге вас забросило в некоммерческий сектор. Не жалеете, что не стали инженером? Никогда не возникало желания вернуться к этому?
Иногда жалею. Желание, может быть, и было, и есть. Но как его реализовать? Назад уже, наверно, не вернешься. В детстве я увлекался электроникой, радиосвязью. Я думаю, что это вполне может вернуться как хобби.
После университета вы какое-то время работали в коммерческом секторе. Как произошло ваше знакомство с общественными организациями?
Я работал на предприятии, которое делает пекарни. Как-то раз мой начальник подошел ко мне и сказал, что есть о хорошие ребята, которые помогают беженцам и у них барахлит компьютер. И попросил помочь им. Это была Ассоциация беженцев и вынужденных переселенцев «Светоч». Я помог им, а через какое-то время они сами обратились ко мне за помощью напрямую. И так потихоньку я стал ходить к ним, разбираться в том, чем они занимаются.
В какой-то момент я понял, что по полдня занимаюсь общественной работой, а деньги при этом зарабатываю в другом месте.
За это время я уже сменил пару контор и работал заместителем директора в одной коммерческой структуре, которая занималась печатью. Мой директор в какой-то момент решил продать бизнес и уехать из России. И тогда я понял, что нужно принимать решение. Я уволился и стал полный день заниматься общественной работой. Получается, что почти четыре года общественная деятельность была моим хобби.
Что заставило вас сделать выбор в пользу общественной организации, а не найти новую работу в коммерции?
Мне показалось, что это интересно. Конторы, в которых я работал, были для меня только способом заработать деньги. Мы достигали каких-то показателей, но мне это было не очень интересно. А общественная организация – это новые люди, новые судьбы, новые проекты. Хотя я по натуре не очень коммуникабельный человек, но мне все это показалось более интересным, чем проводить всю свою жизнь на обычной работе.
Что именно показалось вам интересным?
Возможность что-то улучшить, используя технологии, и помочь большему числу людей.
На какую должность вы пришли работать в вашу первую общественную организацию?
Я пришел волонтером и со временем дорос до заместителя руководителя. Отвечал за информационную, технологическую часть работы. Начиная от написания проектов и заканчивая организацией работы с информацией. В коммерческих структурах я занимался чем-то похожим.
Разница в доходах после бизнеса была чувствительной?
На самом деле, когда я профессионально занялся общественной деятельностью, то понял, что и в некоммерческом секторе можно получать деньги и зарабатывать на жизнь. Разница в доходах была, но я сам выбрал такой путь. Моральное удовольствие от работы перевесило денежный вопрос.
«Гражданский союз»: начало
Как к вам пришла идея создать «Гражданский союз»?
В 1998 году мы узнали, что в Тольятти создан фонд, который раздает гранты некоммерческим организациям. И мы решили, что было бы хорошо организовать такой же фонд в Пензе. Интернет тогда был не развит – была только электронная почта, информацию было получать сложно. В Тольятти проходила стажировка с условием, что в команду стажеров войдут по одному представителю от бизнеса, власти и от общественной организации. Я стал представителем от некоммерческого сектора, мы туда поехали, поучились, получили комплект документов для создания фонда. По приезду мы рассказали о стажировке совету «Светоча», но после этого идея создать фонд местного сообщества начала потихоньку затухать.
В какой-то момент мне позвонил руководитель «Светоча» с предложением все-таки создать фонд и сделать меня его директором. Это было неожиданно, я никогда не был директором и не принимал никаких самостоятельных решений, а каких-то вещей я вообще не знал, например, бухгалтерии. Но меня убедили, и я согласился. Мы подготовили устав фонда и отправили проект по созданию фонда местного сообщества на Ярмарку социальных и культурных проектов Приволжского федерального округа – конкурса, который организовывал Сергей Кириенко, который тогда был полпредом президента в Нижнем Новгороде. Эта идея казалась дикой: как это, одна организация готовит проект по созданию другой организации? Но мы выиграли и получили 300 тысяч рублей. У нас было полгода на то, чтобы с нуля организовать работу. Мы стали искать сотрудников, учредителей, совет попечителей, правление, чтобы это были значимые люди.
Приходилось ходить, уговаривать, много общаться. Это был серьезный вызов для меня. В итоге зарегистрировали фонд, сняли маленькую комнатку и работали в ней втроем. Кроме трех компьютеров туда ничего больше не влезало. И вскоре мы уже провели первый конкурс.
Как вы объясняли людям, которых искали, что такое фонд местного сообщества и зачем это вообще нужно в Пензе?
Они, на самом деле, первый раз слышали о таких фондах, а многие никогда ничего не слышали об общественных организациях в принципе. Я рассказывал, что такое фонд, зачем это нужно, говорил, что это будет инструмент, который поможет поддерживать местные инициативы. Я говорил, что мы сможем объединять ресурсы, что один предприниматель сможет финансировать только небольшой проект, но если собрать десять предпринимателей, то вместе получится сделать что-то более существенное и полезное.
При этом меня никто не знал, и я тоже никого не знал. Я просто открывал газету бесплатных объявлений, смотрел у кого самая большая реклама, находил телефоны и пытался продраться через секретарей, чтобы поговорить с директорами. Это был постоянный стресс, потому что необходимых навыков у меня не было и я не очень любил общаться.
Тогда же мы получили первый грант от фонда КАФ и условия его получения были таковы, что для того, чтобы они передали нам 200 тысяч рублей, нам необходимо было самостоятельно собрать 400 тысяч. Я каждую неделю расписывал, сколько я должен достать денег, и просто сходил с ума. Смотрел на цифры и мне было страшно, где взять эти деньги? Но постепенно мы учились, работали с предпринимателями, знакомились с руководителями предприятий. Вся жизнь – борьба.
Почему, как вы думаете, эти люди проявляли интерес, когда речь заходила о поддержке местных инициатив?
Потому что на какие-то базовые, основополагающие вещи деньги есть у власти, и бизнес тоже выделял на это какие-то средства. А на то, что хочется сделать для души, для удовлетворения, денег всегда не хватает. Это и есть гражданские инициативы, когда люди говорят: «Если мы сделаем здесь это и это, то жить станет лучше». Я думаю, что люди откликались, потому что они увидели возможность давать небольшие деньги и с помощью энтузиастов делать приятные и полезные вещи, которые способны объединять сообщество во что-то целое и красивое.
Благотворительность и «неблаготворительность»
«Гражданский союз» сегодня, его функционирование, сообразуется с видением этих процессов, которые были у вас в самом начале пути?
Вы знаете, иногда я перечитываю файлы, которые я сам раньше писал, и мне кажется, что это все актуально и сегодня. О том, что такое фонды, чем они отличаются и так далее. Уже в самом начале пути мы сильно продвинулись в понимании своей работы и этого запала хватает до сих пор. Сегодня, конечно, на многие вещи смотришь по-другому, но какие-то основополагающие вещи мы верно ухватили с самого начала. Читая современные книги, которые вызывают споры, вроде «неблаготворительности», понимаешь, что уже тогда мы правильно представляли работу фонда местного сообщества. Что это не совсем общественная организация – это то, что объединяет сообщество и его ресурсы. Это организация, которая предоставляет сервис бизнесу. Это, может быть, даже самая главная задача фонда местного сообщества.
Уже тогда мы говорили, что в фонде обязательно должна лежать трудовая книжка директора, он обязательно должен получать зарплату за эту работу. Чтобы если что-то не получается, у него не было соблазна сказать, что он работает как волонтер. Это должен быть профессионал, который зарабатывает деньги именно в фонде. И чем больше денег он найдет для фонда, тем больше он получит сам. Это философия очень хорошо расписана в «неблаготворительности».
Какое влияние фонд местного сообщества оказывает на местный третий сектор с точки зрения профессионализации организаций?
Мы изначально говорили, что фонд местного сообщества заинтересован в том, чтобы ему было, что финансировать. Фонд может собрать деньги, но не будет людей, групп или НКО, которым эти деньги можно отдать. Фонд не должен работать сам, он должен поддерживать лучшие проекты на территории. Поэтому одной из задач изначально было создание рынка социальных проектов.
В 2004 году мы стали перестраиваться с финансирования муниципальных организаций и некоммерческих организаций на финансирование инициативных групп. Тогда такие группы только начали появляться, а сейчас они растут, как грибы. Каждый день можно найти новых ребят, которые объединились в группу и начали делать что-то хорошее. Эта активность в какой-то момент начала перекрывать то, что делают традиционные общественные организации. По крайней мере, в нашем регионе. И мы стараемся сделать так, чтобы такими простейшими умениями, как, например, написание заявки на грант, обладали не только НКО, но и такие группы. Мы проводим семинары несколько раз в месяц, приглашаем активистов и городские сообщества.
У нас несколько ролей. Мы – это местный грантодающий фонд, сервис для бизнеса и ресурсный центр для генерации гражданских проектов. В 2012 году, например, мы провели первый в стране Форум городских сообществ. В этом году будет уже пятый. Это инструмент, который помогает сплотить сообщество и помочь разным группам создавать проекты, которые принесут пользу многим.
Как вы оцениваете рост профессионализации сектора в регионе за то время, что работает фонд? Вы им удовлетворены или здесь еще есть над чем работать?
Мы часто задаем себе этот вопрос. Когда мы начинали, в регионе было, условно, 15 профессиональных организаций. Сегодня, в 2018 году, их количество практически не изменилось. Фактического роста нет. Понимаете, все это время мы работали в токсичной среде: законодательство, работающее против нас, постоянное ужесточение отчетности, дополнительные бюрократические препоны, повышение порога вхождения в сектор. Но несмотря на это, сколько было профессиональных организаций, столько и осталось. Хотя общее число зарегистрированных некоммерческих организаций в регионе, конечно, уменьшилось.
Я задавал вопрос совету фонда, говорил – вот, мы работаем уже 16 лет и я уже не вижу результата от нашей деятельности, мы все так же финансируем проекты, поддерживаем гражданские инициативы, проводим семинары. Мне ответили: «Ну как же, Олег, не видим результатов? Народ-то стал добрее». И это правда. Каков здесь наш вклад – я не знаю, но люди действительно стали добрее. Кроме того, в десятки, может быть даже в сотни раз, увеличились частные пожертвования, появилось множество волонтерских групп. Народ стал активнее, люди еще сильнее хотят объединяться. Это общий тренд.
Мы выявили такую тенденцию: 10% от общего числа зарегистрированных организаций делают хоть что-то, а 10% от этих организаций – это профессиональные НКО, у которых есть штат, сотрудники, политики, которые занимаются четко определенной темой. Эта формула «10-10» справедлива для многих регионов.
Вы один из идеологов создания целевых капиталов НКО. Как создание целевого капитала коррелирует с профессионализмом организации?
Ну, например, для фонда местного сообщества создание целевого капитала – это естественно. В 2003 году мы объединились в партнерство фондов местных сообществ, в которое сегодня входят 19 фондов. Мы придумали несколько принципов, по которым должен работать фонд местного сообщества. Один из принципов такой: фонд стремится к накоплению капитала. Тогда еще никто не думал о законе про целевые капиталы. Мы просто придумали схемы, как можем формировать капиталы, которые тогда еще назывались эндаументами. Разные фонды подходили к формированию капитала по-разному. Когда был принят закон о целевых капиталах, мы были полностью готовы к его созданию. Хорошо, что подоспела программа фонда Потанина, которая позволила нам сделать это правильно с точки зрения законодательства. Смотря на наши успехи, Потанин помог нам его сформировать, добавив свои деньги. Сейчас наш целевой капитал – 7,5 миллиона рублей. Уже три года подряд у нас есть возможность поддерживать гражданские инициативы в Пензе на свои деньги, никуда не бегая и ничего не прося.
Темная сторона «моды» на благотворительность
Вы активно боретесь с мошенниками и лжеблаготворителями. Как получилось, что вы оказались на передовой этой борьбы?
Мы выступаем в роли ресурсного центра и знаем все некоммерческие организации, все сообщества, знает, кто чем занимается. Однажды я пошел кататься на лыжах и встретил на перекрестке ребят, которые собирали деньги на дороге. Я подумал, что это странно, потому что у себя на территории мы знаем всех и никто так не делает. Это были первые мошенники в нашем городе. Я попросил нашего сотрудника пойти и взять у них интервью и оказалось, что эти ребята вообще не говорят по-русски. Они только мычали и тыкали в банку для пожертвований. Этих ребят мы выгнали быстро, это были совсем дикие гастролеры. Потом к нам пришли другие мошенники, которые называли себя «фондом «Аурея», и началась настоящая битва.
Мы начали этим заниматься, потому что у нас есть на это ресурсы и время. Кроме того, нам очень не нравится, когда какие-то странные ребята приходят к нам в город и начинают паразитировать на его жителях.
Мало того, что они используют наших детей, вовлекая их в преступную деятельность, они еще и обкрадывают нуждающихся, которым наши жители могли бы помочь. Это просто возмутительно.
Мы начали кампанию и на удивление, весь город откликнулся на наш призыв. К этим ребятам на улицах подходили люди и спрашивали, знают ли они, что занимаются мошенничеством. Снимали их на видео, размещали в соцсетях. Ну и, конечно, мы подключили правоохранительную машину. Это было непросто, но нам удалось это сделать.
В итоге из города мы выгнали уже три группы мошенников. Надеюсь, что четвертой не будет. Они становятся все изощреннее, пишут на нас заявления. Что мы якобы разрушаем конституционный строй, что мы иностранные агенты. Мне до сих пор приходится ходить к следователям и объясняться перед ними. Но, я считаю, что это тоже своего рода работа на будущее – эти люди впервые узнают, что такое благотворительность. Рассказывая им, как работают нормальные организации, мы делаем вклад в сообщество.
Вы говорили, что разгул мошенничества связан с модой на благотворительность, верно?
Да, я считаю, что это обратная сторона этой моды.
От чего зависит успех борьбы с лжеблаготворителями?
Мне кажется, что это напрямую зависит от сплоченности сообщества. В Пензе нам удалось поднять всех, — журналистов, общественников, активистов, простых людей, правоохранительные органы, — и донести до них, что есть такое зло и что с ним необходимо бороться. Журналисты внедрялись к этим лжеволонтерам, на них тоже потом жаловались, им угрожали. Когда общество так активно реагирует – мошенники очень быстро исчезают. В первый раз для победы нам понадобилось шесть месяцев, а во второй – уже два с половиной. Теперь, если люди видят что-то подозрительное, они сразу звонят и пишут мне, не важно, знакомы мы с ними или нет. Спрашивают: «Это правильная организация или мошенники?». Нам удается побеждать только потому, что народ объединяется. Кроме того, важны ресурсы, которые мы сами можем выделять на то, чтобы защитить наше сообщество от общих угроз.
Любители и профи
Проблема профессионализации третьего сектора существует?
Всегда есть профессионалы и есть любители. Все некоммерческие организации находятся на разных уровнях развития. Для кого-то профессионализм – это написать заявку на грант, а для кого-то – собрать целевой капитал на всю страну. Я думаю, что чем больше будет профессиональных организаций, тем больше будет настоящих, правильных экспертов. Например, среди бизнес-тренеров есть много людей, которые не открыли ни одного дела, но учат всех продажам. Так и в некоммерческом секторе полно экспертов, которые никогда не руководили ни одной организацией, не собрали ни одной копейки, но учат всех привлекать миллионы. Это шарлатаны, которые переключились на некоммерческий сектор, потому что почувствовали, что сюда тоже идут деньги, что здесь они есть.
Хорошо, а как тогда отличить шарлатана?
Это трудно. Надо его послушать, поспрашивать. Многие предприниматели прежде чем ехать на какой-то семинар, узнают, кто его проводит, кто преподаватель, какой у него бэкграунд, был ли у него какой-нибудь бизнес. Так же и некоммерческие организации, прежде чем ходить на все подряд, должны узнавать, куда они едут и что это им даст. В противном случае можно бездарно потратить время или даже получить ошибочные, вредные сведения, которые могут привести тебя к краху. Институт репутации в некоммерческом секторе востребован и его основе нужно принимать решения.
Как вы считаете, насколько остра проблема привлечения профессиональных кадров в третий сектор?
Это большая проблема. Только небольшое число организаций занимаются привлечением специалистов, даже если у них есть на это деньги. Многим, например, кажется, что специалисты к ним не пойдут. Что если к ним придет какой-нибудь дизайнер или другой специалист, то он будет в основном бездельничать, потому что у него не будет постоянной нагрузки. Такие иллюзии мешают привлечению кадров, даже если на это есть ресурсы. Кроме того, некоммерческие организации не привыкли устраивать конкурсы для специалистов и зачастую сразу берут тех, до кого смогли дотянуться. Даже мы этим грешили, у нас были абсолютные провалы с привлечением специалистов.
При этом я считаю, что для молодых людей работа в некоммерческом секторе в провинции более привлекательна с точки зрения карьеры, чем работа в коммерческих структурах. Здесь есть возможности обучения, постоянные семинары, встречи с коллегами из разных городов и стран. Большой простор для реализации собственных идей, что затруднено в региональном бизнесе. В регионах бизнес дорастает до потолка и не двигается дальше. А здесь возможен, мне кажется, бесконечный рост и вширь и вглубь, было бы желание и люди, которые могли бы этим воспользоваться. Речь, в том числе и о зарплатном росте, почему нет? Можно работать с бизнесом, помогать другим НКО, работать с сообществом. Есть множество возможностей заработать деньги для себя и своих сотрудников.
Вам, как руководителю, проще выращивать специалистов или находить готовых?
Бывает по-разному. Раньше, когда денег было мало, мы урезали расходы. А когда ты понимаешь, что можешь найти деньги и новый человек сможет тебе принести еще больше средств, то ты привлекаешь готовых специалистов. Взять какого-то узкого специалиста на какое-то направление работы может быть выгоднее, чем воспитание своего кадра.
Трудности и достижения
У вас есть немало недоброжелателей в Пензе, как вы к этому относитесь?
Я бы не сказал, что недоброжелателей полно, но да, есть ребята, которые последние два года активно работают против нас на местном уровне, пишут доносы. Из-за этого мы сталкиваемся с дополнительными проверками. Еще ни одна проверка не нашла ничего криминального. Собака лает, караван идет. Но крайне неприятно тратить свое время на такую ерунду. Сейчас мы думаем о том, чтобы привлечь юриста, который помог бы нам избавиться от этих людей, которые строчат на нас доносы.
Ваша деятельности приносит вам удовлетворение, вы довольны тем, чем занимаетесь?
Да. Мы добились очень многого. Недавно, например, у нас прошел первый семинар в собственном коворкинге. Для Пензы – это космос, ни у кого такого нет. Коворкинг хоть и небольшой, но свой. Нам теперь не надо ничего искать, думать по два-три раза в месяц, где проводить мероприятия. Я думаю, что теперь мы сможем сделать еще больше полезного, чем до этого. Я чувствую себя очень хорошо.
У вас есть планы или мечты, которые вы хотели бы реализовать в ближайшее время?
Мечта одна – чтобы в нашем целевом капитале было 30 миллионов. Тогда мы вообще не будем писать никаких заявок и будем работать только на свои деньги. Мы сможем поддерживать лучшие проекты и работать сами на эти средства – не нужно будет искать деньги на зарплаты для сотрудников.
Вам нравится работать на региональном уровне, концентрировать свою деятельность в области?
Да, нам это подходит. Мы фонд местного сообщества и работаем для того, чтобы жителям Пензы и области было лучше. И мне очень нравится наш город.
Вы замечаете, как меняется Пенза?
Да, каждый день, каждый час. Мы видим, как все меняется, как растут люди и организации. Бывают, что и умирают, конечно. Но мы ориентированы на развитие и замечаем, как то, что мы поддерживали, дает всходы. Это делает жизнь в Пензе прекраснее.
Что вы чувствуете, когда вы осознаете, что изменения, которые происходят с городом, это еще и ваша заслуга?
Наш офис находится в центре и буквально в 100 метрах то него расположена пешеходная улица. Иногда вечером я иду по ней с работы и думаю, как классно, что Пенза – это наш город. Как классно, что мы смогли поддержать так много людей и организаций, которые делают город лучше. В такие моменты я чувствую, что счастлив.
Смотреть видео
***
«НКО-профи» — проект Агентства социальной информации, Благотворительного фонда В. Потанина и «Группы STADA в России». Проект реализуется при поддержке Совета при Правительстве РФ по вопросам попечительства в социальной сфере. Информационные партнеры — журнал «Русский репортер», платформа Les.Media, «Новая газета», портал «Афиша Daily», онлайн-журнал Psychologies, портал «Вакансии для хороших людей» (группы Facebook и «ВКонтакте»), портал AlphaOmega.Video, Союз издателей «ГИПП». При подготовке статьи использованы средства по проекту «Медиаподдержка гражданских инициатив», реализуемого АСИ на средства Фонда президентских грантов.
