Представьте, вы едете в автобусе. Вдруг кто-то начинает на вас показывать пальцем и говорить, что вы – мошенница. Что вы будете делать? Ничего. Тут ничего нельзя сделать, просто не обращать внимание.
Когда на нас посыпались обвинения после проекта «Кошки Мамонова», мы объясняли, что это не так. Ситуация вышла из-под контроля, когда про нас написали в аккаунте @petr_mamonov_life в Instagram (153 тыс. подписчиков. — Прим. АСИ). Их подписчики приходили к нам в соцсети и писали в комментариях, что мы мошенники.
Другие пользователи приходили, читали обвинения и начинали в нас сомневаться. Поэтому мы стали удалять плохие комментарии, пока ситуация не разрешилась.
Закончилось все тем, что нам позвонила Ольга, вдова Петра Мамонова, и попросила закрыть сбор. Мы с ней согласились и прикрыли проект. После этого пост о мошенничестве в Instagram удалили.
Где-то мы оставили самые важные ответы, чтобы люди, которые к нам приходят, могли ознакомиться с ситуацией и понять, почему мы отказались от сбора. На собранные деньги мы купили корм и отвезли в деревню, где живет Ольга Мамонова.
Механизма защиты от обвинений в мошенничестве нет. Но нам приятно, что во время конфликта нас поддержали не только в тусовке и СМИ, но и сторонние люди.
Непонимание
Люди иногда не понимают, как работают фонды. Даже такие люди, как Мамоновы. Это интеллектуальная семья. И даже с их стороны мы ощутили, что они не понимают, как мы работаем.
Вот на нас смотрят: какие-то люди, готовы ехать за город, ловить кошек, врачей вести за 150 километров от Москвы, стерилизовать. А ради чего? Наверное, хотят собрать миллионы, упомянув семью. Мошенники!
Но если нам кто-то пожертвовал на нашу работу, то мы обязаны отчитаться. А не делая акцент на том, кто наши благополучатели, собрать деньги сложно.
Мы хотели привлечь внимание к проблеме: люди не стерилизуют животных, а они потом плодятся, это недопустимо. Это отношение: «Зачем их стерилизовать? Мы их кормим и любим же».
Фото: Emre / Unsplash
Люди не могут говорить, что любят животных, пока не заботятся о них. Сколько у вас кошек? «Ну не знаю, то 20, то 30». Кошки не мигрируют, если они пропадают, значит с ними что-то случилось. И это не только касается конкретной ситуации, это просто высветило проблему.
Хорошо, что история, в которой участвовала известная фамилия, вызвала общественную дискуссию: и об отношении к животным, и о работе НКО.
«Жертвовать нам — сложно»
Есть мнение, что на помощь людям собирать пожертвования «порядочно» и «прилично», а для животных – нет. Хотя траты у фонда такие же, если не больше: оборудования часто нет, врачей — единицы, да и вообще нельзя сказать, что ветеринария находится на подъеме. Хорошие врачи и качественная диагностика стоят десятки тысяч рублей.
Из-за таких сумм получается, что собирать на животных как-то неловко. Ну, какие-то кошки, собаки… «Вы же фонд, сами не можете?», – так считают многие.
Когда люди слышат слово «фонд», часто не представляют, как мы работаем. Не знают, что наша деятельность — некоммерческая: все деньги в фонде – это деньги жертвователей. Отсюда непонимание: «оплатите, вы же фонд, дайте денег».
А откуда у нас деньги? Благотворительный фонд развития филантропии «КАФ» проводил исследование: животным жертвуют меньше, чем бедным людям или детям. Хотя всем кажется, что мы собираем большие суммы – так работают социальные сети. Эти темы очень болезненны, пользователи делают репосты. Как итог – создается ощущение, что есть волонтерское движение, которое соберет кучу денег.
На деле волонтерское движение – это небольшое количество подвижников. Никаких больших денег нет.
Мы занимались фандрайзингом и столкнулись с тем, что все предпочитают помогать детям. Это очевидно: никто тебя не спросит, почему ты помогаешь детям. Но если начинают поддерживать животных, могут возникнуть риски и эти самые вопросы: «Почему?»
О чем говорить. Мы — фонд защиты городских животных и нам регулярно пишут: «Лучше бы детям помогали». В нашем названии заложена суть нашей работы, но при этом нам говорят, что лучше бы мы занимались другим.
Фото: Jonas Vincent / Unsplash
Поэтому жертвовать нам очень сложно. Если для «человеческого» фонда реально привлечь пожертвования на 200-300 тысяч рублей, то для «животного» фонда это достижение.
Про мошенничество и конфликты
Я не думаю, что на произошедшее с семьей Мамоновых повлияли истории о мошенничестве в благотворительности. У нас до сих пор на вокзалах в наперстки играют, что тут говорить. Мошенники были всегда и везде.
Но с обвинениями в мошенничестве, как в случае с проектом «Кошки Мамонова», до этого мы не сталкивались.
Наш фонд не боится конфликтов. В 2020 году у нас была проблема с кафе «Андерсон», но в итоге мы смогли решить ее. Мы считаем, что не нужно избегать конфронтации любой ценой.
Защитников животных критикуют за «зоошизу». А я считаю, что такое звание надо заслужить, оно просто так не выдается за спасение одной кошки. Одна из частей работы – защищать свое мнение и позицию, потому что от этого зависит жизнь животных.
У нас в фонде есть небольшие разногласия. Кто-то считает, что нужно договариваться, а я думаю, что договариваться нужно с людьми, которые хотят этого. А не с теми, кто выступает с четкой и жесткой позицией, направленной против животных, которые не слышат аргументов, которые отрицают очевидную реальность.
Не надо бояться. Если видишь несправедливую ситуацию в своей сфере, иди и доказывай свою точку зрения. Отсиживаясь или не вступая в этот конфликт, ты ничего не добьешься.
Чем хорош конфликт для НКО? Это внимание СМИ, возможность высказать свою позицию публично, привлечь сторонников, шанс общественной дискуссии. Да, ты можешь стать токсичным для каких-то органов власти, но это все происходит, как правило, не на том уровне.
Зато в следующий раз, если кто-то захочет вас просто так обвинить, начать конфликт и просто уйти, то он будет понимать, что так не пройдет.
Гласность и открытость
Наши волонтеры не собирают деньги на личные карты. Этим занимается фонд с расчетным счетом, репутацией и лицами. Всегда можно понять, кто стоит за организацией.
Есть отчеты, они формируют публичность. Она же в свою очередь влияет на доверие к организации. Это максимум, что можно сделать.
У нас был жуткий период, когда казалось, что черпаешь решетом. Можно спасти еще 800 кошек, вылечить 300 голубей, но масштабную проблему это не решит. А ты тут жизнь свою кладешь.
Фото из личного архива Екатерины Дмитриевой
У нас в принципе нет больших организаций, защищающих животных. Это либо приюты, либо совсем молодые НКО. Поэтому элемент недоверия к молодым фондам еще существует.
Вообще в зоозащитной сфере нет таких персон, имена которых были бы слышны на федеральном уровне. Такой силы пока нет, она еще не выросла.
В правительстве часто поднимают такие темы, как ужесточение уголовной ответственности за плохое обращение с животными. Это все важно. Но на самом деле нужно поднимать всего лишь один вопрос: о контроле за разведением домашних животных. Все остальное — борьба со следствием. Про причины у нас не говорит никто.
Записала Марина Некрасова
