Интервью – часть проекта Агентства социальной информации и Благотворительного фонда Владимира Потанина. «НКО-профи» — это цикл бесед с профессионалами некоммерческой сферы об их карьере в гражданском секторе. Материал кроссмедийный, выходит в партнерстве с порталом «Вакансии для хороших людей».
Что привело вас, финансиста, в некоммерческий сектор? Какие-то личные мотивы?
В некоммерческий сектор я попала случайно. Работала в комсомоле Новосибирского госуниверситета, была главным бухгалтером небольших научных фирм в новосибирском Академгородке, потом просто бухгалтером в коммерческой фирме. Муж сказал: отдохни, посиди годик. Но затосковала, даже начала болеть.
В 1996 году нашла вакансию [в СЦПОИ]: работа знакомая, зарплата неплохая. А брать не хотели. Управляли тогда организацией американки, а я на собеседовании вела себя не по-американски: к примеру, не сказала, что умею делать баланс, что для меня подразумевалось само собой. Но через неделю попросили выйти на работу.
Сибирский центр поддержки общественных инициатив основали сотрудники трех некоммерческих организаций Западной Сибири. Они провели межрегиональный конкурс грантов от Фонда «Евразия». Тогда же появилась миссия и первые связи с некоммерческим сектором в Сибири.
Тогда еще организация не имела юридического лица, слово «грант» я произносила как «гранд» и в первые два месяца думала уволиться. Но приехала из отпуска одна из матерей-основательниц Сибирского центра Кира Васильевна Гребенник. С ней стало интересно.
Потом появились новые большие вызовы: нужно было формировать грантовую систему для российских некоммерческих организаций. Занялась изучением законодательства, стала настаивать, чтобы мы зарегистрировали организацию как фонд. А первый грантовый конкурс, который мы делали для некоммерческих организаций весной 1996 года, просто покорил: мне стало интересно работать.
Как изменились люди НКО с 1995 года, когда был создан Сибирский центр поддержки общественных инициатив?
В конце 90-х много некоммерческих организаций создавалось людьми с личной болью, для решения в первую очередь своих проблем: в семье ребенок-инвалид, паллиатив… Другая сторона — часто приходили люди, которые не знали, чем заняться, зато имели в активе язык. Какая-никакая зарплата, всё же международное финансирование.
Но уже к 2000-му специалисты сектора накопили профессиональный опыт менеджмента, управления, стали востребованными и в бизнесе, и в органах государственной власти. Многие ушли делать карьеру.
И слава богу, я не очень верю, что у нас могут удержаться люди с карьерными целями. Когда приходят новенькие, объясняю: начнете с ассистента, станете менеджером, потом руководителем направления, а дальше только мое место – руководителя, которое я с большим удовольствием уступлю. Уровней карьерной лестницы в некоммерческом секторе немного, но такой разнообразный опыт, как здесь, больше не получишь нигде.
Ну разве что карьеру могут начать те, кто планирует продвинуться в политике. Я политику сильно не люблю. Считаю, что всё можно сделать на своем месте руководителя общественной организации, а во власти возможностей и свободы гораздо меньше.
Сейчас, мне кажется, в некоммерческий сектор кто-то приходит решать личные задачи, кто-то – профессионально развиваться, а кто-то – заниматься социальными изменениями. Радуют молодые люди, в том числе из бизнеса, которые не имеют личных проблем и зарплата интересует поскольку постольку, но хотят влиять на социальную политику, добиваясь справедливого общественного блага. В бизнесе им стало неинтересно стучаться головой в потолок, не было возможности для самореализации.
Если понимать карьеру как возможность профессионального роста, то в некоммерческих организациях для этого больше возможностей: больше свободы и развития навыков. Можно заниматься и менеджментом, и привлечением средств, и продажами.
Вот сейчас проблема – нет нормальной системы CRM для некоммерческих организаций: она рассчитана на бизнес, формализована, надо переделывать под себя. В целом некоммерческий сектор стал профессиональнее. Хотя он разнородный, есть еще и такая точка зрения: «Занимаюсь полезным делом, значит, все должны помочь и поддержать», —обычно исключительно финансово. Я ее, конечно, не приемлю: ни общество, ни бизнес тебе не обязаны, у них другие первоочередные задачи, как минимум ты должен сначала доказать, что действительно полезен.
Профессионализм сибирских НКО растет ведь во многом благодаря вашей организации?
СЦПОИ – и экспертная, и «практическая» организация, осуществляющая поддержку некоммерческого сектора по всей Сибири. Мы сразу развивались как сеть ресурсных центров. Думаю, если бы не мы, конкурсы для НКО появились бы гораздо позже: занимаемся ими с 1996 года.
Конечно, всё зависит от региона, от желания работать вместе. У нас в Новосибирске сектор достаточно развит. В нашем регионе зарегистрировано более четырех тысяч НКО, 1200 из которых активно работают. 15 крупных НКО работают на высочайшем российском уровне.
Но всем нужна координирующая, объединяющая сила, помощь в продвижении их интересов. Одни из наших представительств в крупных городах Сибири, работающие как независимые, смогли развиться и развить НКО в регионе, другие нет. Многое зависит от преемственности власти, и не только от первого лица, а от специалистов, которые работают (или нет) с НКО. Тюменский ресурсный центр когда-то был в нашей сетке, теперь у Благотворительного фонда развития города Тюмени своя сеть.
Иногда развитие происходит там, где мы работали давно, еще в 90-е. Например, опыт Ханты-Мансийска: была политическая воля первого лица, и люди оказались на своем месте, и опыт взяли лучший. В Кемерове тоже свой сильный ресурсный центр, но там поддержка СО НКО не развивается.
В конце прошлого года мы провели исследование, и люди назвали девять инфраструктурных организаций, оказавших большое влияние на развитие некоммерческого сектора России: две московских, остальные – региональные. Думаю, что их гораздо больше, конечно. Но люди называли нас, архангельский центр «Гарант», пермский Центр «ГРАНИ», нижегородское «Служение», Агентство социальной информации, БФ «КАФ».
Одна из задач СЦПОИ — развитие диалога некоммерческого сектора с бизнесом и государством. Удается ли находить общий язык? С кем сложнее – с бизнесом или властью?
В последнее время с властью работать проще, потому что сформулирована государственная политика по НКО с 2010- го. Мы в Сибири работали с властью, начиная с 1996 года, вовлекали ее во все наши программы. Поэтому у нас развивалась и поддержка, и взаимодействие. Мы так давно этим занимаемся, что для Новосибирской области это норма. Где-то что-то запустилось – вот ярмарку-фестиваль общественных организаций провели, здорово. А мы эти фестивали проводим с 1996 года.
В 2010 году мы стали инициатором объединения 16 некоммерческих организаций России в коалицию «Регионы», чтобы региональный аспект был учтен на федеральном уровне, это улучшило ситуацию. Но все-таки политика до сих пор двойственная по отношению к НКО. С одной стороны, Минэкономразвития и уполномоченные органы на местном уровне пытаются вывести некоммерческий сектор на значимую позицию: и законы вроде способствуют, и общественный контроль. С другой – силовые структуры и Минюст, у которых другие задачи.
За Уралом мы были самыми крупными получателями денежных средств из-за рубежа, причем деньги поступали напрямую. Международная поддержка хороша тем, что с тебя никто не требует особо внушительного количественного результата: можешь отработать технологию, попробовать, не думая, выполнишь ли «план» и добудешь ли через полгода новые деньги. Когда Минюст написал запрос нашим органам власти, как они сотрудничают с нами, те радостно ответили, что прекрасно, участвуют во всем. И нам приписали это как политическую деятельность: в июне 2015 года СЦПОИ был внесен в реестр организаций, выполняющих функции иностранного агента.
Я благодарна Артему Евгеньевичу Шадрину, директору Института социально-экономического проектирования НИУ ВШЭ, который не побоялся поддержать нас на федеральном уровне. Спустя год Сибирский центр исключили из реестра. Но это было ужасно. Помню ощущение, будто на тебе желтая звезда, ты не понимаешь, почему с тобой не хотят работать: есть объективные причины или тебя считают шпионом. Благо в нашем холдинге есть вторая организация, создали и третью. Но пришлось полностью отказаться от зарубежных денег – это тяжелый удар.
В Новосибирске по той же причине закрылись еще две НКО, а кто-то продолжает жить с этим статусом, но вынужден тоже создавать холдинги, чтобы сделать что-то хорошее. Боюсь, ситуация будет ухудшаться. Плохо, что нарушаются международные связи. Тем более, мы всегда считали: наша миссия в том числе – показать Западу, что у нас есть много хорошего, много своих подходов и социальных технологий. Для этого нужно вести совместные проекты, а мы сейчас не можем этого делать.
Сейчас еще усугубилась проблема отраслевого подхода при государственном управлении. Есть министерства, которые занимаются НКО, на них все кивают, а то, что это касается всех структур, понимают с трудом. Если с региональной властью отношения хорошие, то на уровне мэрии сейчас ничего пробить не можем. Или так: пробили необходимость налоговых льгот НКО на уровне министерства региональной политики, общественной палаты, губернатору понравилось, но столкнулись со своим региональным минфином – всё, стоят насмерть.
С бизнесом тоже сложности. Средний и мелкий занимается благотворительностью чаще всего с подачи руководителя исходя из его понимания. Крупный понимает, что в рамках корпоративной социальной ответственности надо работать с местными сообществами, развивать корпоративное добровольчество. Но говорит: «Мы же партнеры, вы тоже вкладывайтесь». А когда доходит до конечных действий, часто начинает вести себя, как заказчик: «Делайте, как мы хотим». Опять же ему удобнее оказывать адресную помощь: можно показать значимость поддержки. А с системными вещами тяжело – вкладываться в то, что имеет сильно отложенный эффект, бизнесу трудно. Пандемия это четко показала.
Но, мне кажется, всё равно он может решать определенные вещи. Если в стране нехватка кадров, надо вкладывать в обучение. Если мы хотим, чтобы не было трудных семей, надо что-то делать с пьянством, наркотиками.
Какие проблемы у НКО перед вашими глазами возникли сейчас в связи с пандемией? Насколько она осложнила работу?
Очень разный сейчас уровень проблем у разных НКО. Какие-то «мерцающие» организации, как мы их называем, которые жили от мероприятия к мероприятию, часто и штата не имея, закрыться не закрылись, но замерли и ждут, чем всё это закончится. Есть категория, которая вынужденно приспособилась, добавив себе нагрузки и проблем. Например, организации, работающие с инвалидами, не могут остановиться – у их подопечных очень быстро произойдет откат, особенно если это люди с ментальными нарушениями, и компьютерные технологии тут мало помогают, поэтому оказывают помощь на дому, скажем так, негласно.
Или такие организации, как благотворительный фонд «Солнечный город»: дети-сироты как лежали в больницах, так и лежат, и няни-волонтеры как работали, так и работают. Правда, пришлось искать деньги для оплаты такси, чтобы их обезопасить, договариваться с больницами, чтобы их по-прежнему пускали, хотя это чаще всего и не ковидные отделения.
Появились новые услуги, возрос объем запросов. В том числе от мелких НКО к крупным, чтобы крупные стали проводниками боле актуальной федеральной информации, продвигали интересы мелких. У сотрудников НКО выросла потребность в психологической поддержке.
К нам было много и других вопросов: как купить зум, как им пользоваться. Раньше было на очную встречу не собрать, теперь просят: давайте хоть в зуме встречаться, обсуждать. Удивительно: казалось бы, каждый должен «закуклиться», но общения стало в разы больше. И среди людей, и среди инициативных групп появилось желание объединяться для решения каких-то вопросов.
Как ни странно, именно пандемия показала, что построить гражданское общество — возможно. Главное, чтобы не забыли про системные вопросы. Все сейчас работают в спасательном режиме, добывают деньги на неожиданные расходы: «Солнечный город» – на такси для нянь-волонтеров, «Гуманитарный проект» – на доставку по домам лекарств для ВИЧ-положительных, «День аиста» – на поддержку приемных семей, у которых появилось много семейных проблем во время пандемии. И я думаю, это нам всем еще аукнется.
Государство со всем этим не справится, нужна помощь НКО, но и НКО нужна его помощь. Мне не очень нравится подход, который применили вначале к акции #МыВместе: не использовался организационный ресурс НКО, добровольческие организации не могли в ней участвовать, нужно было регистрировать добровольцев по отдельности.
Но есть и огромные плюсы. Акция позволила выявить огромное количество людей, готовых стать добровольцами, и перейти от заявительного принципа к выявительному. Ведь все объединились: и органы соцзащиты частично, и НКО, и просто волонтеры. Людей, нуждающихся в долговременном уходе, например, оказалось сейчас больше, чем думали, и самое главное – они перестали бояться просить о помощи. Государство сейчас поддержало и малый и средний бизнес, и НКО.
Но я считаю, что господдержку нужно распространить и в настоящий период на НКО. Нужен в первую очередь анализ, какой тип НКО пострадал больше всего, не попав в реестры поддержки [Минэка] на второй квартал 2020 года. Спортивные организации, например, просто плачут. Не работают, имущество у них муниципальное, и муниципалитеты всеми силами выжимают из них деньги, которые сейчас не хватает, всё уходит на здравоохранение.
Мы, кстати, совместно с администрацией обсудили и провели региональный конкурс поддержки НКО во время пандемии, когда чуть ли не впервые НКО было позволено просто взять региональные деньги на административные издержки – 5 миллионов, и второй конкурс в два этапа для поддержки инициативных проектов – [на] 45 миллионов.
Ваша личная миссия?
Делать так, чтобы люди могли реализовывать свои стремления к пользе обществу. Хочу, чтобы наша организация жила, развивалась, работала эффективно, результативно, вносила свой вклад в развитие некоммерческого сектора. Я разрабатываю и провожу тренинги для некоммерческих организаций, бизнеса, органов власти. Теперь это больше вопросы общего управления: как можно организовать конкурсы, как подержать инициативу – эта технология у нас разработана.
Информирую государственных и муниципальных служащих о том, что такое НКО, какая государственная политика существует. У нас есть большое желание, чтобы НКО занимались не только профильные ведомства, чтобы власть и общество поняли: это касается всех, от жителей небольшого поселка до департамента ЖКХ или промышленного строительства.
Честно говоря, иногда накатывает – руки опускаются: кажется, что мы ходим по кругу. К сожалению, слишком часто вижу «синдром чиновника» — лучше не делать ничего, чтобы сохранить себя и свое место. Если проявляешь инициативу — будешь наказан, а то и подставлен.
Если не в НКО-секторе, то где бы вы работали?
Никогда бы не пошла работать во власть, такой карьерный рост меня не интересует. Ничего не делать – это неинтересно, для меня – просто невозможно.
Наверное, могла бы уйти в бизнес, но небольшой – в крупном, на мой взгляд, всё слишком формализовано: мало творчества, мало желания быть полезными людям, обществу, стране.
Такие предложения мне приходили, но у меня команда, я приверженец СЦПОИ. Командная работа, совместные решения трудных проблем, планирование, как развиваться и развивать НКО дальше, как помогать обществу – это настоящее творчество.
Звонят из «Гуманитарного проекта»: «Спасибо, Лена, мы получили деньги на целевой капитал, первый в России для ВИЧ-организации!» Это же класс! Или слушаю Марину Аксенову, директора «Солнечного города»: «Я всё поняла, надо не просто помогать, надо, чтобы не было трудных семей, чтоб у детей была другая жизнь, чтобы родители имели работу, не пили, заботились о них». И обалдеваю: вот какие люди есть! Они и держат меня на своем месте – значит, всё не зря.
Благодаря тому, что я давно работаю, могу оглянуться и увидеть, какие изменения в людях, в обществе уже произошли. Они колоссальны – мы идем к гражданскому обществу, несмотря ни на что. Работа в НКО дает мне понимание причастности к этим изменениям, возможность чувствовать нужность и свою, и команды. Когда видишь, когда люди включаются в общее дело, как загораются у них глаза от желания быть полезными – это вдохновляет, хочется опять жить и работать.
Надеюсь, что к 25 января 2021 года, когда нам исполнится 25 лет, отремонтируем наш офис – мы его купили давно, но сейчас хочется его осовременить. Планируем собрать друзей, бывших сотрудников, которые сейчас работают в разных НКО – мы такие поставщики кадров.
Хочу вырастить себе преемника. Мечтаю, чтобы центр существовал долго, исполнив свою миссию — сделав сектор устойчивым. А потом определил новую и тоже исполнил! Очень надеюсь, что людей с общественными инициативами перестанут считать маргиналами или чудаками, как это часто бывает, [и хочу,] чтобы у них был простор для реализации.