Мне интересно, по какому принципу происходит выбор тем для документального кино?
Мне очень нравится такая формула: мы кино создаем, думая о зрителе, команде, которая это кино будет делать, и о том, как оно соотносится с нашими собственными интересами. Нужно найти для себя ответ: зачем это зрителю, зачем это людям, которые это создают, и зачем это лично мне — во-первых, как человеку, а во-вторых, как профессионалу.
Мы в самом начале думаем о том, как расширить зрительскую «воронку». Если возьмем слишком узкую тему, у такого кино, к сожалению, будущего не будет. Суть темы должна касаться каждого человека, без этого не нужно даже начинать снимать документальное кино.
В 2011 году мы сняли документальный фильм «Клеймо», который стал лучшим телефильмом фестиваля документального кино «Артдокфест». Это был фильм, посвященный ментальной инвалидности. Сама по себе тема — достаточно узкая, но если задать вопрос о том, где лежит граница нормы, кино станет универсальным, потому что все мы разные.
Когда мы снимали наш фильм «В ауте» про Соню Шаталову — девушку с аутизмом, мы тоже оставили открытым вопрос: «А кто в ауте? Может не она, а мы все?».
Какая тема получила наибольшую поддержку?
Самый нашумевший наш проект — «#Яволонтер. Истории неравнодушных». Это большой документальный проект, которому исполнилось пять лет, и который с тех пор, в общем-то, никто не перебил по объемам охвата аудитории документального кино. У нас получилось, с одной стороны, привлечь порядка 15 некоммерческих организаций, а с другой — получить всестороннюю поддержку различных министерств и ведомств. Все это позволило раскрутить фильм и добавить к нему импакт-механики, которые реально принесли пользу людям и вдохнули жизнь в волонтерское движение страны.
Одна из таких механик — обратная связь. Мы собрали более 70 тысяч анкет, диверсифицировали их по направлению волонтерской деятельности и передали в соответствующие некоммерческие организации. Это была огромная база данных из уже мотивированных людей — зрителей фильма, готовых присоединиться к волонтерскому движению.
В сущности, это был фильм не про волонтерство само по себе, а про то, как каждый из нас имеет возможность влиять на судьбу своей страны. Это тема сильно шире, чем тема волонтерства. Это я к тому, что при выборе темы нужно, с одной стороны, чувствовать вайб времени, с другой — делать ее более универсальной и понятной. Только у такого кино есть зрительский потенциал. Мы работаем для зрителей и хотим, чтобы каждый наш фильм увидело максимальное количество людей.
Ну, в этом же как раз есть смысл, если мы говорим про импакт-кино, — чтобы оно повлияло на как можно большее количество людей.
Да, все верно. У меня сейчас в работе, например, два документальных проекта. Один из них — фильм про роль поэзии в современном российском обществе. Проект называется «Сила слова». Но тема фильма — не поэзия, это слишком узко.
Фильм про то, насколько сегодня слово может быть услышано, воспринято и переработано внутри человеческого сознания.
Насколько слово может иметь действенную природу? Мы ходим по улицам, на которых, куда ни глянь, стоят бронзовые памятники великих ушедших поэтов — Пушкина, Маяковского, Есенина, Мандельштама, Блока, Высоцкого. А где современные авторы, поэты, которые формулируют наш новый культурный код, формируют смыслы времени и нас в нем? Это интересно многим.
Или, например, в 2016 году мы снимали фильм «Услышь меня». Это была первая наша картина, которую мы задумали именно как большой импакт-проект. У него была мощная медийная кампания. Это был фильм-мост: мы хотели разрушить барьер между слышащими и неслышащими людьми. Но ведь часто слышащие люди тоже глухи к восприятию друг друга. И эта тема там тоже поднимается. То есть даже в узкой теме мы нашли то, что будет касаться каждого человека.
Партнерами вашего кино всегда выступают НКО. Вы сначала тему фильма выбираете, а потом ищете, с кем «запартнериться», или наоборот?
Сначала тему всегда выбираем, а потом уже договариваемся с НКО.
Мы хорошо знаем круг различных некоммерческих организаций, которые в стране работают, но сначала нам нужно почувствовать потенциал — когда выбранной нами темой занимаются другие люди и организации. Наша задача как продюсеров — создать синергию. Если будем действовать как одинокие художники, то не получим эффективного результата. Гораздо лучше действовать в едином «поле», в которое хотели бы включаться разные партнеры.
Но здесь мы сталкиваемся с одной сложностью. Дело в том, что некоммерческие организации в России существуют в режиме ограниченных ресурсов. Все мы знаем, что проблема выгорания в НКО — это распространенная история. Поэтому иногда приходится придумывать какие-то финансовые модели взаимодействия. Например, при формировании грантового финансирования закладывать туда возможности для партнерства.
А как вам НКО обычно помогают создавать кино?
В основном несколькими вещами. Первое и самое ценное — это экспертиза на этапе выбора месседжей. Потому что, знаете, действует очень простое правило, — ни слово об НКО без НКО. Мы не пальцем в небо выбираем те месседжи, которые хотим доносить, а сначала смотрим миссии некоммерческих организаций, делаем рисерч, читаем, углубляемся. В общем, делаем все, чтобы синхронизироваться с теми целями, которые есть у некоммерческих организаций.
Во-вторых, НКО часто помогают нам найти героя. Замысел не может быть реализован без живых человеческих историй.
Но у нас существует строгое правило. Как только мы получаем месседж и героя, мы прекращаем «впускать» НКО в творческий процесс.
Они не должны иметь никакого отношения к созданию. Если мы начнем впускать в процесс съемок и монтажа людей из некоммерческого сектора, мы размоем цельность высказывания, его просто растащат на куски. Да, это высказывание станет очень объективным, но оно будет совершенно лишено творческой энергетики и той самой субъективности, которая свойственна авторскому высказыванию.
То есть тут важно балансировать, да?
Да, здесь важно балансировать, потому что если бы некоммерческие организации снимали кино самостоятельно, они бы назывались не НКО, а кинематографистами.
Как вы думаете, смотрел ли бы кто-нибудь кино, снятое НКО?
Может быть по-разному. Все зависит от концепции, таланта, глубины проработки, понимания не только как создать кинопродукт, но и как его довести до зрителя.
А как обстоят дела с финансированием документального кино?
С финансированием за последние пять лет ситуация очень сильно улучшилась. Если раньше мы могли опираться только на ресурс Минкульта, то сейчас возникло много новых институтов развития, начиная от Института развития интернета (ИРИ), общества «Знание», ПФКИ и заканчивая десятком онлайн-платформ, которые финансируют документальный контент и дают ему возможность дистрибуции.
Как думаете, с чем связано такое улучшение?
С тем, что люди хотят потреблять много контента. С тем, что государство понимает, что нужен национальный контент про нашу жизнь, наши радости и нашу боль. Мы все в большей степени начинаем существовать в рамках российского культурного кода, но это не значит, что мы закрываемся. Мы обновляемся и меняемся, а это требует переосмысления самих себя, это требует большого количества нового контента, который помогает лучше почувствовать время и себя в нем.
Вы, как режиссер, чувствуете, что россияне начали больше смотреть русское кино?
Это даже не надо чувствовать, это просто объективный факт. Если посмотреть аналитику, там будет кратный рост потребления национального контента.
Это качественный зритель? Или больше хейтеров пришло?
Аудитория всегда приходит разнородная. Во главе угла для потребителя сейчас стоит качество. То есть если раньше, например, могло заходить что-то такое среднеуровневое, то теперь человек хочет смотреть высококачественные с точки зрения производства эмоции.
Конкуренция стала очень высокой. Всего так много, что для того чтобы тебя смотрели, ты должен выдать очень качественный продукт. Сколько всего нам падает в почту: как провести вечер и что посмотреть, 95% из этого мы пропускаем. Чтобы мы вышли из дома под дождь в кино, нам должно очень этого захотеться. То же самое и в интернете. Вы заходите на любую онлайн-платформу, и на вас просто ворохом падает гигантское количество названий, тайтлов, шикарных промо с дорогим маркетингом. За всех нас и наше внимание идет очень острая борьба, понимаете?
А как тогда снимать документальное кино так, чтобы его смотрели?
Пробиться к широкой аудитории в современных реалиях можно только сформировав очень мощный пул партнеров. Если ваше кино поддержал Минкульт; если вы поставили его на онлайн-платформу; если вы создали его на пике своих профессиональных качеств; сделали ему классное промо; порезали кадры фильма на 100 вертикалок и запустили в ВК-клипы и в Яндекс Дзен; сумели выстроить классный пиар; взяли в качестве информационных партнеров заинтересованные СМИ. Только в таком случае у вас есть шанс, — не гарантия, а шанс! — что вас заметят и увидят.
Это огромная продюсерская работа, которая стоит за каждым проектом, который в итоге выходит к широкому зрителю.
Я сейчас очень провокационную вещь скажу: качество самого кино сейчас вторично. На первом месте стоят маркетинговые и промо-усилия.
Находясь в магазине, вы покупаете продукты, ориентируясь на фантик. Вы покупаете фантик и обещание того, что внутри будет вкусная конфета. Если вы ее разворачиваете, съедаете и думаете: «Господи, какая гадость», то продюсерам все равно — вы ведь уже купили конфету.
Другое дело, что при таком подходе падает лояльность зрителя к конкретной команде, а вот это уже риски. Поэтому так работать нельзя. Зрителя нужно любить и уважать.
Ну вы же не руководствуетесь вот этим правилом «вторичного кино».
Наша команда делает кино всегда на пределе своих возможностей. Другое дело, что каждому отпущена своя мера таланта. Скажем так, в целом российская киноиндустрия недодает российскому умному зрителю. Кино стало развлечением, «Макдоналдсом», причем семейного потребления.
Да, но умный зритель — это же как раз узкая категория. Если мы говорим про образовательное импакт-кино, оно как раз для не знающего зрителя.
Да, задача все-таки достучаться до обычного человека, который вообще не в контексте, ему фиолетово на те темы, которые ты там у себя в кино поднимаешь. И тебе нужно поймать его на крючок, зацепить.
Современный контент диктует свои правила: если у вас сразу на первой минуте не происходит чего-то такого, что «хватает за гланды», то, скорее всего, вы потеряете зрителя.
Мы все привыкли к экспозициям, привыкли говорить в интеллигентной интонации, плавности. В этом нужно себя, к сожалению (или к счастью), переучивать.
А вот это «схватить за гланды» — оно как проявляется в кино? Речь про какие-то насыщенные сцены, плотный сюжет?
Это что-то, что удивляет вас с первых кадров. Что-то, что выбивает вас из равновесия, вызывает дальнейшее любопытство.
Понимаете, если персонажи, герои, ситуации развиваются линейно, то они не интересны. А если вы с самых первых минут показываете парадоксальность ситуации, абсурдность, это дает повод посмотреть дальше.
Вы за минорное или мажорное настроение в кино? То есть бывает кино плаксивое, депрессивное, а бывает очень жизнеутверждающее. Вы за какой подход?
Я за вдохновляющее, жизнеутверждающее кино. Но в начале человека нужно качнуть в сторону безысходности и грусти. Понимаете, для того чтобы мы могли переродиться вместе с героем, мы должны сначала качели качнуть в несчастье, а потом уже в счастье. Если мы просто предъявим зрителю счастье, то это не будет работать.
Всегда такая схема? Сначала плохо, потом хорошо. Или бывает такое, что мы сначала начинаем с хорошо, а заканчиваем плохо?
Мы все люди, у нас существуют свои законы восприятия. Мы хотим пройти путь героя к свету. Потому что иначе это слишком больно и очень демотивирует зрителя. Так устроен человек. На профессиональном сленге это называется «изогнуть арку героя». То есть чтобы мы были очень рады за него в конце, в самом начале он должен быть полным дерьмом, понимаете?
Возвращаясь к дистрибуции, — она как-то отличается у обычного кино и документального?
Современная документалистика не может не быть авторской. Это независимые проекты, созданные не по заказу и не попадающие под законы телевизионного рейтинга. И вот это пространство независимого авторского высказывания в условиях огромных медиакорпораций должно каким-то образом находить своего зрителя и попадать к нему «ручейками». Поэтому дистрибуция у таких проектов — это всегда придумывание велосипеда.
Как вы понимаете, что отснятое кино достигло сердец, попало в точку?
Для нас основным критерием является зритель, который косяком идет на премьеру. А еще обратная связь — когда зритель подходит после показа и благодарит, говорит, что это было очень нужно, круто и важно. Еще один показатель — количество внимания со стороны средств массовой информации, которые подхватывают повод и начинают про него писать под тем или иным соусом.
Но у нас есть фишка: мы поняли, что документальное кино хорошо выпускать в привязке к определенным инфоповодам. И поэтому свои релизы мы всегда привязываем к контексту. Наш планируемый проект про поэзию выйдет в Международный день поэзии. Он не выйдет просто так. Он выйдет в привязке, и о нем напишут СМИ.
Мы все усилия — продюсерские, пиаровские, джиаровские, партнерские — нацеливаем на конкретную дату релиза, чтобы это «бомбануло».
А насколько, как вам кажется, ощутим социальный эффект после ваших фильмов?
Должен сказать, что это очень трудоемкая продюсерская задача делать так, чтобы после показа оставался «социальный эффект». Если она никем не финансируется, то это невероятно сложно, тебе зачастую просто не хватает ресурсов. Поэтому то, над чем я сейчас работаю, уже не как чистый режиссер, а как общественный деятель, — это над тем, чтобы в сфере производства контента в качестве ключевых показателей эффективности вшивался импакт и его метрики.
То есть чтобы мы отчитывались перед Минкультуры не только сдачей копии фильма в архив, а могли отчитаться количеством просмотров, качеством обратной связи от зрителя, количеством просветительских показов, специально организованных для фильма.
Мне кажется, что это было бы очень полезно для индустрии. И здесь, мне кажется, нужно форматировать продюсерское мышление людей, которые занимаются кинематографом, кассой и фестивальными наградами, чтобы они могли начать думать и над тем, какую пользу их киноконтент в итоге приносит обществу.
Следите ли вы за жизнью своих героев после выхода фильма?
Каждого из них мы держим где-то в голове, на подсознании. Периодически узнаем что-то о человеке, иногда видимся, иногда созваниваемся, держим руку на пульсе. Но иногда человек полностью пропадает с горизонта. Такое тоже бывает. У нас не стоит задачи пристально следить за каждым.
Бывали ли случаи, когда после выхода фильма разрешались проблемы ваших героев?
Соне Шаталовой из фильма «В ауте» прямо в кадре исполнилось 18 лет. Это была завершающая сцена. В конце у зрителя невольно вставал вопрос: «Сколько еще ей осталось жить?». Теперь, когда она стала совершеннолетней, было непонятно, как она будет жить эту жизнь с таким набором ограничений.
Мы выпускали фильм в 2012 году, а сейчас на дворе 2023-й. Соне уже 30 лет. Дай бог ей здоровья. То, что она жива, — это лучшее, наверное, что может быть с нашими героями. Думаю, что фильм отчасти даже и повлиял на то, что она продолжает жить.
Каким вашим документальным проектом вы гордитесь больше всего?
Думаю, что слово «гордость» — это не совсем то слово. Фильмы — они как дети. Каждый уникален по своему, у каждого из них есть своя судьба. Мы в нашей кинокомпании не претендуем на то, что создаем вечные произведения искусства, — это не так. Мы создаем арт-публицистику — публицистическое высказывание, которое работает здесь и сейчас, но все-таки созданное с определенным уровнем художественности. Насколько это доступно нашему таланту, опять же.
Это не просто журналистская работа. Это проекты, обладающие системой образов, парадоксальностью, вызывающие вопросы, а не дающие ответы.
Поэтому я каждый из этих фильмов люблю, каждый из них выполнил какую-то свою функцию в заданном периоде времени, стал пространством для высказывания и выполнил функцию катализатора общественной дискуссии. И общество после этого немного скорректировало свое движение. Не значит, что радикально, но вклад в это с нашей стороны есть.
В этом мы и видим свою миссию.
Проект «КиноКадры» реализует Агентство социальной информации при поддержке Президентского фонда культурных инициатив в партнерстве с компанией «Тайм Код Продакшн».
