Фатима Мухомеджан: «Главное — научить НКО „пользоваться“ друг другом»

В последнее время оживилась дискуссия о зарплатах в некоммерческих организациях. Как вы думаете, каким должен быть уровень доходов у сотрудников НКО?

У нас пока не сформирован рынок профессиональных менеджеров НКО. Думаю, немногие руководители или топ-менеджеры фондов сегодня прошли профессиональное обучение в социальной сфере. Мы все нарабатываем опыт и делаем первые шаги в образовании. Поэтому каждый фонд пока определяет зарплаты индивидуально.

Не так давно ко мне пришел коллега и задал интересный вопрос: «Сотрудники фонда занимаются благотворительностью или выполняют работу по найму?» Как руководитель я считаю, что это работа. Благотворительностью занимается основатель фонда, который жертвует свои деньги. Сотрудники выполняют определенный круг обязанностей, и их личный выбор — делать это за деньги.

Когда общаешься с людьми из сектора, часто создается впечатление, что они друг друга немного недолюбливают. Конкуренция в бизнесе — за деньги и за клиента — вполне объяснима. А за что конкурируют НКО?

Все всегда конкурируют за ресурсы. Любые. Столичные НКО — за рейтинги, пока еще условные, поскольку системность рейтингов только выстраивается. А в других городах часто — за финансирование.

Я много раз наблюдала за тем, как ресурсные центры в регионах конкурируют с остальными НКО — не воспринимают фонды как помощь и источник возможностей.

Если НКО не может полноценно решить задачу, за которую берется, это ведь редко «лечится» увеличением финансирования? Изначально это, скорее, вопрос компетенций, а не дефицита средств?

Безусловно. Фонды гораздо эффективнее использовали бы свои бюджеты, если бы взаимодействовали друг с другом. Приведу пример. У одной НКО есть проект по организации досуга детей-инвалидов. А другая НКО, при городском парке, развивает зону отдыха. Если они встретятся и договорятся, то смогут привлечь деньги от администрации на свои проекты и решат сразу несколько задач.

На практике «соседние» НКО часто не могут установить контакт друг с другом. Должны приехать эксперты из Москвы, провести несколько лекций и убедить активистов в том, что они друг другу не враги. И оказывается, что администрацию тоже можно привлекать, у нее есть дополнительные гранты для местных НКО, о которых потенциальные грантополучатели не имеют представления. Это общая проблема: местные некоммерческие организации «стучатся» только в Фонд президентских грантов и не способны привлечь другие средства. А деньги и потенциальные партнеры всё это время где-то рядом.

Гражданский сектор может самостоятельно прийти к системности или это произойдет только под влиянием внешней силы?

Сфера благотворительности работает пока хаотично: мы как разночинцы. Очень хочется, чтобы профессионализация стала первостепенной задачей для всего сектора. И я верю, что это произойдет изнутри и уже совсем скоро.

Кажется, это нереально, если НКО продолжат конкурировать, как сейчас.

На мой взгляд, все-таки реально. Нужно чуть больше времени. Даже за десять лет моей работы в фонде сообщество НКО сильно изменилось. Мы учимся у западных коллег, проводим большое количество конференций, обмениваемся опытом внутри страны. Одно из достижений — качество отчетности. За последние пять лет она стала более прозрачной во многих фондах.

Если сообщество вдруг осознаёт, что непрозрачная отчетность — это несолидно и некрасиво, внутри сектора возникает стимул взаимодействовать друг с другом для решения этой проблемы.

В какой помощи, на ваш взгляд, больше всего нуждаются начинающие НКО в регионах?

Главное — научить их пользоваться друг другом (в хорошем смысле). У нашего фонда есть программа «НКО-СОКРАТ» (программа реализуется совместно с Агентством социальной информации. — Прим. АСИ), повышающая квалификацию региональных некоммерческих организаций. И мы видим, что они почти никак друг с другом не взаимодействуют, это абсолютный провал. Теоретически все понимают, что нуждаются друг в друге, но договориться не могут.

Как вы проводите отбор НКО для участия в ваших программах — зовете всех или обращаете внимание на какие-то критерии?

Сначала мы приглашаем всех. Заходить на новую территорию не так просто, даже в регионах присутствия компаний холдинга. Поэтому мы собираем информацию об НКО, проводим кабинетные исследования, изучаем весь региональный сектор.

Собственными силами?

Нет, мы делаем это совместно с нашими партнерами. Мы не просто финансируем программы, которые реализует партнер, а постоянно взаимодействуем. Я тоже выезжаю на встречи, общаюсь с представителями сектора.

Затем часть организаций отсеивается: кому-то становится неинтересно, кто-то просто не готов двигаться. Наша основная задача — сформировать на местах костяк, который возьмет шефство над более мелкими территориями.

Каким требованиям должны отвечать НКО, чтобы они попали в этот костяк?

Помимо того что участники программы активно работают над своими проектами, они должны быть готовы к дополнительной нагрузке. На второй-третий год эти НКО формируют свои образовательные (просветительские) программы, выстраивают стратегию взаимодействия с другими НКО в регионе. Это двойные усилия.

Участники программы постоянно взаимодействуют с вашими сотрудниками?

Конечно. На второй-третий год активисты, которые готовы нести эту нагрузку, понимают, что миссия их НКО заключается не только в том, чтобы работать с благополучателями, но и в том, чтобы подтянуть более слабые маленькие организации и формировать партнерские сообщества.

У нас есть гранты на поездки, гранты на реализацию небольших программ местных НКО, но финансирование не очень большое — мы пошли на это осознанно. Приходишь в регион, во время стратегической сессии знакомишься с активистами, а в воздухе висит вопрос: «Дадут ли деньги?» На первом этапе им больше ничего не нужно. Получив отрицательный ответ, они теряют энтузиазм.

«Раскачать» регион совсем непросто, но работа дает результаты — иногда довольно быстро. Белгородской области понадобился всего год, чтобы заметно продвинуться. Сотрудники их ресурсного центра приезжали в Общественную палату, представляли свои проекты и выглядели совсем иначе. На последнем конкурсе Фонда президентских грантов регион стал лидером по количеству заявок, уступив лишь столицам.

Фонд принадлежит Алишеру Усманову, но и на сайте, и в отчетах упоминается «Металлоинвест» и говорится о сфере интересов компании. Границы между корпоративным и личным не очень четкие?

Бо́льшая часть бюджета нашего фонда идет на меценатскую поддержку проектов в области искусства и культуры. Остальная часть распределена между программами «Развитие регионов» и «Особый взгляд».

Первая программа работает в регионах присутствия компании «Металлоинвест». Мы осуществляем благотворительную деятельность, которая отличается от социальной повестки «Металлоинвеста», но дополняет ее. Мы добиваемся культурного диалога между регионами, даем возможность маленьким городам принимать у себя известные коллективы, например, и привозим экспертов из Москвы. А программа «Особый взгляд» занимается адаптацией среды во всей стране (не побоюсь этого слова) для незрячих и слабовидящих людей.

На сайте вашего фонда есть информация об учредителе, основателе фонда, менеджменте. Но наблюдательного совета нет. В каком случае он нужен?

Пожалуй, это решает основатель фонда. И возможно, это решение определяется уровнем доверия к сотрудникам. У нас есть Высший совет — юридический орган, который участвует в принятии решений, в подписании протоколов и одобряет благотворительные программы. Но участия в операционной деятельности совет не принимает. Мы встречаемся три раза в год и синхронизируем наши задачи.

А как фонд принимает решение о поддержке какого-то конкретного проекта?

У нас есть меценатская программа — система закрытых грантов. В России не очень любят формулировку «закрытые гранты», а в мире на уровне частных фондов это абсолютно нормальная практика. Наш фонд не принимает заявки на гранты. Решение поддержать конкретный коллектив, проект или мероприятие в области искусства принимает лично основатель.

• 

• 

• 

• 

• 

Кто еще работает по похожей схеме? С кем вы себя сравниваете?

С фондом Ротшильдов. Мы участвовали в международном мероприятии, где выступала их представительница. Когда она стала рассказывать о принципах работы, я поняла, что мы очень похожи. Они не видят никаких репутационных рисков в закрытых грантах.

А в России вы с кем-то себя сравниваете?

Я скромный человек, но здесь выступаю от лица создателя, поэтому могу сказать, что не знаю лучшего фонда. Наша задача — не возрождать традиции меценатства и мотивировать других, а показывать эти традиции в действии. Так что мы не превращаем меценатство в программность. Желание помочь идет от мировоззрения и от идеологии основателя.